Накануне и в дни испытаний

Спустя дней двадцать мне позвонили из Ижевска и доложили, что первые пушки собраны, а одну из них уже отстреляли. Но не все в порядке, нужен мой приезд.

– А в чем дело?

Директор завода уклончиво ответил, что разбираются, но пока пушка ведет себя ненормально: то ли виноваты боеприпасы, то ли что-то неладно в самой пушке.

– Вы можете наконец сказать, что не ладно-то?

– При стрельбе по мишени снаряды ложатся плашмя, - отозвался директор, снаряд в полете кувыркается.

Немедленно доложил об этом наркому.

– Лети в Ижевск, - распорядился он, - посмотри, что там происходит, сразу доложи мне.

Прилетев на завод, я собрал руководящий состав:

– Разобрались ли досконально в причинах?

Ответили уверенно:

– Неправильно сделан дульный тормоз.

– Что неправильно?

– Дульный тормоз сделан не в виде насадки, а просто просверлили отверстия в конце ствола, причем просверлили так, что они пересекают нарезы. Снаряд из-за этого теряет устойчивость и кувыркается.

После осмотра ствола пушки ответ этот мне показался верным. То мы бракуем ствол из-за какой-либо царапины, а тут нарушены все нарезы. Невольно спросил:

– А что думает по этому поводу представитель Шпитального?

– Объясняет кувыркание снаряда некачественными боеприпасами. Правда, признает, что из опытных образцов по мишеням не стреляли, лишь проверяли автоматику.

Тогда я сказал.

– Раз все ясно, давайте сделаем другой дульный тормоз. Мне пояснили:

– Решением Сталина запрещено вносить изменения в конструкцию пушки без личного согласия Шпитального. А Борис Гаврилович убежден, что его пушка - в порядке, и менять он в ней ничего не будет.

Тогда я обратился к главному конструктору завода Лавренову:

– Много ли работы, чтобы сделать у пушки другой дульный тормоз?

– Немного. Надо лишь расточить в конце ствол, тогда снаряд не будет касаться нарезов, где проходят отверстия.

– Так в чем же дело? Расточите ствол.

– А самовольное изменение конструкции?

– А вы сделайте не сорок, а сорок одну пушку. Лишнюю пустим для экспериментов. Нарушения, таким образом, не будет.

Я позвонил Шпитальному и убедительно попросил его приехать в Ижевск. Борис Гаврилович ответил неопределенно: мол, подумает. Спустя два дня мы уже стреляли из пушки, в которую внесли необходимые изменения. Снаряды по мишени ложились правильно. Значит, все легко устранимо. Снова позвонил Шпитальному, объяснил, что его приезд крайне необходим. На этот раз конструктор ответил определенно: не видит в этом нужды. Пришлось вызвать Морозенко.

– Вы можете подписать чертеж пушки с измененным дульным тормозом?

– Без Бориса Гавриловича не могу.

– Но ведь и вам ясна причина кувыркания снарядов?

Морозенко покраснел и ничего больше не сказал.

Велик был авторитет Шпитального, но в данном случае не на пользу дела.

Опять взялся за телефонную трубку, но не успел вызвать Москву, как раздался встречный звонок от Василия Михайловича Рябикова, который в это время оставался за наркома.

– Только что меня и Шпитального вызывали в Государственный Комитет Обороны, спросили, почему задерживается сдача новых авиационных пушек. Шпитальный заявил, что дело не в пушке, а в замнаркоме Новикове, который ствол делает, видимо, не из стали, а из репы. В чем действительно загвоздка?

Я объяснил Василию Михайловичу истинную причину задержки со сдачей пушек. Тогда он сказал:

– Позвоните сами в Государственный Комитет Обороны и все объясните.

Позвонил. Объяснил, какие события тут происходят. Выполнение задания зависит уже не от завода, а от конструктора, который должен приехать и подписать необходимые изменения в чертежах; без этого нельзя завершить работу, а военной приемке принять пушки и отгрузить их на авиационный завод. Просьбы приехать в Ижевск автор пушки игнорирует.

Ответили: примем меры, Шпитальный немедленно прибудет на завод.

Не прошло и суток, как с пересадочной железнодорожной станции Агрыз, что в сорока километрах от Ижевска, позвонил Борис Гаврилович и сразу стал благодарить меня за заботу о его пушке и даже предложил стать его соавтором. Не очень любезно я ответил, что сейчас не время расточать комплименты: мы ждем его на заводе. Оказалось, на станции Агрыз конструктора встретил Морозенко и объяснил, что дульный тормоз спроектирован неправильно. Шпитальный появился на заводе настроенный довольно благодушно, разговор начал на отвлеченные темы.

– Борис Гаврилович, нам надо сдавать пушку, - прервал я его.
– Подпишите подготовленный нами документ о внесении исправлений в чертежи.

Он тут же все подписал, согласившись, что в конструкции пушки допущена ошибка.

Спустя несколько дней начали отгружать пушки на авиационный завод. Задание по изготовлению 40 пушек выполнили за один месяц и 12 дней.

Несмотря на особенности характера Б. Г. Шпитального, технологическую сложность и некоторые другие недостатки пушки, в частности довольно громоздкий короб со снарядами, который затруднял установку пушки на самолеты, сама по себе она была грозным для врага оружием. Не будь на подходе пушки А. Э. Нудельмана и А. С. Суранова, мы, пожалуй, так и провоевали бы с Ш-37 и сегодня говорили бы только о ней. Войсковые испытания пушки Шпитального свидетельствовали, что с дистанции 300-400 метров можно уверенно поражать вражеские самолеты. Причем для поражения самолета противника достаточно одного попадания. Боекомплект пушки составлял двадцать снарядов. Хотя и немного, но при экономном расходовании боеприпасов, можно произвести несколько коротких очередей. Все другие имевшиеся в то время авиационные пушки поражали цели менее эффективно. Производство Ш-37 в тот период оправдало себя.

Мы получили указание первую серию пушек Шпитального выпустить в августе 1941 года. В наркомат поступила докладная записка Шпитального Сталину с его резолюцией: "т. Устинову. Нужно срочно организовать производство пушек на заводе 74. Об исполнении доложить". В Ижевске для этого практически все было уже готово. В только что построенном корпусе установили станки и оборудование. Для изготовления ствольной коробки создали отдельный участок. Между станками действовали специальные небольшие краны, которые снимали и ставили тяжелые детали. Один только короб, в котором размещали подвижные части автоматики, весил 70 килограммов.

Рабочих для изготовления деталей подобрали высокой квалификации. Они к тому же прошли и специальную подготовку. Так что хотя пушку и осваивали с трудом, но благодаря самоотверженности и мастерству тех, кто занимался ею, первые серийные Ш-37 появились к концу года. Были неполадки и сложности, связанные с уточнением чертежей и другими вопросами, но это уже естественный процесс, характерный при постановке в производство любого нового оружия. Завод полностью удовлетворил авиаторов в новых пушках, хотя выпустил их всего 196 штук. Но тут, видимо, действовали уже другие факторы. Авиаконструкторы внимательно следили за испытаниями пушки А. Э. Нудельмана и примеряли ее для своих самолетов. Пушка Б. Г. Шпитального уступала нудельмановской. В наркомате тоже понимали это. Однако потребовалось время и усилия, прежде чем на конвейер по праву пошли более совершенные пушки.

Как только закончили полигонные испытания НС-37, ее рекомендовали для принятия на вооружение. Я переговорил с наркомом, заявив, что ижевцы могут одновременно с пушкой Шпитального изготовлять и новые пушки. Устинов охладил мой пыл:

– Военные требуют, несмотря на высокие качества, переделать пушку Нудельмана и Суранова.

– Почему?

– Она сделана под снаряд с буртом, а заводы выпускают гильзы без бурта для пушки Шпитального.

– Но, убрав бурт с гильзы, конструкторы станут перед проблемой переделки уже доведенного, испытанного и оправдавшего надежды оружия.