Нам не страшен Хуливуд

Однако нигде не было упоминания о том, что, согласно специальному решению обвинения, тело решено было сохранить с тем, чтобы использовать в качестве вещественного доказательства в ходе предстоящего процесса или, возможно, процессов.

Адвокаты, представляющие интересы обвиняемых, инициировали в суде процедуру, препятствующую обвинению снабжать прессу информацией, порочащей их подзащитных. К этому времени уже были опубликованы подробные описания сатанистских оргий, которые имели место в подвале у Карла Корвалиса. Судья Барлингем удовлетворил соответствующий иск.

Всех пятерых обвиняемых подвергли психиатрической экспертизе. Далее обвинение предприняло попытку расщепить единый процесс на три. Братьев Корвалис должны были судить вдвоем. Янт и Фирс образовывали другую пару. Ричи шла под суд в одиночестве. Стратегия обвинения была ясна и сводилась к принципу "разделяй и властвуй". Тем более, что обвиняемые внезапно утратили склонность к сотрудничеству с обвинением и, напротив, начали относиться друг к другу вполне лояльно.

Адвокаты обвиняемых настойчиво боролись против разъединения дел. Судья Барлингем решил передать этот вопрос на усмотрение председателя суда, которого назначат после того, как и если Большое жюри признает доводы обвинения достаточными.

Все это, правда, не касалось Шарлотты Ричи, которая, будучи несовершеннолетней на момент совершения предполагаемых преступлений с ее участием, подпадала под юрисдикцию особой комиссии по делам несовершеннолетних преступников.

Пятнадцатого июля Большое Жюри признало обвинения достаточными. На шестое августа было назначено открытие процесса. Председателем суда в конце концов избрали самого Барлингема. Регулярные слушания должны были открыться два месяца спустя. К этому времени судья Барлингем распорядился о раздельном суде над братьями Корвалис применительно к четырем из общего числа в четырнадцать убийств, причем одним из этих четырех стала расправа над Лим Шу Док. Поскольку Янт и Фирс в этих убийствах не участвовали, им предстояло держать отдельный ответ за два убийства, роль в которых братьев Корвалис была пассивной. Однако позднее должен был состояться и сводный процесс по обвинению в преступном заговоре с целью совершения серии убийств, и главное внимание в ходе этого процесса должно было быть уделено убийствам, в осуществлении которых активно участвовали все четверо мужчин и Шарлотта Ричи.

Процесс был назначен на январь. И должен был затянуться, как минимум, до начала марта.

Освещение событий в прессе продолжалось. Уистлер просмотрел свежие номера «Таймс», еще не перенесенные на микропленку. Если не считать одно-двухдюймовых заметочек, всякие упоминания о суде над братьями Корвалис исчезли со страниц «Таймс». Правда, 10 июля текущего года было помещено извещение о смерти Мэйбл Путнем, тетки главных обвиняемых.

И вдруг в сегодняшнем номере Карл Корвалис опять попал на первую полосу. Он объявил, что уверовал в Иисуса Христа и готов во всем покаяться.

Антисептическое убожество морга вечно напоминало Уистлеру общественные туалеты на станциях нью-йоркского метрополитена. Холод и мерзость. Голые стены, не несущие на себе отпечаток человеческого тепла, вбирающие в себя исключительно людскую боль.

Он прибыл сюда кое с какими гостинцами в те унылые ночные часы, когда здешний смотритель наверняка обрадовался бы всякому посетителю. Он принес два больших сандвича, в которых вместо хлеба была использована маца, и два пластиковых стаканчика с кофе.

– Меня зовут Уистлер, – представился он дежурному, уткнувшемуся в разложенный на коленях журнал, на цветном развороте которого ослепительной красоты девица широко раздвинула ноги, давая наглядеться каждому, кому приспичило.

– А меня зовут Чарли, только сказать мне нечего.

– А я принес вам сандвич.

– Ну, от такой взятки отказаться просто невозможно. – Чарли захлопнул журнал и спустил ноги в туфлях со стола на пол. – У меня, знаете ли, скользящая шкала взяток, – сказал он, разворачивая сандвич. – Два доллара за невинные вопросы типа "Почему это ты, парень, здесь работаешь?". Пять долларов за вопросы посерьезней. Например, не попадалась ли мне рыжеволосая женщина в одной черной туфле. Десять долларов, если вам охота поглазеть на жмуриков. Двадцать пять, если невтерпеж к ним притронуться. Пятьдесят, если хочешь побыть наедине с покойницей полчаса.

В одной руке он держал сандвич, а в другой сжимал карандаш, которым жестикулировал.

– И много поступает подобных просьб? – поинтересовался Свистун.

Чарли откусил от бутерброда зубом в серебряной коронке и пометил что-то в настольном блокноте.

– Да уж, – еще толком не прожевав, пояснил он. – У вас бы глаза на лоб полезли.

Он подмигнул из-под очков, линзы которых были толщиной в бутылочное донце.

– Действительно много?

– По-разному. А как это вы не сообразили принести кофе со взбитыми сливками? Или вам неизвестно, что он лучше всего идет под такие сандвичи?

– А кто-нибудь забирал отсюда тело на некоторый срок?

– Мы тут, знаете ли, пиццей не торгуем. И по коробкам ничего не раскладываем.

– Я хочу сказать, кто-нибудь со своим транспортом.

– Чтобы одолжить у нас труп? Странные мысли приходят вам в голову.

Чарли отложил в сторонку сандвич и потянулся к телефону.

– Не надо нервничать, – сказал Свистун. – Я ведь не собираюсь просить, чтобы вы одолжили труп мне. Я спрашиваю только о том, не делал ли этого кто-нибудь ранее. Возможно, кто-нибудь, кто не является в этом заведении таким уж чужаком. Кто-нибудь типа Вилли Забадно?

– Я рассматриваю это как вопрос. Следовательно, вы должны мне двадцать пять баксов.

– Вы не ответили насчет Забадно.

– Он попал в аварию. И смерть все списала.

– А если поподробней?

– Вы хотите, чтобы я дурно высказался о мертвом?

Свистун достал свой портфель рискованных инвестиций. Сверху в пачечке красовались полсотни. Глядя на эту пачку, можно было решить, будто капиталец и впрямь изрядный, хотя на самом деле внизу лежали доллары по одному, переложенные разве что парой пятерок.

– Ответ, на который вы рассчитываете, обойдется вам побольше чем в пять долларов, – заметил Чарли.

– Это я уж сам решу.

– Вы должны понимать, что любой, кто так или иначе связан с нашим делом, получает массу конфиденциальной информации, однако именно потому, что от него ждут предельной скромности.

– А вы хорошо знали Вилли Забадно?

– Вилли был недостойным человеком. И я практически не знал его.

Свистун кивнул и, чтобы подбодрить Чарли, переложил пачечку из одной руки в другую.

– По слухам, Вилли был малость не в себе. И даже более того. По слухам, Вилли искал утешения у трупов.

Произнеся это, Чарли брезгливо поджал губки – хотя трудно было определить, от отвращения или от волнения. Настанет времечко, подумал Свистун, и однажды дождливой ночью Чарли примется нашептывать ласковые слова на ухо какой-нибудь юной утопленнице или самоубийце.

– Вилли сидел за тем же столом, что и вы?

– У него был свой ящик, а у меня свой.

– А свой ящик он держал запертым?