Написано жизнью

Татьяна росла избалованной девочкой, лучшая, самая вкусная пища непременно доставалась ей. Валентина Михайловна частенько прятала от сына фрукты и сладости, чтобы дать их потом дочке. Питались брат и сестра чаще всего отдельно. Сначала мать готовила Танечке, а Борису доставалось то, что останется. Да и не нравилась ему стряпня матери. Мать любила обильно снабжать все свои блюда луком, а Борис терпеть не мог лук. Он научился делать себе яичницу, омлет и разные каши, а когда мать давала ему деньги, ходил в дешевую поселковую столовую.

Конечно, Борису не нравилось, что мать всецело была поглощена воспитанием дочери, а он занимает в их семье подчиненное положение. Но Борис смирился со своей ролью.

Вещами матери и сестры Борьке было запрещено пользоваться категорически. Как-то раз, пока мать была на работе, Борис решил вымыть пол у себя в комнате, а заодно и в прихожей. В комнатке сына Валентина Михайловна убиралась крайне редко с тех пор, как родилась Танечка. Она могла прибраться, если кто-то должен был прийти в их дом. А так уборкой в своей комнате Борис занимался сам.

Вот и в тот раз он взял стоявшую на кухне миску, но не успел уложиться до прихода матери. Она пришла чем-то недовольная и с порога набросилась на Борьку: "Ты зачем нашу миску взял, негодяй? Мы же с Таней с ней в баню ходим, а ты тряпку половую в ней полощешь! Брал бы свое ведро". Но ведро было грязным. Сестра недавно справила в него нужду, потому что идти в сортир на улицу было холодно. "Я вымою миску", попытался оправдаться Борис. Но Валентина Михайловна схватила мокрую тряпку и с криком: "Пошел в свою сральню!" огрела сына тряпкой по спине. С некоторых пор комнату сына мать стала называть сральней. Борис не всегда убирал за собой и в комнате действительно частенько был беспорядок, что служило Валентине Михайловне поводом в очередной раз отругать Борьку.

Мать не разрешала сыну брать посуду, кроме выделенной ему старой кастрюльки, в которой Борис готовил себе омлет и каши. Она страшно ругалась, если Борька нарушал ее запрет. А он не понимал, какая разница в какой кастрюле он приготовит себе пищу.

На Бориса смотрели как на прокаженного. Но он вовсе не был грязным, вонючим, заразным, злобным, вредным, гадким. Нет, он был добрым, отзывчивым, но совершенно не заботился о собственном авторитете и не пытался самоутвердиться. У него не было чувства собственного достоинства, он привык уступать и казался трусливым.

Парадокс в том, что люди тихие и добрые, но не любящие компаний, сплетни и скандалы, люди, не стремящиеся к лидерству и привыкшие уступать, часто воспринимаются в обществе насторожено, с подозрением. Совсем не так, как они того заслуживают.

Вот и Борис был тихим, беспроблемным ребенком. Он не хулиганил и не вредничал, никогда не врал: мальчишка совсем не умел врать. И в быту был на редкость непритязателен. Спал на старой металлической кровати, довольствовался простой пищей и не требовал от матери модных вещей. Борис быстро прощал все свои унижения и обиды, но был скрытный и нелюдимый, и его не любили.

Учителя Борю хвалили, но считали слишком замкнутым. Его классный руководитель даже рекомендовала Валентине Михайловне показать сына психологу, но матери было не до Бориса.

Несчастного ребенка не очень-то жаловал и отец. Когда они жили вместе, Борис тянулся к отцу, ему нравилось быть с отцом. Батя покупал ему игрушки и конфеты, не обижал и не ругал, даже защищал его от нападок матери. Но все же Боря не чувствовал любви и со стороны отца. Он уделял ему слишком мало времени. Батя целыми днями работал, а по выходным предпочитал уходить куда-то из дома. После расставания с матерью отец общался с Борисом лишь по телефону, да и то редко. Валентина Михайловна была категорически против любого общения детей с Владимиром, она всеми силами стремилась оградить Бориса от отца. Когда бывший муж изредка звонил, Валентина Михайловна всегда бросала трубку.

Однажды она нахамила своему непосредственному начальнику. Как-то раз на работе заболела сменщица Валентины Михайловны, и начальник охраны решил позвонить ей домой, попросить, чтобы она вышла на подмену. И надо же такому случиться, в это же самое время Борису звонил отец. Его звонки немного опередили звонок начальника. Первый раз Валентина Михайловна как обычно бросила трубку. Но отец позвонил опять. Недовольная настойчивостью бывшего мужа Валентина Михайловна снова бросила трубку телефона. И сразу же раздался очередной звонок дозвонился начальник охраны. "Чтоб ты сдох, козел поганый! Больше не звони сюда, сволочь!" услышал злобный крик Валентины ее начальник и сразу же послышались короткие гудки. Начальник изумился: на работе Валентина Михайловна была на хорошем счету, ни с кем не ругалась, трудовую дисциплину не нарушала.

С работы Валентину Михайловну не выгнали. В советские времена за подобные недоразумения увольняли редко.

Покинув бывшую жену, отец не приехал к детям ни разу, он только поздравлял их с днями рождения и по праздникам. Собственно, праздники в их семье не было принято отмечать. Валентина Михайловна не любила праздники, не любила накрывать праздничный стол и делать подарки. Отец же исправно присылал Борису открытки, иногда передавал машинки, немного денег, модную рубашку или штаны.

Один лишь раз, пару лет назад, Борис сам решил съездить в город к отцу. Ему вдруг захотелось увидеть своего родного батю и его маленького сынишку. Пришлось самостоятельно ехать на электричке до Тулы километров тридцать, а потом на автобусе несколько остановок.

Отец жил с молодой моложе матери лет на десять женщиной в ее квартире. Встретили его не слишком приветливо. Нет, не прогнали, накормили обедом, поговорили о школьных делах. И все же Борис чувствовал, что отцу было как-то неловко перед женой за появление старшего сына. Как Борису не понравилась новая жена отца, так и женщина была не рада визиту отпрыска своего мужа. И не могла это скрыть. Дома Борис рассказал матери, что приняли его не слишком радушно, и пожалел об этом: мать в порыве гнева не раз напоминала ему, что он никому не нужен, даже "собственному батьке и его шлюхе".

Боря и сам понимал, что он не нужен ни отцу, ни матери, которая живет с ним, а не сдает его в интернат, потому что боится, что люди будут осуждать ее, если она откажется от своего ребенка.

Борис был угнетен и несчастен. Но нельзя сказать, что он люто ненавидел мать или кого-либо еще. Он ни к кому из людей не испытывал сильных чувств. Ни любви, ни ненависти. Была обида, жгучая обида на мать и на окружающий мир. А еще был страх. Он нахлебался унижений и боялся жить на этом свете. Он часто плакал, прижавшись головой в подушку, стараясь не показать свои слезы матери и сестре. Борис любил поплакать, словно слезы могли что-нибудь изменить. Он чувствовал себя уродиной и иногда убегал из дома в лес, чтобы побыть в уединении, а когда лил затяжной дождь и зимой в холода, он забивался в угол своей комнатки и предавался унылым переживаниям.

ГЛАВА 4.

БУНТ ИЗГОЯ.

Вот и сейчас, вернувшись с дискотеки, Борис рыдал у себя в комнатке в любимую подушку. Он плакал от обиды и гнева, от низости и подлости, от невозможности сопротивляться своей судьбе. Плакал потому, что вся школа будет теперь смаковать его унижение.

Он жил в сплошном негативе и с ранних лет чувствовал себя обиженным и обделенным. Его детство было наполнено нравственными страданиями. И это детство закончилось таким вот страшным образом.