Наказание без преступления

– Как им это удалось?
– вскричал он.

Так быстро! За девять часов, пока он спал. Как это они - расплавили золото, укрепили тончайшие часовые пружинки, алмазы, блестки, конфетти, драгоценные рубины, жидкое серебро, медные проволочки? А ее волосы? Их спряли металлические насекомые? Нет, наверно, золотисто-желтое пламя залили в форму и дали ему затвердеть...

– Если ты будешь говорить об этом, я сейчас же уйду, - сказала она.

– Нет-нет, не уходи!

– Тогда ближе к делу, - холодно сказала она.
– Ты хотел говорить со мной о Леонарде.

– Подожди, об этом немного позже.

– Нет, сейчас, - настаивала она.

В нем уже не было гнева. Все как будто смыло волной, когда он увидел ее. Он чувствовал себя гадким мальчишкой.

– Зачем ты пришел ко мне?
– спросила она без улыбки.

– Прошу тебя...

– Нет, отвечай. Если насчет Леонарда, то ты же знаешь, что я люблю его.

– Замолчи!
– Он зажал уши руками.

Она не унималась:

– Тебе отлично известно, что я сейчас все время с ним. Я теперь бываю с Леонардом там, где бывали мы с тобой. Помнишь лужайку на Монте-Верде? Мы с ним были там на прошлой неделе. Месяц назад мы летали в Афины, взяли с собой ящик шампанского.

Он облизал пересохшие губы.

– Ты не виновата, не виновата!
– Он вскочил и схватил ее за руки. Ты только что появилась на свет, ты - не она. Виновата она, не ты. Ты совсем другая.

– Неправда, - сказала женщина.
– Я и есть она. Я могу поступать только так, как она. Во мне нет ни грамма того, чего нет в ней. Практически мы с ней одно и то же.

– Но ты же не вела себя так, как она.

– Я вела себя именно так. Я целовала его.

– Ты не могла, ты только что родилась!

– Да, но из ее прошлого и из твоей памяти.

– Послушай, - умолял он, тряся ее, пытаясь заставить себя слушать, может быть, можно... Может быть, можно... ну, заплатить больше денег? И увезти тебя отсюда? Мы улетим в Париж, в Стокгольм, куда хочешь!

Она рассмеялась.

– Куклы не продаются. Их дают только напрокат.

– Но у меня есть деньги!

– Это уже пробовали, давным-давно. Нельзя. От этого люди сходят с ума. Даже то, что делается, незаконно, ты же знаешь. Мы существуем потому, что власти смотрят на нас сквозь пальцы.

– Кэти, я хочу одного - быть с тобой.

– Это невозможно - ведь я та же самая Кэти, вся до последней клетки. А потом, мы остерегаемся конкуренции. Кукол не разрешается вывозить из здания фирмы: при вскрытии могут разгадать наши секреты. И хватит об этом. Я же предупреждала тебя: об этом говорить не надо. Уничтожишь иллюзию. Уходя, будешь чувствовать себя неудовлетворенным. Ты ведь заплатил - так делай то, зачем пришел сюда.

– Но я не хочу убивать тебя.

– Часть твоего существа хочет. Ты просто подавляешь в себе это желание, не даешь ему прорваться.

Он вынул пистолет из кармана.

– Я старый дурак. Мне не надо было приходить сюда... Ты так прекрасна!

– Сегодня вечером я снова встречусь с Леонардом.

– Замолчи.

– Завтра утром мы улетаем в Париж.

– Ты слышала, что я сказал?

– А оттуда в Стокгольм.
– Она весело рассмеялась и потрепала его по подбородку: - Вот так, мой толстячок.

Что-то зашевелилось в нем. Он побледнел. Он ясно понимал, что происходит: скрытый гнев, отвращение, ненависть пульсировали в нем, а тончайшие телепатические паутинки в феноменальном механизме ее головы улавливали эти сигналы смерти. Марионетка! Он сам и управлял ее телом с помощью невидимых нитей.

– Пухленький чудачок. А ведь когда-то был красив.

– Перестань!

– Ты старый, старый, а мне ведь только тридцать один год. Ах, Джордж, как же слеп ты был - работал, а я тем временем опять влюбилась... А Леонард просто прелесть, правда?

Он поднял пистолет, не глядя на нее.

– Кэти.

– "Голова его - чистое золото..." - прошептала она.

– Кэти, не надо!
– крикнул он.

– "...Кудри его волнистые, черные, как ворон... Руки его - золотые кругляки, усаженные топазами!"

Откуда у нее эти слова песни песней? Они звучат в его мозгу - как же получается, что она их произносит?

– Кэти, не заставляй меня это делать!

– "Щеки его - цветник ароматный...
– бормотала она, закрыв глаза и неслышно ступая по комнате.
– Живот его - как изваяние из слоновой кости... Голени его - мраморные столбы..."

– Кэти!
– взвизгнул он.

– "Уста его - сладость..."

Выстрел.

– "...Вот кто возлюбленный мой..."

Еще выстрел.

Она упала.

– Кэти, Кэти, Кэти!!

Он всадил в нее еще четыре пули.

Она лежала и дергалась. Ее бесчувственный рот широко раскрылся, и какой-то механизм, уже зверски изуродованный, заставлял ее повторять вновь и вновь: "Возлюбленный, возлюбленный, возлюбленный..."

Джордж Хилл потерял сознание.

Он очнулся от прикосновения прохладной влажной ткани к его лбу.

– Все кончено, - сказал темноволосый человек.

– Кончено?
– шепотом переспросил Джордж.

Темноволосый кивнул.

Джордж бессильно глянул на свои руки. Он помнил, что они были в крови. Он упал на пол, когда потерял сознание, но и сейчас в нем еще жило воспоминание о том, что по его рукам потоком льется настоящая кровь.

Сейчас руки его были чисто вымыты.

– Мне нужно уйти, - сказал Джордж Хилл.

– Если вы чувствуете, что можете...

– Вполне.
– Он встал.
– Уеду в Париж. Начну все сначала. Звонить Кэти и вообще ничего такого делать, наверно, не следует.

– Кэти мертва.

– Ах да, конечно, я же убил ее! Господи, кровь была совсем как настоящая...

– Мы очень гордимся этой деталью.

Хилл спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу. Лил дождь. Но ему хотелось часами бродить по городу. Он очистился от гнева и жажды убийства. Воспоминание было так ужасно, что он понимал: ему уже никогда не захочется убить. Даже если настоящая Кэти появилась бы сейчас перед ним, он возблагодарил бы бога и упал, позабыв обо всем на свете, к ее ногам. Но она была мертва. Он сделал, что собирался. Он попрал закон, и никто об этом не узнает.