Наплевать на дьявола: пощечина общественному вкусу

Вместе с Генри Пероуном, опытным нейрохирургом, любящим мужем и отцом взрослых детей, мы проходим крошечный отрезок его жизни – один день. Субботу. Но это капля, сквозь которую различима вселенная.

Растягивать минуты и тормозить романное время в начале ХХI века умеют даже новички. Макьюэн – титулованный мэтр (в 1990 году он получил «Букера» за роман «Амстердам») и делает это играючи. Как и все остальное. Его мастерство бесспорно и почти невероятно. Ритмичный повествовательный шаг. Кульминации-развязки, отмеренные с аптекарской точностью, – только вы соберетесь заскучать, ровное течение сюжета оборвется круговертью. Продуманная до мелочей система персонажей. Великолепно сконструированный главный герой. В какой-то момент начинаешь подозревать, что нейрохирург Генри – герой автобиографический. Как Генри забирается в черепные коробки своих пациентов и деловито там копошится, так и Макьюэн бестрепетно, но осторожно погружается в души и головы своих героев. Генри любуется мозжечком – «бледным, хрупким, прекрасным», напоминающим танцовщицу под покрывалом, Макьюэн с похожим чувством разглядывает внутренний мир своего героя.

Как и в операционной, в романе наведен идеальный порядок. Во всем царит симметрия: вот мужчина – Генри, вот женщина – его жена Розалинд, юрист в газете. Мальчик – их сын, юный сочинитель блюзов Тео. Девочка – их дочь, талантливая поэтесса Дейзи. Имеется и старик – тесть Генри, поэт Джон Грамматикус, есть и старуха – мать Генри. Трое из шести занимаются творчеством, их стихия – поэзия и музыка. Но иррациональное уравновешено рациональным, потому что всем остальным ближе не столь возвышенные занятия: юриспруденция, хирургия, домашнее хозяйство.

Макьюэн сознательно выстраивает абсолютно благополучный, упорядоченный и гармоничный мир. Потомки будут вспоминать их, думает Генри, «как счастливых богов, знавших секрет долголетия, обитавших среди изобилия супермаркетов, в потоках легкодоступной информации, облаченных в теплые и легкие одежды, окруженных чудодейственными машинами».

Однако всякая идиллия обречена на разрушение. Недаром день начался с горящего самолета, который Генри случайно заметил из окна своей спальни. С самолетом все будет хорошо, но вскоре появятся новые джеки-потрошители этого аккуратно упакованного мира. Призрак убийства и насилия нависнет над семейством Пероун совсем низко и, перепугав всех до смерти, в конце концов отступит. Но необъяснимая тревога, мучающая героя с самого утра, так и останется с ним. Ночью Генри Пероуну покажется, что очень скоро Лондон будет разбомблен – скорее всего, бомбежка начнется в час пик. Он снова остро ощутит свою беззащитность, снова бросится к любимой жене. Переклички романа Макьюэна с «Американской пасторалью» Филиппа Рота кажутся очевидными, но, пожалуй, сходство объясняется не столько внутренней общностью авторов (она не так уж велика), сколько архетипичностью сюжета о разрушающемся доме.

Мы простимся с Генри, этим идеальным семьянином и прекрасным врачом, на рассвете воскресенья, но этот день для героя очищен от христианских ассоциаций. Воскрешения не предвидится, наступит просто очередной день недели, последний. Довольно печальная получилась история, полная предчувствия близкой угрозы, источник которой, похоже, и Макьюэну ясен не до конца, терроризм же (хотя герои постоянно спорят о войне в Ираке) кажется ему слишком простым ответом. Но в том, что однажды рванет, что «нападение неизбежно», он не сомневается. И рассказывает нам, что случится за сутки до конца света.

Иэн Макьюэн. Суббота / Пер. с англ. Н. Холмогоровой. М.: Росмэн, 2007.

Моль родного наречия

Вышел сборник эссе Саши Соколова, автора элегической «Школы для дураков» (1973), фольклорной эпопеи «Между собакой и волком» (1979) и сатирической «Палисандрии» (1985). Гражданин вселенной, после отъезда из СССР Саша Соколов перемещался по миру быстро и незаметно и сейчас как будто живет в Израиле. Ему 63 года, он по-прежнему пишет, но пишет в стол. Сборник «Тревожная куколка» – сладкая крошка с этого стола.

В сборник вошли речи, произнесенные писателем на калифорнийских конференциях, лекции, прочитанные перед заморскими же студентами, надгробное слово памяти главы издательства «Ардис» Карла Проффера и в честь прозаика Александра Гольдштейна. А также лирический портрет литературного движения СМОГ (Самое молодое общество гениев), появившегося в 1965 году и разгромленного полтора года спустя, «попытка сюжетной прозы» «Знак озаренья», наконец, давшая название сборнику «Тревожная куколка». Это этюд о «раскукливании» личности художника и превращении ее – нет, не в волшебную набоковскую бабочку, а в серого ночного мотылька, в «вольную моль родного наречия».

Главное, ради чего стоит читать все эти лекции и речи, – немыслимость языка, которым они написаны. Язык Саши Соколова плавно течет меж берегов русской классики, задевает краеугольные камни русской фразеологии, фонетики, синтаксиса, слизывает и растворяет в себе их мощь, соль и в итоге оказывается живым, современным, русским и образцово правильным.

Выпарить из словесной музыки Саши Соколова основные мотивы и темы, в общем, несложно. Свобода, творчество, литература. Искусство, настоящий читатель, истинный художник, свобода. Свобода в обязательном порядке и при любых обстоятельствах. Она – «свет и крылья искусства». В одной из речей писатель вспоминает, что с особой остротой испытал ее, впервые прилетев из Москвы в Вену и зашагав по «райскому вертограду» Европы. Частности выяснились позднее. В другом месте он описывает культурную ситуацию на Западе уже без романтического трепета. Саша Соколов признает, что в Америке, как когда-то в России, произошла своя культурная революция. Ее лозунг – business as usual: искусство – способ зарабатывать деньги не хуже, чем прочие. Социалистическому реализму оказался противопоставлен «капиталистический примитивизм». «Ты даже не представляешь, насколько тут нужно продаться, чтобы тебя купили», – цитирует писатель одного русского художника, эту революцию принявшего.

Все это острые и важные теперь уже и для культурной ситуации в России соображения. Их актуальность ощущаешь, листая даже сам сборник, изданный, мягко говоря, без лишнего прилежания, – ни малейшей логики в компоновке текстов не наблюдается, словно бы сунули первое, что под руку попалось, под некоторыми текстами забыв даже проставить годы. Это не отменяет, разумеется, того обстоятельства, что сами тексты способны повергнуть читателя в эстетический шок. Новая встреча с этим словесным денди и эстетом наводит резкость на современную языковую ситуацию в России.

На фоне точного, ясного, благоуханного русского языка Саши Соколова еще очевидней становится оскудение окружившей нас речи – ее приблизительность, ее безвольная готовность искать средства экспрессии не в верхних, а в нижних слоях – скажем, в языке подонков. Читая Соколова, видишь – четкость и пластика языка не просто дар, но еще и результат сознательных усилий. Парадокс: живущий вдали от России Саша Соколов на них способен, живущие в России – нет. Сборник его эссе – возможность высунуть голову из душного пространства речевой неряшливости, глотнуть чистейшего словесного воздуха и вместе с автором увидеть чудо: дворник, скребущий двор, оказывается Скрябиным, улица Моховая оборачивается в меха, зрителю, покинувшему театральное фойе, подают вместо кареты – вечер.

Саша Соколов. Тревожная куколка. СПб.: Азбука-классика, 2007.

Не отгораживайся

О романе «Камчатка» Марсело Фигераса

«Камчатка» популярного аргентинского журналиста и сценариста Марсело Фигераса – один из самых обаятельных переводных романов текущего года. К реальной географии он имеет отдаленное отношение, Камчатка здесь – страна на карте настольной игры «Стратегия». И метафора свободы.

Недаром любимцем десятилетнего героя романа, который и рассказывает нам эту историю, становится знаменитый эскапист начала ХХ века Гарри Гудини. «Человек, который вырывается на свободу», – писали о Гудини в афишах. Он умел выбираться из клетки, смирительной рубашки, под водой освобождаться от цепей. Юный герой «Камчатки» берет себе имя Гудини – Гарри. Не развлечения ради – имя сменить необходимо: он сам, его родители и младший брат по прозвищу Гном скрываются на даче друзей от военной диктатуры, обрушившейся на Буэнос-Айрес в марте 1976 года.