Нам нужна… революция
Шрифт:
— Если я узнаю, что в Тарноге снова появятся эти банкиры, ты у меня не просто с треском вылетишь… — И, подняв злые глаза на растерявшегося от этой вспышки негодования Мельникова, спросил: — У тебя всё?
Архутик возвращался в Тарногу несколько обеспокоенный круто изменившимся к нему отношением со стороны Солдатенкова. Но скребло по сердцу другое — то, что начальник охотуправления и старший егерь начали понимать друг друга. А этого как раз и нельзя было допустить. И здесь выход только один — заставить Солдатенкова изменить своё мнение в отношении Мельникова, чтобы затем старшего егеря уволить.
Тем же вечером Архутик долго сидел на телефоне, прежде чем дозвонился до Скоробогатько. Александр Иванович понял его с полуслова и, рассмеявшись
На открытие осеннего охотничьего сезона в Тарногский городок шумно съезжались гости. Центральная площадь, где находились здание районной администрации, гостиница, Дом культуры, универмаг, сплошь была заставлена иномарками. Особенное оживление царило в магазинах, с прилавков которых сразу же исчезли дорогостоящая водка, коньяк и вино.
Некоторая нервозность ощущалась и в конторе районного охотоведа. Егеря готовились принимать не столько гостей, сколько начальство. Мельников копался в моторе своего старенького ГАЗ-66 — с утра вдруг потекло масло. Он и не заметил, как из подкативших джипов вылезли московские банкиры Скоробогатько и Пономаренко, а вслед за ними начальник охотуправления Солдатенков. Их уже с улыбкой встречал Архутик. Но Валерий Дмитриевич лишь перекинулся с ним парой слов и тут же направился к Мельникову. Тот его тоже увидел и, захлопнув капот, вытирал руки ветошью. Однако Солдатенков здороваться с ним за руку вовсе не собирался.
— Что ж, Валерий Иванович, — тоном соболезнования проигравшему в карты проговорил он, — как я и предполагал, все ваши обвинения в адрес Архутика оказались постыдным оговором. А такого я не прощаю…
В тот же день Мельников подписал заявление об уходе.
Виталий Ламов оказался человеком молчаливым и робким. Среднего роста, худощавый и серьёзный. Вернее даже — озабоченный, с той затаённой грустинкой в глазах, которая отличает людей крепких духом и философского склада ума. Когда-то Ламов работал в лесхозе, но в 1989 г. его укусил энцефалитный клещ, парализовало правую ногу, и с тех пор он инвалид III группы. Однако хотя и прихрамывает, да охотой всё равно увлекается. Правда, охотится редко, и дело тут вовсе не в его здоровье. Лицензий районный охотовед не даёт, обвиняя охотников постоянно в одном — не выполняют биотехнических мероприятий. По утверждению же Ламова, он, невзирая на болезнь, и солонцы из года в год организует, и сено заготавливает для лосей, и площадки подкормочные засевает вместе с Поповым, Горчаковым и другими. Один раз до ругани у них с Архутиком дошло, тому пришлось поднять документы, нашёл все справки о выполняемой ими биотехнии и выдал одну лицензию.
— Почему же районный охотовед так к Вам относится? — не мог понять я, оглядывая более чем скромную обстановку в доме — на пенсию, конечно, не разгуляешься. А ведь каким подспорьем в семье стал бы для Ламова добытый им кабан или лось. Да и почему не помочь инвалиду? — Может, существует какая-то причина? — допытывался я.
— Коммерческие охоты мы ему не даём здесь проводить, — заговорил Горчаков, видя, что Ламов хмуро молчит.
Как выяснилось, причина недоброго отношения районного охотоведа к верховенским охотникам действительно имелась. Но не простая, а многослойная, если так можно выразиться.
Каждый год весной Горчаков, Ламов, Попов, Мельников и другие охотники при помощи лесхоза засевают овсом подкормочные поля, для кабанов сажают картофель или земляную грушу, для лосей заготовляют сено, завозят соль в определённые места. А раз биотехния охотниками проводится, то они имеют законное право на приобретение спортивных лицензий на отстрел кабана, лося, медведя… Да не тут-то было! У районного охотоведа своя политика в отношениях с охотниками — отдашь подкормочные поля для охоты ему, получишь лицензию, а не дашь… Да только все уже знают — допусти Архутика до подкормочной площадки, потом не одного подранка добирать придётся. Он со своими
гостями-банкирами стреляет во всё, что движется, но часто они даже не смотрят, убит зверь или ранен. Вот такая очень спортивная охота…Когда же Горчаков и Попов отказали охотоведу в предоставлении ему своих подкормочных полей, Архутик искренне удивился. Он твёрдо был убеждён, что засевать подкормочные поля экономически невыгодно, если на них не отстреливать медведей. Да отказ Ахутика и не смутил, он спокойно предупредил ретивых охотников, что как районный охотовед имеет полное право охотиться там, где сочтёт нужным.
С этого момента и началось противостояние верховских охотников и браконьера в законе Архутика. Как только на дороге замечали вечером его уазик, мужики обходили вокруг подкормочных площадок, зная, что осторожный и крайне подозрительный медведь наверняка учует запах человека и на это поле уже не выйдет. А иногда вблизи поля начинали жечь покрышки, дым от которых распугивал всё зверьё…
Бывало, Архутик со своими гостями ночи напролёт просиживал безрезультатно на вышках. Матерился, а вскоре до охотников дошёл слух: районный охотовед обещал, что им эти концерты выйдут боком. Грозил вроде как всем, но крайним выбрал самого беззащитного…
Ясным сентябрьским утром житель верховской деревни Першинская Николай Кошелев шёл в лес за клюквой, благо что урожай её в этом году был отличный, даже не подозревая, что спустя самое короткое время он станет невольным участником довольно нервных, и не только для него, событий. Подходя к ферме, Николай увидел знакомых доярок — двух Татьян, Боровикову и Даневич. Поздоровался и вскоре уже огибал телятник, двигаясь вдоль овсяного поля, на котором работал комбайн, к речке Афтюге, за которой клюквенные плантации и располагались.
Миновав крепкий мосток и углубившись по просеке в лес, Кошелев вдруг услышал в придорожных кустах звериный рык, но значения этому не придал. Охотником он не был, иначе бы понял, что подобное рычание издаёт медведь, тем самым как бы предупреждая — намерения у него явно не дружелюбные. А Николай звериное предупреждение попросу игнорировал, чем вызвал у злобного от испытываемой боли медведя ярость.
Оскалив пасть, зверь ломонулся сквозь кусты на дорогу. Увидев медведя с кровоточащей раной под правой лопаткой, Кошелев выпустил из рук корзинку и бросился бежать назад к деревне. Он знал, что если медведь кинется за ним, то от него уйти вряд ли удастся — он догоняет и лошадь. Однако медведь за Николаем не побежал, очевидно, потерял много сил…
То, что в лесу объявился медведь-подранок, — для местных жителей ЧП, особенно в ягодный сезон, когда продажа собранной клюквы для многих жителей является основным заработком. Поэтому молва о подранке тут же разнеслась по окрестным деревням. Кошелев о медведе сообщил охотникам, а те, в свою очередь, сразу позвонили районному охотоведу. По правилам, он немедленно должен был приехать с егерем и добрать подранка. Однако появился Архутик в Першинской только через три дня, когда вся округа жила в напряжении — раненый зверь мог натворить немало бед. Более того, необходимо было по горячим следам провести расследование, кто бросил подранка, тем самым став опасным браконьером.
Но районный охотовед, приехав в Першинскую, забрал с собой Кошелева и отправился к тому месту, где Николай встретил медведя. За речкой на просёлочной дороге очевидец всё до мелочей рассказал Архутику. Виктор Васильевич выслушал и уехал, оставив в полном недоумении Кошелева…
А дальше события начали разворачиваться совершенно неожиданным образом. Виталий Ламов пошёл в сельский магазин за хлебом, где случайно встретил районного охотоведа, покупавшего несколько бутылок водки. Воспользовавшись ситуацией, Ламов тут же предложил Архутику создать из местных ототников и представителей власти комиссию, чтобы добрать медведя, а затем вскрыть и по извлечённой пуле найти браконьера. Он ещё не договорил, как лицо Архутика перекосило от едва сдерживаемой злобы.