Наперекор ветрам

В захваченной нашими войсками оперативной сводке противника № 366 от 15 ноября сообщалось: «Наступление резервной группы развивалось успешно, но после полудня противник превосходящими силами перешел в контрнаступление у Галузинцев. Во время этой вражеской акции сильно пострадала 4-я бригада Волынской дивизии».

17 ноября 45-я дивизия Якира, бригада Котовского, 60-я и 41-я стрелковые дивизии, 8-я и 17-я кавалерийские дивизии червонного казачества широким фронтом двинулись на запад. Главарь петлюровцев Омельянович-Павленко писал в этот день из Фельштина: «Перед фронтом армии УНР главную роль играет конная группа Примакова. Всей нашей коннице сосредоточиться в районе Зеленого и Писаревки. Мое решение — дать решающий последний бой врагу конной массой и в случае неудачи укрыться в нейтральной зоне».

21 ноября Якир вывел свои полки к Войтовцам — Соломке, в десяти — двадцати верстах от Збруча. В этот же день червонно-казачья дивизия Примакова под Писаревкой дала бой Омельяновичу-Павленко. Разбитые остатки петлюровской конницы бежали к Збручу.

Вечером 21 ноября бригада Котовского и две сотни 6-го полка червонного казачества на плечах пулеметной дивизии Петлюры ворвались в Волочиск, где на переправе через Збруч уже стояли польские часовые. Котовский послал донесение начдиву Якиру о выходе советских сил к Збручу — старому рубежу Российской империи и новой границе с панской Польшей.

Якир, прочтя донесение, сказал начальнику штаба:

— Разгромила все же Красная Армия Петлюру, хотя у нас командовали дивизиями бывшие прапорщики и бывшие солдаты, а у него полковники и генералы. Вспомним, что сказал Ленин: молодая Красная Армия научилась побеждать генералов царя и Антанты.

— Да, — подтвердил Гарькавый, разглаживая свои пышные усы. — Теперь как раз настало время подсчитать, сколько дней шла Красная Армия от Мурафы до Збруча.

— Как будто двенадцать! — откликнулся Быковский.

— А то же расстояние Петлюра шел шестьдесят дней, — густо дымя папиросой, напомнил Якир. — Правильно сказал мой земляк и тезка Иона Гайдук еще в Джурине накануне наступления: «Ну, теперь пану Петлюре будет петля».

— И не одному Петлюре, — добавил Яков Охотников. — Ваш тезка упомянул тогда и петлюровское трехсот тридцати трех святителей драное войско.

Часть третья Плакун-трава

1. Единство взглядов

В старинном трехэтажном здании на площади Руднева впервые за много лет собралось столько народу. 1 марта 1922 года в Харьков прибыло начальство из всех гарнизонов Украины и Крыма, флотские начальники с Черного и Азовского морей.

Шел пятый год жизни молодой Советской республики. Остались позади три года гражданской войны, тем не менее, многие командиры, хорошо знавшие друг друга понаслышке, впервые познакомились лишь здесь, в Харькове.

Первое широкое военное совещание созвал командующий войсками Украины и Крыма Михаил Васильевич Фрунзе, выдающийся советский полководец, с чьим именем были связаны многие блестящие победы Красной Армии в гражданской войне, в том числе классическая операция по штурму Перекопа и полному разгрому последнего оплота русской белогвардейщины — армии Врангеля.

Известна истина: управлять — значит предвидеть. Тот, кто, управляя людьми, погряз в заботах сегодняшнего дня, не думает о дне грядущем, дальше своего носа ничего не видит. Настоящий же руководитель, заглядывая вперед, готов встретить любые сюрпризы. Именно заботы о дне грядущем и заставили Фрунзе созвать это совещание.

Фрунзе, командующий особого склада, блестяще справился с бременем, перед которым спасовали бы многие крупные генералы. В прошлом солдат, он знал путь к сердцу солдата.

Железная воля полководца ведет войска к единой цели. Старая армия знала Суворова, Кутузова, Брусилова. Еще более славные имена родила Красная Армия. Среди них одно из первых мест заняло имя ученика ленинской школы Михаила Васильевича Фрунзе.

Ровно год назад, сразу же после победоносного завершения гражданской войны, Михаил Васильевич Фрунзе и другой крупный работник Красной Армии Сергей Иванович Гусев передали X съезду партии докладную записку с планом коренной военной реформы. Правда, съезд не рассматривал тезисы Фрунзе и Гусева: были более неотложные дела. Решался вопрос: быть или не быть Советской власти? Как раз во время съезда загремели пушки восставшего Кронштадта. Поднятая эсерами, клокотала Тамбовщина. Рос бандитизм на Украине, в Грузии, в Сибири. Надо было потушить растущее недовольство села, вплотную заняться восстановлением разрушенной промышленности. Съезд, руководимый Лениным, принял решение ввести нэп.

Спустя четыре месяца после X съезда партии, в июле 1921 года, в первом номере харьковского журнала «Армия и революция» была напечатана большая статья Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия». На нее вскоре в печати появился ответ Троцкого, тогдашнего наркома по военным делам и председателя Реввоенсовета Республики. Внешне ответ выглядел полемически острым, на самом же деле он обнаружил военное невежество автора. Троцкий стремился принизить Фрунзе в глазах широких военных кругов казуистическими пируэтами, так как трудно было опровергнуть логически неоспоримые доводы автора «Единой военной доктрины». После первой же дискуссии вокруг острейших проблем обороны страны, как после свежего проявителя, на одноцветном до того армейском фоне четко проступили свет и тени. Основная масса военных, самая здоровая и крепкая ее часть, единодушно поддержала предложение Фрунзе о военной реформе.

Участники харьковского совещания после двухчасового доклада командующего вышли в фойе покурить. Кое-кто пытался задымить еще в зале, но Фрунзе попросил потерпеть. В фойе не было ни мягких диванов, ни пружинных кресел. Вокруг простых, плохо отесанных столов стояли голые скамьи и некрашеные табуретки. Вместо пепельниц приходилось пользоваться донышками от снарядных гильз. На стенах со времен гражданской войны висели плакаты, призывавшие бороться со вшами — рассадниками тифа. Но были и новые плакаты. Один особенно злободневный — «Серп и молот победят голод!».

Якир, похудевший, с загорелым лицом, в аккуратно стянутой широким ремнем гимнастерке с «разговорами» — недавно введенной новой форме, — весь под впечатлением выступления командующего, обратился к соседу по скамейке Виталию Примакову:

— Мне нравится, что товарищ Фрунзе не дает нам спать. Начал с военной доктрины, а сейчас это совещание…

— Какая там спячка?! — отозвался командир корпуса червонных казаков. — Хорошо тебе, Иона: ты командуешь Киевским районом, а в Киеве из обрезов не палят. У нас же не поспишь. Правда, нэп кое-что уже дал. Бандитизм пошел на убыль, но гуляют еще на Подолии петлюровские молодчики.

Примаков встал, привычно одернул гимнастерку, потом снова сел, вплотную придвинувшись к Якиру. Комкор, как и комиссар корпуса червонных казаков Минц, выделялся среди других участников совещания не совсем обычным для того времени обмундированием: на нем были синяя суконная гимнастерка и синие брюки с лампасами — подарок ВУЦИКа подшефному корпусу.

— Ты, я вижу, завидуешь мне, Виталий, — усмехнулся Якир, стряхивая пепел папиросы в переполненную окурками гильзу. — А я тебе так скажу: завидовать нечему. Ей-богу, легче управлять боем, нежели бегать с высунутым языком в поисках кирпича и жести. Восстанавливаем казармы. Но чем? Божьим чудом…