Наложница огня и льда
Шрифт:
Смогу ли я жить без сияния Серебряной?
Одна створка открылась, впуская в спальню полосу света и перечеркнувшую ее тень. Следом вошел мужчина с бумажкой в руке. Сделал несколько шагов и замер, рассматривая меня удивленно, недоверчиво.
Я должна сказать то, что велел Нордан, что-то про подарок и что я полностью к услугам господина, однако не могу выдавить ни звука. Горло перехватило, и я поняла вдруг, что дрожу.
— Значит, он не пошутил, — произнес наконец мужчина и приблизился к кровати.
Включил светильник на столике, сел на край постели и протянул ко мне руку. Я инстинктивно
— Тише. Не бойся, — он говорил негромко, спокойно, уверенно. — Я ничего тебе не сделаю. Просто повернись так, чтобы я мог увидеть твое плечо. Левое.
Повернулась осторожно, вполоборота, убрала волосы со спины, продолжая наблюдать за мужчиной. Он лишь окинул узор быстрым взглядом, нахмурился.
— Действительно клеймо успел поставить. Молодец какой, — в голосе прозвучало неодобрение. — Как тебя зовут?
— Сая, — ответила я тихо.
— Из Феоссии?
— Да.
— Мне, полагаю, уже нет нужды представляться. — Мужчина поднялся.
Я села ровно, не зная, что делать дальше. Уже знакомый аромат усилился, окутывая пространство незримым облаком.
Сандал.
Тепло летнего дня. Не знойного полдня, но свежего солнечного утра, когда едва-едва показавшиеся из-за горизонта лучи согревают прохладный с ночи воздух.
— Вы Дрэйк… господин, — добавила я.
Я должна быть почтительной. Милой. Готовой угодить. Мало кто любит непокорных рабов, без конца твердил нам Шадор.
И Нордан хочет от меня того же.
— Не надо называть меня господином, — возразил мужчина.
Насколько я могу судить с кровати, Дрэйк примерно одного роста с Норданом, но шире в плечах. Короткие волосы темнее и в неверном сиянии светильника кажутся черными. В карих глазах вспыхивали и мгновенно таяли рыжие искры, словно отблеск неведомого, ускользающего пламени. Привлекательное, располагающее к себе лицо зрелого мужчины, каким обычно юные девушки наделяют своих воображаемых героев в наивных девичьих грезах. Черные брюки, жилет и белая рубашка — верхняя одежда, должно быть, осталась в гостиной.
— Давно Нордан тебя… — мужчина запнулся, вновь оглядел меня, пристально, с тщательно скрываемым удивлением, — купил?
— Сегодня.
— Ясно.
Быть может, следует повторить то, что сказал Нордан? Выказать готовность сделать все, что хозяин потребует?
Дрэйк усталым жестом провел по своим волосам, взъерошив темные пряди.
— Уже поздно, у меня был длинный и тяжелый день, и у тебя, уверен, не лучше. Поэтому разбираться будем утром. Оставайся здесь и спи спокойно. — Мужчина выключил светильник, направился к открытой двери.
Уходит?
— А… а вы? — вырвалось у меня.
Остановился на полпути, обернулся. Слегка приподнятая бровь, вопрос в глазах.
— Я… я хотела сказать, что вы… вы не будете… спать… здесь? — с каждым новым словом мой голос звучал все тише. Не верю, что я действительно спрашиваю, где Дрэйк намерен провести остаток ночи.
Разве мне не все равно?
— В доме полно гостевых спален.
Все равно. Этой ночью меня пощадили, исполнение приговора откладывается. Пусть это лишь жалкая отсрочка неизбежного, но я рада и такой малости. Только даритель ожидает иного и неизвестно, что
последует утром за невыполнение приказа.— Нордан, он…
— Я сам с ним поговорю. В этой комнате тебя никто не тронет. Спокойной ночи, Сая. — Мужчина улыбнулся, сдержанно, уголками губ, и вышел.
Закрыл дверь.
Спустя несколько минут сочившийся из-под створки свет погас.
Я ждала. Тикали часы, отмеряя время по капле. Танцевала за окном ночь, пронизанная лунным сиянием и дыханием слабого ветра. И я решилась. Встала с кровати, подбежала к двери, тихо приоткрыла. В гостиной темно и пусто.
И впрямь ушел. Оставил без присмотра в своих апартаментах незнакомку, рабыню, которую сегодня увидел первый раз в жизни. Не прикоснулся. И даже спокойной ночи пожелал. Странный этот Дрэйк.
Закрыв дверь, я приблизилась к окну спальни, толкнула высокие створки, распахивая их шире. Опустилась на край подоконника, протянула руку наружу.
Казалось, с прошлого раза миновала вечность. Я не решалась обращаться к Серебряной ни во время поездки, ни у Шадора. Ученицам не разрешалось использовать сияние вне стен храма и без руководства наставниц, но все мы иногда баловались в тиши и уединении ночного сада, наблюдая с восторгом, как подчиняются движению мысли и пальцев полупрозрачные серебряные капли, как собираются порой в целые искрящиеся ручейки.
Жрицы Серебряной строго хранили секреты своей госпожи. И мы, не прошедшие посвящение божественные сестры, не ведали многого из того, что предстояло нам узнать после церемонии. Однако с первого дня нам рассказывали о необходимости держать наши знания, наши возможности, само наше существование в тайне. Истинной жрице лучше умереть, чем раскрыть секреты богини недостойным, чем позволить использовать не только свое тело, но себя в чужих неправедных интересах.
Над моей раскрытой ладонью вспыхнула крошечная серебристая звезда. Одна, вторая, третья. Они закружились в воздухе, слетаясь и разлетаясь в ритмах звучавшей в моей голове музыки.
Даже не одна ночь — несколько минут боли, по моему согласию или против моей воли, и Серебряная отвернется от меня, как отворачивалась от других падших жриц. Как отвернулась от моей мамы. Мама говорила, что она сама сделала этот выбор и никогда не жалела о принятом решении. За меня же выбор сделал кто-то иной. Теперь уже не имело значения, боги ли, судьба ли или всего лишь несчастливое стечение обстоятельств. За меня решили и решат снова.
Как я буду жить после? Смогу ли?
Я поймала звездочки в ладонь, сжала и вернулась в кровать. Накрылась одеялом и постаралась не плакать. Только не получилось, слезы все равно потекли упрямо по щекам, оставляя мокрые пятна на подушке.
Глава 2
Где-то глухо шумела вода.
Сначала казалось, будто плеск доносился издалека, но, медленно, неохотно выбираясь из мягких кошачьих лапок сна, я поняла, что вода шумела в соседней комнате.
Постель широкая, удобная, мягкая. Не тощие, брошенные прямо на пол матрасы, на которых приходилось спать у Шадора. Не тонкие дорожные плащи, которые нам выдавали на время поездки.
И если потянуться, раскинув руки, то все равно не удается ухватиться ни за один из краев.