Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Напечатанное в одном из изданий это послание подняло бурю. На Кемаля посыпались обвинения в невежестве, вероотступничестве, западничестве, но это его не смущает. И все годы, проведенные в Магозе, он продолжает всю ту же энергичную борьбу.

Мидхат-паша

Чтобы делать великие ошибки, надо быть великим человеком.

НАМЫК КЕМАЛЬ

В то время, как Намык Кемаль, томясь в заточении в Магозе, не падал духом и ни на минуту не покидал мысли о борьбе, над Турцией вновь сгущались черные тучи.

Европейская опека, которой оттоманский абсолютизм с таким легким сердцем вручил страну, радуясь, что с помощью опекунов он может продолжать игнорировать недовольство

и возмущение народа, начала давать свои плоды. Вот уже много лет, как государственный бюджет сводился с дефицитом в несколько миллионов золотых лир. Обычными ресурсами для заполнения этой прорехи стали иностранные займы. Предоставляемые на высоких процентах и других тяжелых условиях, эти займы вскоре стали настоящим бедствием. Внешний долг Оттоманской империи, достигавший при вступлении на престол Абдул-Азиса десяти миллионов золотых лир, к 1876 году возрос до двухсот миллионов. На погашение одних процентов стала уходить большая часть бюджетных поступлений.

С другой стороны, под предлогом гарантии этих займов, иностранные капиталисты взяли под свой контроль, к громадному ущербу для страны, наиболее важные источники ее доходов. Чем дальше, тем хуже становилось положение. Вечно в поисках наличных денег, чтобы удовлетворить дорого стоящие прихоти двора и погашать наиболее неотложные долги, правительство стало прибегать к займам у галатских банкиров, которые обращались со своим правительством, как с разорившимся помещиком, и брали с него ростовщические проценты. Так, во время кратковременного министерства Ширвани-заде Рюштю-паши эти проценты достигали 18 годовых. В последние годы царствования Абдул-Азиса казначейство выплачивало 14 миллионов золотых лир только европейским кредиторам, при общем государственном бюджете, немногим превышавшем 20 миллионов.

Деревня была разорена вконец. Она была в руках бесчисленного количества мелких пиявок-ростовщиков, которые давали крестьянам ссуды из 50—100 процентов. Тяжело было положение и торговли в городах. Более или менее сносное существование вели лишь торговцы из «райи», принявшие иностранное подданство и пользовавшиеся благами капитуляций. Чиновникам и офицерам жалованье не платилось по месяцам. Армия вела голодное существование и роптала. Толпы нищих и бродяг стекались в Стамбул, и настроение против богатых кварталов Пера, где жила европейская и вообще христианская буржуазия Стамбула, стало настолько угрожающим, что уже носились слухи о предстоящем погроме.

Глухое брожение распространяется все дальше и дальше. Оно доходит до масс, до низов, делает бунтовщиками самых забитых и покорных, грозит вылиться в настоящую народную революцию, которой либеральные помещики, обеспеченное чиновничество и требующее реформ купечество боятся не меньше, чем сам абсолютизм.

Теперь из этих кругов по адресу двора несутся проклятия, главным образом, за то, что своей безумной политикой бесстыдного грабежа, игнорирования интересов страны и покровительства хищническому хозяйничанию иностранцев вкупе с левантийскими компрадорами султан и его камарилья на всех парах ведут Турцию к всенародному взрыву.

Единственным спасением от страшного призрака выступления «черни» может быть лишь попытка открыть предохранительный клапан, т. е. ограничить самодержавный режим, дать конституцию сверху.

Абдул-Азис и его клика не видят опасности. Они судят о настроениях страны по раболепию простирающейся ниц толпы дворцовых евнухов и не замечают подозрительных, ведущих страстные разговоры в переулках, плохо одетых софта, раздражительно-насмешливых выкриков хамалов по адресу проезжающих мимо них щегольских экипажей и вызывающе-громкого стука молотков рабочих арсенала.

С благоразумными советниками, говорящими султану о необходимости смягчения режима, поступают как с крамольниками: их ссылают, отрешают от должностей. И вот с каждым днем все более растет лагерь либеральной оппозиции, и все громче слышатся разговоры о необходимости устранения падишаха, ведущего страну к гибели и революции.

В этих условиях на гребень оппозиционной волны был вынесен человек, организационные способности, кипучая энергия и твердые либеральные убеждения которого сделали его

общепризнанным вождем движения. Это был Мидхат-паша, крупнейшая фигура второго периода Танзимата, тот самый, с которым Кемаль и Зия тайно совещались в апреле 1867 года, за несколько дней до их бегства за границу.

Мидхат-паша родился в 1822 году в Стамбуле. Получив лишь первоначальное образование, он был принят восемнадцатилетним юношей на службу в Секретариат великого визиря Решид-паши. Это был один из наиболее выдающихся птенцов гнезда «великого Решида».

Незаурядные способности молодого Мидхата быстро обратили на себя внимание Решида, неутомимо выращивавшего и выдвигавшего те кадры, которые должны были осуществлять предпринятые им реформы. В двадцать лет Мидхат занимал уже крупные чиновничьи посты в провинциальных управлениях в Конии и Дамаске. В двадцать девять лет он назначается первым секретарем Высшего государственного совета. Посланный за границу, он побывал в Париже, Лондоне, Вене, и Брюсселе, где изучал европейскую систему администрации и проникся западными идеями.

Ему доверяют наиболее ответственные поручения, когда в той или иной провинции, в результате грабежа и самоуправства местных властей, возникают брожения и волнения. Не смущаясь тем, что местные правители имеют высокие связи и в будущем становятся сами великими визирями и первыми сановниками империи, он бесстрашно обвиняет их во взяточничестве, требует их отстранения, накладывает «вето» на их распоряжения.

Несколько позже его самого назначают губернатором в крупные провинции. Его могущественные враги стараются посылать его на наиболее трудные посты, надеясь, что он сломает себе там шею, но каждое новое назначение заканчивается для него триумфом. Там, где до него его предшественники ничего не могли поделать жесточайшими репрессиями, он легко достигает нужного путем мирного сотрудничества с местным населением. Вся его деятельность характеризуется стремлением создать благоприятные условия для развития капиталистических отношений.

Мидхат-паша.

На Балканах ему приходится иметь дело с серьезным движением славянских народностей, революционную борьбу которых против турецкого феодализма стремятся использовать в своих интересах русский и австрийский империализм.

Болгары массами эмигрируют в фактически уже независимую Сербию.

Для Мидхата ясно, что причиной бегства является страшный разбой, царящий в стране, грабительские поборы чиновников и откупщиков налогов, отсутствие дорог; все вместе взятое тормозит экономическое развитие страны.

Вместо применения жестоких репрессий, как это делали его предшественники, он налаживает контакт с населением, собирает нотаблей различных районов на совещания, проводит дороги, создает пароходную компанию на Дунае, отменяет принудительные работы населения, организует милицию из местных жителей, в результате чего в области воцаряется спокойствие, и эмигранты возвращаются в покинутые села и города.

В Прицеренде ему удается путем уговоров добиться отказа албанского горского населения от обычая кровавой мести и от традиционного ношения оружия. Он первый в управляемых им провинциях проводит новый закон о вилайетах, [83] являвшийся одной из серьезнейших административных реформ шестидесятых годов, в создании которой он принимал непосредственное участие. За несколько лет его управления в Болгарии было построено 3 тыс. километров дорог и 1400 мостов. Был создан ряд местных банков, чтобы ослабить ростовщичество, которое разоряло земледельцев.

83

Вилайет – губерния; закон о вилайетах был первой попыткой ввести нормальное гражданское управление в провинции, взамен дарившего тогда феодального произвола и «вотчинного» самоуправства назначаемых в провинцию «на кормление» наместников и губернаторов.

Поделиться с друзьями: