Напарник

– Раз так, удачного дня– она развернулась и прошла к выходу из кафе. Джек проследил за ней взглядом.

Можно было воспользоваться тем, что его никто не собирался выгонять, и продолжить свои мысли, слегка изменив их…

Итак, кроме притворства, его конечной целью, несомненно, является возвращение воспоминаний. Если задуматься… Все, что он вспомнил, пришло к нему, когда он занимался нестандартными, непринятыми в обществе действиями. Что ж, это многое объясняет. Похоже, у него была еще одна группа друзей, с которой явно не был знаком Джордж, или был, но не желает, чтобы он, Джек, продолжал общение с ними. Вроде бы это следует называть "плохой компанией". Он связался с плохой компанией, отлично. Но они-то не забыли о нем, рано или поздно попытаются выйти на связь. До этого случая желательно вспомнить как можно больше. Что бы ему такого совершить, чтобы нарушить правила, но не нарушить закон? Может, прогулять завтра колледж? Если спросят, всегда можно сослаться на то, что ему все еще дурно после выздоровления. Превосходная идея. Завтра же…

Джек встал из-за столика и прошел к выходу. Дверь открылась легко, но с неуловимым треском. За пределами кафе было лето. Деревья были пышно покрыты листьями, и многие цветы, посаженные на небольших, встроенных прямо в дорогу клумбах – цвели, распространяя вокруг себя сладковатый, дурманящий аромат.

Джек добрался до дома без особых задержек, потому что на дорогах почти не было экипажей, а все, что были, пропускали его без помех.

В гостиной все еще находилась мать, и Джек предпринял попытку проскользнуть мимо нее незамеченным. Это успехом не увенчалось. Она словно почуяла его и повернула голову. Джек натянул на лицо улыбку:

– Привет, мам.

– Привет. Где был, сынок? – она отвернулась от него, но Джеку все равно показалось, что ее вопрос был не таким безмятежным, как ей, возможно, хотелось.

– Да так, гулял. Исследовал райончик. – ответил он первое, что только пришло в голову.

Мать кивнула.

– Ну и как тебе? Вспомнил что-нибудь?

Он не знал, почудилось ли ему опасение в тоне ее голоса, но на всякий случай искренне ответил чистую правду:

– Нет, да и не важно! Я пойду к себе, мам – сказал Джек, обходя ее и взлетая по лестнице наверх быстрее, чем она успела что-нибудь ему ответить.

Комната не вызывала в нем совершенно никаких воспоминаний, но в ней Джек чувствовал себя в безопасности. Закрыв за собой дверь, и уже предчувствуя, что при открытии она заклинит, Джек подошел к письменному столу и задумался. В комнате, если это действительно его комната, несомненно, должны быть какие-то его собственные вещи.

Почему Джордж не рассказывал ничего о том, чем он увлекался? Рисованием, писательством, да вязанием, на худой конец? Скорее всего, просто забыл, но…

Джек принялся выдвигать ящики стола, но их было всего два, и долго ему этим занятием заниматься не удалось. В одном из ящиков он нашел листы бумаги, из второго вытащил карандаш. Кроме этих предметов ящики были полны хлама, такого, как какие-то лишенные смысла обрывки записок, гайки и непонятно чему принадлежащие деревянные детали.

Но бумага и карандаш потянули его странной силой. Джек зажал между пальцами карандаш и впился взглядом в чистый лист. В голове вдруг что-то щелкнуло, вызвав наплыв беспорядочных, отрывочных фраз.

– Так ты художни. – с пренебрежением произнес голос.

– Отвернись, не смотри на меня.

– Не смей меня рисовать!

– Нарисуешь меня, я тебя убью!

– Не так плохо, как могло бы показаться. И все равно ты…

Голос замолк. Джек посидел несколько минут, приходя в себя. Пальцы ловким привычным движением крутанули карандаш. «Так ты художник».

Так он художник?

Проверить это было проще простого. Джек взял листы и залез на стол, пододвинувшись к окну. За пределами стекла расстилалась дорога, на которой замер единственный экипаж, под стенами дома была лужайка и несколько клумб. Дома, стоящие через дорогу и довольно обширное зеленое пространство еще одной лужайки, словно так и ожидали его карандаша.

Конец ознакомительного фрагмента.