Напиток мексиканских богов

– Красавица! – глядя на судно, с нежностью сказал тот и жестом собственника похлопал Катьку по кормовой части.

Это не позволяло однозначно понять, кому был адресован комплимент – женщине или яхте, но у Катерины с самооценкой все было в порядке. Поэтому она горделиво оправила декольте, польщенно хихикнула:

– Да уж, не то что некоторые! – и кивком указала на длинный, как модельный подиум, язык пирса.

По серому, в желтых полосах редких фонарей, бетону причала мучительно ковыляла перекошенная и тщедушная женская фигурка. Хромая и приволакивая ногу, она тем не менее довольно быстро шагала к краю пирса. Размеренное цоканье, сопровождающее ее движение, звучало в ночной тиши тревожно, как барабанная дробь, предваряющая смертельный цирковой номер.

– Никак, топиться пошла, бедолага? – забеспокоилась сердобольная Катерина.

Действительно, хромоножка исчезла во тьме – как в воду канула, однако шума падения и плеска утопающего тела Василий не услышал и встревожился.

– Не нравится мне это! – пробормотал он, убирая руку с кормовой части Катерины и с ускорением устремляясь вперед.

– Она мало кому понравится, такая-то кривая! – самодовольно согласилась Катерина, двумя руками огладив собственный фасад, кривизна которого была весьма симпатичной, ибо бюстгальтер на косточках обеспечивал груди мощную поддержку в борьбе с земным тяготением.

Обеспокоенный Василий этой недвусмысленной рекламной акции даже не заметил. Зажав в пакете бутылки, чтобы не звякали, он быстро пробежал по пирсу и конспиративно присел на корточки под белым бортом яхты «Сигейт».

С неосвещенной палубы судна доносились тяжкие вздохи вперемежку с шорохами, шумом падения мелких предметов, скрипами, скрежетом и цокотом.

Можно было подумать, что по палубе неприкаянно слоняется стреноженная и зашоренная лошадь, подкованная на одну ногу.

– Тпр-ру! – ассоциативно рыкнул Василий, перебрасывая свое сильное тренированное тело через бортик прыжком чемпиона по конкуру.

– Ай! Не трогайте меня!

Услыхав истошный женский визг, Катерина тоже взволновалась. В продолжение лошадиной темы она с дробным топотом проскакала по пирсу и отважно перемахнула на палубу яхты «Сигейт», отчаянно призывая:

– Не трогай ее! Меня, меня трогай!!!

На «Сигейте» уже было светло и даже празднично: Василий между делом включил иллюминацию. Острые электрические огни цепко выхватили из темноты колченогую фигурку, которая марионеткой болталась на весу в могучей лапе Василия.

– Наташка! И тут ты?! – громко хлопнув себя по коленкам, возмутилась Катерина. – У тебя совесть есть или нет?!

– Жор, пойдем уже в номер, а, Жор? – ныла Люся, зябко кутаясь в котиковый полушубок. – Холодно! Все-таки лучше бы мы в Дубай полетели…

– Дался тебе этот Дубай! Посмотри лучше, какой закат красивый! – бодро отозвался Жора, крепко подогретый изнутри коньяком.

– Закат – редкое природное явление! – встрепенувшись, назидательно сообщил гуляющим одинокий фотоохотник. – Фотографируйтесь на фоне заката!

– Ну, я не знаю… – капризно протянула Люся.

Она была не прочь запечатлеть для семейной истории посмертный пляжный отдых своих шубных котиков, но хотела, чтобы ее поуговаривали.

– У меня, наверное, нос синий…

– А у меня красный! – захохотал нетрезвый Жора.

– Очень красиво! – деловито заверил фотограф, приседая и вертясь с фотоаппаратом.

Щелкая камерой и сверкая фотовспышкой, он сделал несколько снимков, пытливо посмотрел в видоискатель, охнул и снова навел оптику – на сей раз явно мимо Жоры, Люси и невинно убиенных котиков.

– В чем дело? – нахмурилась Люся.

– Ромашка, Ромашка, я – Лютик! – страстно прошептал фотограф себе за пазуху.

– Жор, он извращенец! – Люся ахнула и потрясла мужа, как пыльный коврик. – Жора, забери у него фотик! Я не хочу, чтобы моя фотография осталась у какого-то психа!

– Ну ты, псих! – тяжело шевельнув плечами, грозно позвал Жора.

– Лютик, я – Ромашка! – утробным голосом чревовещателя пробасил псих. – Что у вас там?

– Активное движение в сторону объекта! Сначала какое-то чучело на кривой ноге, потом сладкая парочка, а за ними еще один тип, – забубнил в недра собственного организма психованный фотограф.

– А ну пошли отсюда, дорогая, – Жора цапнул ближайшего к нему котика.

Фотографироваться на фоне редкого природного явления, явно обещающего редкостные неприятности, ему решительно расхотелось.

– Да есть, есть у меня совесть! – тщетно пытаясь вырваться из лап Кинг-Конга, со слезой в голосе выкрикнула я.

– Тогда че тебе здесь нужно? – не разжалобилась Катька.

– Босоножки! – плаксиво ответила я.

– Совесть у нас есть, а обуви нет! – подсказала следующую реплику нахальная Тяпа.

Катька повернулась в Кинг-Конгу и растерянно поморгала:

– Ты че, обувью торгуешь?

– Не понял, – признался громила.

Он поднял меня повыше – как фокусник кролика, извлеченного из мешка, встряхнул и рявкнул:

– Шпионишь, падла?!

– От падлы слышу! – возмутились мы с Нюнечкой.

Я дернула ногой, и фаршированная булыжником туфля бухнулась на палубу, как пушечное ядро. Это прозвучало как сигнал «На абордаж!» – и пиратское нападение состоялось!

– По местам стоять, с якоря не сниматься! – азартно проорал знакомый голос, и через борт лихо перемахнул дружественный белорусский партизан Лева.

– Ты еще кто такой? – набычился Кинг-Конг.

Ответить Лева не успел.

– Всем стоять! – сурово потребовал еще один знакомый голос, и на палубу спелыми сливами посыпались люди в черном.

Спустя считаные секунды все, чья одежда имела другое цветовое решение, лежали на досках лицом вниз.

– А говорили «стоять»! – язвительно пробурчала я в палубу.

– Женщины могут подняться, – хмыкнув, сказал настоящий полковник.

Я оттолкнула его руку и встала сама. А развратница Катька ограничилась тем, что перевернулась на спину да так и замерла в пассивно-гостеприимной позе.

– И что тут у нас происходит? – с неподдельным интересом спросил Артем Петрович.

Очевидно, готовая легенда была только у меня, и я сообщила:

– Лично я хочу забрать с этого корыта одежду и обувь моей больной подруги! Парчовое платье и золотые босоножки.

Кинг-Конг высокомерно отвернулся, а Артем Петрович спокойно сказал:

– Данное судно находится под охраной, а его владелец – под арестом, так что в ближайшее время отсюда никто ничего не заберет.

– Арестовали-таки нечестного депутата?! – обрадовалась я. – Ай да дедушка!