Наконец-то вместе

Валенте опять промолчал. Она искоса сверкнула на него глазами и взяла карту. На этот раз он вскинул обе брови и смерил ее оценивающим взглядом.

— Кажется, Джо еще упомянул, что вы как-то спасли Ли от грабителей?

Раздосадованная его молчанием, она сбросила карту, которую собиралась оставить.

— Это правда? — чуть громче, чем стоило, осведомилась она. И хотя на кухне горели только настенные бра, света было достаточно, чтобы заметить веселые искорки в его глазах. Джо взял следующую карту. Потом настала очередь Кортни. Она хотела было сбросить ее, раздраженно закатила глаза и положила на стол всю взятку.

— Джин!

— Плечи Валенте затряслись от смеха. Неуверенность и замешательство — те эмоции, которые Кортни привыкла возбуждать в других, для нее самой были внове. Ощущения оказались настолько непривычными, что девочка даже восхитилась Валенте, как первым человеком, сумевшим пробудить столь чуждые ей чувства. Однако она не поняла, что он находит таким забавным, и не намеревалась так легко спустить ему это с рук. И поэтому спокойно подняла колоду и перетасовала карты.

— Давайте внесем в игру немного азарта, — предложила она Валенте, раздавая взятки с искусством и скоростью профессионального крупье.

Втянутый в игру против воли, он медленно снял руку со спинки стула, поднял карты и лениво осведомился, одновременно сбрасывая карту:

— О какой степени азарта идет речь?

Он слишком быстро реагировал, пытаясь лишить ее равновесия и вынудить делать ошибки.

— Двадцать долларов за очко, — парировала она, игнорируя испуганный возглас Джо и тоже сбрасывая карту.

— Ты можешь позволить себе проиграть так много?

— Да, — кивнула она. — А вы?

— А ты как думаешь?

Кортни взяла карту, но помедлила, чтобы как следует рассмотреть его.

— Думаю, что вы не любите проигрывать. Не только в карты, но и ни в чем другом.

Она сбросила карту, ожидая, что собеседник попадется на удочку и выдаст что-то важное.

Но он только посмотрел на ее карту и объявил:

— Джин.

— Что?! Не верю! — воскликнула она, рассматривая раскинутые веером карты, комбинацию которых и близко нельзя было назвать выигрышной. — И что это означает?

— При двадцати долларах за очко я бы сказал, что это либо подержанная машина, либо шуба для тебя.

Кортни не знала — то ли злиться, то ли расстраиваться.

— Не нужны мне ни шуба, ни машина.

— Неужели? — вкрадчиво спросил он, подвигая ей колоду. — В таком случае почему мы играем по двадцати долларов за очко?

Кортни, не отрывая глаз от его лица, медленно подняла колоду, невольно улыбнулась и принялась тасовать. Она улыбалась, потому что находила его красивым. Потому что находила его непроницаемым, сложным, умным и, вполне возможно, опасным. Потому что находила его внушающим страх. Приводящим в трепет. Но неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее усомниться в собственном мнении. Сначала нужно услышать его ответ!

— Кстати, — осведомилась она, не спуская с него глаз, — вы сделали это, побоявшись, что если я проиграю, не смогу заплатить долг?

— Нет. Скорее всего у тебя достаточно карманных денег, чтобы покрыть все карточные выигрыши.

— Почему вы так считаете? По моей одежде судить трудно.

— Разве ты не сестра Ноа Мейтленда?

Кортни кивнула.

— Откуда вы знаете?

— Знаком с твоим братом.

Ужасная мысль поразила Кортни и заставила ее забыть о картах.

— Ноа… Ноа, случайно, не свидетельствовал против вас или что-то в этом роде?!

Валенте рассмеялся бархатистым, низким смехом, правда, чуть хрипловатым, словно подобные эмоции были для него внове.

— Нет. Несколько лет назад у нас было общее дело, и я видел тебя, когда гостил у него в Палм-Бич.

Девочка облегченно вздохнула и сосредоточилась на игре с человеком, который оказался для нее испытанием. Трудным испытанием. На удивление трудным испытанием.

Глава 43

Ли вошла в квартиру и, вешая пальто в шкаф, услышала доносившийся с кухни смех Кортни. Джо вторил ей, и громкие жизнерадостные звуки казались чужими и удивительно неуместными. Смех покинул ее дом месяц назад, в то утро, когда Логан отправился в горную хижину.

Рождество миновало два дня назад — тихое, унылое, ничем не отмеченное: ни елкой, ни украшенными лентами гирляндами, которые Ли обычно развешивала на каминной полке. Теперь на ней ничего не было, кроме стопок нечитаных рождественских открыток. Она заказала подарки по рождественскому каталогу «Нимана-Маркуса» для Хильды, Бренны, Кортни и Джо, не потрудившись вспомнить об остальных.

Мрачное молчание нависло над домом гигантским, тяжелым, густым облаком. Зловещим и одновременно ограждающим. Изолирующим. Избавляющим от необходимости говорить, выражать свои чувства и вообще признаваться в их существовании. Она больше не плакала. Не осталось ни слез, ни чувств, готовых вырваться из-под гнета тоски и ранить ее. Отныне она застыла. Онемела. Больше ей ничего не грозит. Все тихо. Спокойно. Как в могиле.

И в этот момент защитный панцирь оцепенения был разрушен смеющимися голосами. И Ли пошла на звук. Джо первым заметил ее и виновато вскочил, едва не перевернув стул.

— Хотите горячего кофе? — выпалил он. — А у нас гости. Смотрите, кто пришел…

Ли замерла на месте, застигнутая врасплох присутствием Майкла Валенте, который, похоже, устроился как дома и даже играл в карты с ее водителем и соседкой. Он медленно встал. На губах играла смущенная улыбка человека, который прекрасно понимал, что не должен быть здесь, и все же был исполнен решимости остаться на месте. Ли прочитала в его лице все это и более того, но даже не попыталась ничего предпринять. Просто стояла и ждала, пока он подойдет к ней.

Майкл поднял руку, и она хотела протянуть свою, чтобы обменяться с ним рукопожатием, но он вместо этого сжал ее подбородок, прищурился и слегка повернул ее голову сначала налево, а потом направо. И она позволила ему это, глядя прямо в глаза своими, огромными и немигающими.

Он был старым другом. Но к этому времени она уже могла перечислить все соболезнующие фразы, которыми удостаивали ее старые друзья, как истинные, так и ложные. И теперь ожидала, что он спросит: «Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке?»

Но вместо этого он опустил руку и выпрямился. Широкие плечи загораживали остальную часть кухни.

— Сто лет вас не видел, — пророкотал он, умело изображая глубокую обиду. — И вы даже не хотите спросить, как я себя чувствую?

Ли тихо ахнула. Изумление и шок сделали свое дело. Потрясенная Ли рассмеялась и протянула ему руки, но смех угас так же внезапно, как вырвался, сменившись неожиданной непреодолимой потребностью расплакаться. Но Ли взяла себя в руки и упорно растянула губы в улыбке: