Наномашины, внучок! Том 2

Уо-о-ох…

— Сына! СЫНА! — мама залетает.

— Мамуля… — прокряхтел я.

— ЧТО С ТОБОЙ?! — она подскочила.

Её голос дрожит, нервы на пределе. Ох, представляю, что она пережила.

Что со мной? Ну… я чуть себя не свежевал тем заклинанием раскопок, которое подсмотрел у Макса.

Я начертил его на себе. Да. Эффективная штука, чтоб его!

— Мам я… — хриплю.

Чёрт, как бы намекнуть? Мне ужасно больно смотреть на её перепуганное, переживающее лицо. Вот уж у кого действительно всё в глазах отражается. Когда грустно маме — грустно всем вокруг. А мне особенно.

Но я всё это сделал ради дела!

— Я… ласскажу. Тебе. Только тебе.

Она хмурится. Есть! Контакт налажен! Так, что там… э-э-э… я подмигиваю и киваю на врачей. Мама нахмурилась ещё сильнее.

Кивнула.

— Всё, мы закончили. Дальше он сам поправится, — выдохнули целители, — На самом деле, повреждения не большие. Это выглядит куда страшнее, чем по факту является. Справилась обычная магия.

— Можете нас оставить? — спросила мама.

Есть! Ха! Есть!

— Ну… не рекомендуется…

— Пожалуйста… — мама неожиданно включила актрису, поджала губы, а голос её как-то захрипел, — Хотя бы на пару минуток. Я… помолюсь. Одна.

Чё…

Ну… окей? Мама, ну ты в уши лить. В это поверят?

— Ладно… — понимающе кивнули врачи, — Но ненадолго — мы должны наблюдать.

— Спасибо…

Ладно, поверили.

Три целителя вышли и прикрыли дверь. Мы остались одни.

— Миша это ты сам с собой это что ли сделал?! — тут же зашептала-зашипела мать, — Ты всё устроил? Специально что ли?!

— Мам, меня хотят завалить!

— З-завалить?!

— Да! — сжал я покрывало, — И если не сдам по состоянию здоловья — пелесдача! Это в их плавилах.

— И ты решил себя порезать?! Ну можно же было по-другому! Ты представляешь, что я чувствовала, когда мне рассказали по телефону?!

— Плости… — я и впрямь чувствовал себя виноватым, — Это единственное, до чего я додумался.

А что я сделаю? Думаете, много других вариантов?

Психоз не вызвать — Тихонов не угомонится, пока не узнает причину массовой паники у золотых детей. Меня наверняка найдут.

Нашептать Наречием? Да, люди не поймут кто и откуда, но по камерам замечательно увидят, что я единственный ртом шевелю.

Что ещё? Да всё!

Единственное, что пришло мне в голову — воспользоваться уставом этого же садика. Пересдача. И надо было показать что-то РЕАЛЬНО болезненное, чтобы отвертеться было нельзя.

— Миша, но если тебя валят, мы могли… ну не знаю, пожаловаться Императору! — зашептала она, — Он на нашей стороне, мы ему выгодны!

— Э? — я задрал на неё голову, — Чё… плавда? Плосто пожаловаться?

— Ну да!

Ну… э-э…

Блин. А почему мне раньше не сказали? Я-то с ним не разговаривал, откуда мне знать?! Хотя с другой стороны…

— Чем больше мы будем дёлгать самого импелатола… — начал я.

— Тем с меньшей охотой он будет нам помогать, да. Нельзя дёргать его всегда. Это наш козырь, — вздохнула мама, — Миш, ты хочешь сначала пройти, а потом начать разбираться с коррупцией?

— Да. А ещё если я плойду, и начну лазболки, меня побоятся снова валить. Я подумал… что это лучший валиант. Мы и злодеев потом накажем, и я галантилованно буду в глуппе.

— И… и когда ты до всего этого додумался?

— Когда паниковал…

— Ты паниковал?! Ох, бедненький мой, — мама меня обняла и начал целовать в макушку, — Бедненький ребёнок, Мишенька! Такое с собой сделал… ребёночек мой…

Хе-хе.

Блин, вот что бы бабушка не говорила, но нежности — это приятно! Но меру надо знать, а то это, «чмо подкаблучное вырастет».

— Так, мама! У нас дела! — я её отодвигаю, — Я хочу сдать то, что мне подсунут, и плойти. У меня есть план! Но вы должны мне довелиться! Я сдам!

— Поняла, — серьёзно кивнула она, — Дальше я сама.

Целители заходят обратно. И воспитательница. Но другая. Да, той, оказывается, запрещено покидать комнату до окончания экзамена. Сволочь!

Второй воспитательницей была строгая женщина в очках.

— С Михаэлем всё в порядке? Это хорошо, — закивала она, — У вас не нашли серьёзных повреждений и разрешают самим уйти домой. Следовательно, экзамен вы не сдали. Наши соболезнования.

Ну мать. Давай.

— Вы смеётесь?! Да вы видели, что с ним было?! — повысила мама голос, — У него редкая болезнь! Вы знаете, что у него с организмом?! У него… э-э… да вы такого даже не слышали!

— И если у вашего сына что-то и было, то вы должны предупредить…

— Ничего мы не должны! В правилах об этом ни слова. Зато вот там сказано, что полноценная пересдача доступна в случае неожиданных проблем со здоровьем. А это похоже на проблемы?! — она указала на мою окровавленную одежду.

— Это…

— Мой сыночек… бедный… он ведь так старался, так учился! Да, здоровье у него хиленькое… слабенькое…

Я посмотрел на свои огромные руки и мышцы.

«Какой я бедненький», — вздыхаю, и слеза катится по моей щеке.

— Но это не повод отнимать у него детское счастье! Проблема со здоровьем — пересдача. Проблему мы решим. Будьте добры устроить нам пересдачу, — она посмотрела на меня и увидела одиноко катящуюся слезу по щеке, — Ну вот. Он плачет. Вы видите, как он страдает?!

— Я плосто хочу жить… — пропищал я.

Воспитательница ошарашенно смотрела то на меня, едва не плачущего, то на мать… тоже едва не плачущую.

Мы просто грязные котята на дороге… мы обязательно выживем…

Сомнения метались в её голове, но их оставалось тем меньше, чем дальше катились наши слёзы…

— Ладно, ладно! — вздохнула она, — Я сообщу, что вы сразу допущены до пересдачи. Она послезавтра. Желаю скорейшего выздоровления. И помните — второй пересдачи не будет!

И на этом она ушла, оставив меня, целителей и мать.

Повисла тишина.

Вху-у-ух. Ну, получилось? Впрочем, расслабляться рано! Скорее всего этот вариант предусмотрели, и валить меня будут и во второй раз. Ну, Михаэль, хотел бакалавра в годик сдать? Держи! Добазарился.

— Что дальше, Миш? — спросила мама.