Нам не прожить зимы (сборник)

T = F(t).

Еще большую сложность представляет описание такого крайне редко входящего в уравнение f(я) = текстчлена, как гений (Г).Отдельные источники указывают на некоторые необходимые признаки наличия Гв функции f(я),например:

Г и З = несовм.,

где Зобозначено злодейство.Однако, даже если считать верным, что отсутствие Зв яесть необходимый признак существования Гв этом я(что опровергается многими случаями), то признака достаточного мы до сих пор не имеем. Существует, впрочем, мнение, что использование коэффициента Гв уравнении текст = f(я)правомерно, если тексти сочинениев целом не зависят от времени t;

текст = текст

при

t (стремится) хрен его знает куда.

Однако проверить это утверждение в тех случаях, когда я(«автор») еще, черт бы его драл, жив, практически невозможно.

Наконец, многие считают, что наличие Гнесомненно, если Божественное Назначениене равно 0. Но это утверждение представляет собой тождество и порочную попытку определить одно неизвестное через другое, что передовая наука отвергает.

Эта самая передовая наука в последние годы склонна, чтоб она провалилась, и Т, и Г, иеще многие прежде вносившиеся в рассматриваемое уравнение величины – такие как труд (ТР), удача (У), здоровье (ЗД) – умножать на коэффициент КСС (критическое свободное слово).Введение его в формулу сочинения значительно упрощает задачу, и мы получаем:

текст = f(я) = КСС {Г(при t любом) + [T = F(t)]+TP+ У+ ЗД}(я).

Итак, мы можем описать сочинение –как процесс, так и результат – неопределенным (совершенно, гадство, неопределенным) уравнением со многими (и еще далеко не всеми) неизвестными и одним коэффициентом, хорошо известным многим из нас, который, если он равен нулю, приравнивает к нулю и весь многочлен. Если же учесть, что указанный коэффициент, мать бы его так, почти всегда равен именно нулю, 0, zero,то…

В общем, хватит, пока вы вместе со мною совсем не офигели и не запустили этой занимательной арифметикой в угол.

Хотя… Что-то в ней есть. Как во всякой науке: начинается вроде с чистой ерунды – циферки, буковки, значочки, искры сыплются между шарами, и пахнет хорошо, железяка светится в темноте – а потом как даст!..

Но до Чернобыля доводить не будем. А будем считать, что все понятно насчет автора, героя-рассказчика, текста и так далее.

И вернемся к делу.

И за большие заслуги в деле… ну, в общем, в нашем деле, герою-рассказчику присвоим почетное наименование.

Назову тебя И.

Нет, лучше № 1.

Потому что теперь все стали своих героев называть инициалами, мода пошла, почему-то вспомнили «господина N» и другие классические обозначения.

Значит, воспользуемся номером.

8

А получается-то г-н № 1 весьма несимпатичным.

Всячески декларирует свою ни с чем не сравнимую нравственность. Карьеру она ему сделать не позволила – пришлось бы, видите ли, поступаться своими принципами, манипулировать людьми, принимать себя и окружающее всерьез, отказаться от столь органически ему присущей наивной иронии. Вы, значит, возитесь как хотите, а я в сторонке ухмыляться буду. И при этом страшно обижается, когда получает в ответ – ну стой, мы себе другого найдем, он нас замотает, но и себе жилы рвать будет, а не посмеиваться. Надувает губы: я-то сам про себя могу сказать, что дурак и шут, но почему же вы соглашаетесь?

То же самое и с творчеством так называемым. Очевидно, стремится к осуждаемому самим же идеалу – и рыбкой перекусить, и присесть удобно.

Как-нибудь так устроиться, чтобы жить как добропорядочный мещанин, в достойном лицемерии и со всеми приличиями, а талант не зарыть и равняться в нем с пропойцами, бездельниками, настоящими злыднями и прочей гениальной дрянью.

Предлагать рукоплещущему человечеству прописи, рисунки домиков и собачек, любовь, одной левой побеждающую смерть, торжество добра, только что разбившего свой кулак о морду зла, – и жутко расстраиваться, обнаружив все это уже имеющимся в букваре.

При этом с отвращением и даже ненавистью плевать в сторону тех, кто заплатил за умение создавать готовностью разрушать – себя, свою мораль и жизнь, жизнь близких и так далее, вплоть до всего мира включительно. Фу, как нехорошо! Тот был жуликоват, тот растлитель, а этот, современник, и вовсе только вид делает, что исчадие, а на самом деле хитрован и карьерист…

А вот сам № 1 – лапочка.

Пожалуй, извиняет этого господина только одно: уже упомянутое происхождение. В мирном обывательском семействе вырасти нечто действительно экзотическое вряд ли могло. Отклонение от заурядности незначительное, а результат плачевный: раздвоение в чистом виде.

Среди хороших скучно, среди интересных противно.

К «Герою нашего времени» приписать бы хэппи-энд… И еще – убрать мерзкую эту историю с издевательством над Грушницким, гадость же. И в конце Максим Максимыч, сам герой, Мэри и эта… как ее… ну, черкешенка… то есть она, кажется, и была Мэри… или Мери… в общем, скачут к горизонту.

9

Впрочем, что ж происхождение? Генетикой все объяснить можно, семьей и школой, но неприятное чувство к этому № 1 остается. Снисхождения он, конечно, заслуживает, тем более что никому, в общем, большого зла специально не делал, только брюзжит да с собой разбирается. Но в общем тип не из привлекательных со всеми его моральными кодексами, прозрениями в рамках умеренности и – забыли упомянуть – сентиментальной до слюнявости любовью к животным. Он такой ТЕПЛЫЙ! – говорят о нем даже симпатизирующие ему (немолодые тетки в основном). Забыв – а может, и не зная, – что не горячего и не холодного, а именно ТЕПЛОГО ИЗБЛЮЮ ИЗ УСТ СВОИХ…

10

Правда, в той считалке мы пропустили короля и королевича. Этому можно дать такое объяснение: титулы иностранные, а наш № 1, будучи с детства низкопоклонником и космополитом, с наслаждением вслушивавшимся в хриплое эхо дальней жизни, в зрелом возрасте стал патриотом – оставшись, как ни странно, и западником, еще одно проявление шизофрении. Поэтому ни о какой перемене географии и возможном достижении там высших степеней не помышлял. То есть если только бежать придется, от большой беды и под угрозой…

Но в то же время «король» и «королевич» в его системе понятий и соответствующих им условных терминов присутствовали.

Слово «король» он употреблял – главным образом мысленно – в том переносном смысле, в котором существовали дошедшие из его полного вычитанных мифов детства «нефтяные короли», «короли джаза» и Беня-Король. Сам он ни в мечтательных и жадных подростковых годах, ни в летах вполне сознательных и даже еще позже, немолодым человеком, совершенно не замахивался на королевский титул, правильно предполагая, что за королевство надо немало заплатить – может, самой жизнью или, по крайней мере, серьезными событиями, судьбой. А к этому он, как уже сказано, не был готов в силу своей умеренности, неприятия крайностей. Нет уж, думал он, читая художественную литературу сверх программы вместо приготовления урока по тригонометрии, таская из сахарницы куски рафинаду, – лучше обойдусь без памятника с бронзовой шляпой, чем на дуэли меня убьют. Удивительна, не правда ли, такая трезвость в тринадцатилетнем человеке? Но что было, то было, нам достоверно известно.