Наперекор судьбе

– Она уехала, – сказал Антуан. – Сегодня утром. Капитан Раис, – презрительно выговорил это имя Антуан, – еще здесь. Это настоящий дьявол. С ним надо быть начеку.

Кристофер почувствовал тяжесть в груди, но внешне выглядел спокойным.

– Она уехала по своей воле? Ее не принуждали, Антуан?

– Нет, – ответил Антуан. – Но это он вынудил ее покинуть ваш дом. Не доверяйте ему, монсеньор. Я бы скорее положился на дьявола, чем поверил этому человеку.

Кристофер оставил лошадь на попечение слуги и направился к дому. На сердце у него было тяжело. Итак, он проиграл. Он проиграл битву, не успев ее начать, он не объяснил ей, что произошло тогда. У него не было возможности даже проститься с ней. Как и в прошлый раз.

Мартин расхаживал по залу, когда в дверях появился Кристофер.

– Боюсь, случилось непоправимое, Тревельян, – сказал он.

Кристофер закрыл за собой дверь.

– К ней вернулась память, – пояснил Мартин. – Мы говорили с ней о каких-то пустяках, и вдруг она выскочила из дома, забыв даже накидку, и побежала к берегу.

Кристофер не сказал ни слова.

– Я хотел, чтобы она осталась, – продолжал Мартин. – Я говорил ей, что ты собирался ей все объяснить, рассказать о том, что было семь лет назад. Я пытался убедить ее, что ты действовал импульсивно и думал о ее счастье, когда похитил ее со свадьбы. Но с ней невозможно было говорить. Боюсь, ее не переубедить.

Кристофер кивнул. “Я не перестану любить тебя, Кристофер”. Он вспомнил слова, которые она говорила ему прошлой ночью. Но к ней вернулась память.

– Она не захотела остаться, – говорил Мартин. – Я не мог оставить ее силой, Тревельян, ты знаешь, я не способен на это. Забота о ней для меня важнее данного тебе слова. Надеюсь, ты понимаешь это.

– Да, – ответил Кристофер. – Понимаю. Почему ты не уехал вместе с ней? Будет ли она в безопасности, путешествуя одна?

– Я отправил с ней Маклина, – сказал Мартин. – А я уезжаю вечером. Мне очень хотелось поехать вместе с ней утром, но это выглядело бы как побег. – Мартин улыбнулся, но улыбка казалась виноватой.

Кристофер молчал.

– Опять мне приходится играть трудную для меня роль брата, – продолжал Мартин. – Но я должен, Тревельян, и надеюсь, ты это понимаешь.

Кристофер кивнул, но опять ничего не сказал.

– Но дело не только в этом, – продолжал Мартин. – Я честный друг. Друг, который имеет мужество говорить горькую правду. Мне бы очень хотелось обнадежить тебя, сказав, что как только она успокоится, то поймет, что ты поступил так, любя ее, что она все еще любит тебя. Но я не верю в это. Думаю, ей понадобится много времени, чтобы оправиться, как тогда, когда ты оставил ее.

Кристофер окаменел. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Я бы даже посоветовал тебе отправиться вслед за ней, – заговорил Мартин, – чтобы попытаться все объяснить. Но я не думаю, что это что-нибудь изменит. Как бы мне ни хотелось помочь тебе, но я думаю, тебе не следует рассчитывать на то, что ты сможешь снять все обвинения, выдвинутые против тебя семь лет назад. И у тебя нет возможности снять с себя вину и на этот раз. Надеюсь, ты простишь меня за прямолинейность, но я привык называть вещи своими именами. Ты виновен в двух тяжких преступлениях, которые караются законом.

– В двух? – переспросил Кристофер.

– В похищении и насилии, – пояснил Мартин. – С причинением телесных повреждений. Ты должен забыть ее, Тревельян. Найдутся сотни женщин, которые почтут за счастье стать твоей женой. Ты сможешь прожить счастливо и без Лиззи.

– Я не нуждаюсь в твоем утешении, – ответил Кристофер.

– Прости. – Мартин улыбнулся. – Это привычка. Я всегда сочувствую людям, которым тяжело, даже если считаю их своими врагами. Правда, я не могу думать о тебе как о враге. Я восхищался тобой. Ты был для меня настоящим героем, когда познакомился с Лиззи и женился на ней. Я думал о тебе как о своем друге. Мне было так же больно, как и ей, когда ты был низвергнут со своего пьедестала. Это звучит глупо. Никто не мог страдать так, как она. Я даже думал, что она сойдет с ума. Кристофер не пошевелился.

– Ну вот, теперь настала очередь трудной роли брата, – сказал Мартин, стараясь смотреть в мраморный пол, а не в глаза Кристоферу. – Я буду вынужден рассказать все герцогу, я не собираюсь скрывать правду, Тревельян. Ради блага Лиззи я расскажу всю правду. И ты должен знать, что тебе нельзя будет появляться в Лондоне в течение нескольких лет. Не думаю, что он станет преследовать тебя здесь. Если он пойдет на это, я попытаюсь его остановить. Нашей семье не нужны больше публичные скандалы. Но герцог будет беспощаден, если ты станешь преследовать Лиззи. И ты будешь считать себя счастливчиком, если тебе удастся избежать виселицы. Надеюсь, ты понимаешь это и понимаешь, зачем я все это говорю? – Мартин заволновался, когда посмотрел в лицо Кристоферу.

– Да, – ответил Кристофер, – понимаю.

– Хорошо. – Мартин перевел дыхание. – Надеюсь, мы все обсудили. А сейчас я уезжаю. Прости, Тревельян. Мне очень жаль, что все так вышло. Думаю, мы с тобой могли бы стать друзьями. Но что еще важнее, Лиззи могла бы быть счастлива с тобой, если бы ты не действовал так импульсивно. Несмотря на все доказательства, я не могу поверить, что ты действительно так порочен. Ну хорошо. Я слишком много говорю. До свидания.

– До свидания, Мартин, – отозвался Кристофер. Он понял, что Мартин не собирается подниматься наверх, что он готов покинуть их дом. Похоже, он отправил свой багаж вместе с экипажем. – Позаботься о ней.

– Я всегда это делаю, – ответил Мартин.

Он колебался, прежде чем протянул руку. Кристофер пожал ее, затем Мартин вышел во двор.

Кристофер повернулся к лестнице и начал медленно подниматься. Войдя в свою комнату, Кристофер позвонил в колокольчик и приказал Хеммингсу не беспокоить его ни под каким предлогом.

Он смотрел в окно, но ничего не видел.

“Я не перестану любить тебя, Кристофер”.

“Надеюсь, ты простишь меня за прямолинейность, но я привык называть вещи своими именами. Ты виновен в двух тяжких преступлениях, которые караются законом. В похищении и насилии”.

Отчаяние, насколько знал Кристофер, может причинять такую же острую боль, как и ножевая рана.

* * *

Элизабет не сомкнула глаз всю ночь, но она и не надеялась уснуть. Она, вероятно, вообще не стала бы ложиться, если бы не Дорис, которая находилась с ней в комнате и легла на соседнюю кровать. Элизабет не могла рассчитывать на то, что служанка проведет бессонную ночь вместе с ней.

Как ни странно, но Элизабет уснула. Однако пустота и холод постели разбудили ее; ей недоставало рук, обнимавших ее за плечи. Двадцать пять лет она спала одна, за исключением тех трех месяцев, пока длилось ее замужество, да этих двух с половиной недель. И все же пустота постели была неприятна для Элизабет.

Оставшуюся часть ночи она лежала, широко открыв глаза и глядя на блики на потолке от горевших во дворе гостиницы фонарей. Иногда она закрывала глаза, ожидая, что придет сон. Элизабет пыталась думать о Кристине и о той счастливой жизни, которая ждет их, когда Мартин привезет их из Лондона в Кингстон. Ребенок стал смыслом жизни Элизабет, источником ее счастья в течение шести лет. Элизабет хотела поскорее увидеть свою дочь.

Но воспоминания о Кристине, о ее тонком личике с доверчивыми голубыми глазами снова заставили Элизабет подумать о Кристофере. Она вспомнила их первую встречу. Это случилось в Лондоне. Элизабет была на первом в своей жизни балу, взволнованная и испуганная. Джон стоял по одну сторону от нее, очень красивый, в красном мундире, по другую сторону – Мартин. Он улыбался ей, в то время как Джон не сводил глаз с других женщин.