Наполеон Бонапарт
Шрифт:
Но это было только начало. Раз ступив на этот путь, Наполеон не мог удержаться. Императорская мантия, накинутая на плечи, требовала совсем иного интерьера. Менялся не только внешний вид императорского дворца, не только его убранство — менялись и люди. Наполеон стал оказывать внимание старому дворянству, родовитой аристократии. Он окружил свою жену императрицу Жозефину дамами из старинных аристократических фамилий, он им охотно покровительствовал. Правда, у него хватило ума избежать опасности быть смешным: он не намеревался дублировать роль «мещанина во дворянстве». Летиция, государыня-мать, перехватила как-то насмешливый взгляд герцогини де Шеврез, которым она обменялась с другой придворной дамой. Об этом было сообщено сыну. Переоценившая положение герцогиня была уволена и выслана из Парижа. Наполеон не для того стал императором, чтобы учиться манерам у реэмигрировавших аристократов [938] . Он держал их в строгости, они могли ему только служить. «Я открывал им путь славы — они отказывались; я приоткрыл дверь в прихожую — они все туда устремились», — говорил он презрительно о старых аристократах.
938
Madame de Remusat. Memoires, t. II, p. 315–316; L. Madelin. Histoire du Consulat et de I'Empire, t. VII, p. 17–18.
Но
С весны 1807 года французы должны были снова привыкать к титулам, почти двадцать лет непроизносимым в стране и забытым, как средневековая ветошь. Вновь появились герцоги, князья, графы, бароны. В кругах, близких к правительству, разъяснялось, что новое имперское дворянство — это не возврат к старым сословиям, это аристократия талантов, лучшая часть нации, сам народ, олицетворенный своими наиболее выдающимися представителями. Был определенный политический расчет в том, что первый герцогский титул империя даровала бывшему сержанту Лефевру, а его жена белошвейка Катрин, не знавшая, с какого конца едят спаржу, стала герцогиней Данцигской. За ними последовали многие. Сослуживцы императора, солдаты, ставшие маршалами, бывшие депутаты Конвента и даже члены Комитета общественного спасения росчерком пера были превращены в высокопоставленных представителей новой имперской знати.
Бывший контрабандист Массена мог находить удовлетворение в том, что он назывался герцогом Риволи, а позже князем Эсслингским. У него были огромные имения, великолепные особняки. Он владел состоянием, размеры которого трудно было определить. Бертье — ближайший помощник Наполеона по руководству армией — был сделан принцем Невшательским, позднее князем Ваграмским и герцогом. Обширные владения княжества Невшатель он получил в личную собственность. Его доходы были огромны, он стал одним из самых богатых людей. Маршал Ней, сын бочара, получил титул герцога Эльхингенского, позже ему присвоили еще титул князя Московского. Иоахим Мюрат, сын трактирщика, был сначала сделан великим герцогом земель Берг и Клеве, маршалом, а затем королем Неаполитанским. Бернадот был сделан князем Понтекорво и получил соответствующие владения. Старый бретер Ожеро стал герцогом Кастильоне, Фуше — герцогом Отрантским, Мармон — герцогом Рагуз-ским, Жюно, товарищ юношеских лет Бонапарта, — герцогом д'Абрантесом. Даву был наделен званиями герцога Ауэрштедтского и позже князя Экмюльского. Ланн стал герцогом Монтебелло, Мортье — герцогом Тревизским, Савари — герцогом Ровиго, Коленкур — герцогом Виченцским, Сульт — герцогом Далматским, Бессьер — герцогом Истрии, Дюрок — герцогом Фриульским, Маре — герцогом Бассано, Кларк — герцогом Фельтрским, Камбасерес — герцогом Пармским и т. д. Иным приходилось довольствоваться меньшим. Бывший сподвижник Робеспьера Жанбон Сент-Андре был сделан бароном, бывший помощник Шометта Реаль стал графом [939] .
939
Общее число лиц, возведенных в дворянство, превышало три тысячи человек (Cumpardon. Lisle des membres de la Noblesse imperiale d'apres les lettres patentes. Paris, 1889).
Так создавалась новая аристократия. Она обладала не только громкими, звучными именами, то были не только герцоги, князья, графы, бароны — это к тому же были и очень богатые люди, которые могли соперничать огромными своими состояниями со старинными богатейшими домами Европы. Наполеон утешал обойденных: он создает новое имперское дворянство, дворянство талантов, храбрости, мужества. Он любил напоминать, что герцог Монтебелло — это бывший солдат Ланн, сын крестьянина. Каждый солдат носит в своем ранце жезл маршала, каждый преданный империи француз может стать князем, графом, герцогом, одним из самых знатных людей страны.
Золотые пчелы на бархате империи против белых лилий Бурбонов — разве они не принесут Наполеону победу и славу? То была иллюзия. Жизнь ставила иное противопоставление: красный фригийский колпак против красных каблуков дворянства, народ против аристократии — только в этом противопоставлении можно было рассчитывать на победу. Но в странном ослеплении Наполеон тешил себя иллюзией, будто с помощью этих звучных титулов, с помощью высоких чинов, огромных денежных сумм, которыми он щедро награждал своих генералов и сановников, он сможет укрепить свою власть. То была иллюзия, ошибка, в которой он вскоре убедился.
На острове Святой Елены, обозревая ушедший в прошлое путь своей жизни, Наполеон правдиво рассказал о Жюно — друге его юности, с которым они были когда-то на «ты», делили в 1795 году последние медяки, отказывая себе в куске хлеба или чашке кофе. Жюно волей императора Наполеона превратился в герцога д'Абрантеса. Самые высокие должности, почести, десятки тысяч франков предоставлялись человеку, о котором знали, что он близок к императору. Жюно был военным губернатором Парижа, командиром гусар, у него были огромные поместья в Пруссии, в Вестфалии, великолепный дом в Париже, известный всей столице, сотни лошадей, блестящий выезд; он мчался по стране с быстротой, которую мог позволить себе разве что император. Когда Жюно был назначен в Португалию, ему определили жалованье в шестьсот тысяч франков. В Париже он получал немного меньше этого. И что же? Наполеон рассказал о том, как он должен был пригласить жену Жюно Лауру д'Абрантес (он знал ее по годам молодости, проведенным на Корсике), чтобы пресечь безмерную трату денег, кутежи, оргии, скандальный образ жизни, которым прославился на весь Париж бывший сержант крестьянский сын Андош Жюно [940] . При огромных доходах Жюно не хватало денег; он должен был обращаться к императору с просьбой покрыть его громадные долги. В не меньшей мере, чем безрассудной тратой денег, Жюно прославился скандальными связями, на которые его жена отвечала тем же. Дело дошло до того, что Наполеону пришлось лично вмешаться, чтобы положить конец развлекавшей «весь Париж» близости Лауры д'Абрантес с Меттерни-хом, австрийским послом, одним из самых опасных врагов Франции. Император не мог допустить, чтобы государственные тайны, доверенные военному губернатору Парижа, вхожему в Тюильрийский дворец, уходили по закрытым каналам в Вену. Жюно вместе с женой был отправлен в Португалию [941] .
940
Las-Cases. Memorial, t. II, p. 14–16.
941
Bourrienne. Memoires, t. VII, p. 330–331.
Но
этот частный случай с Жюно имел и более общее значение. Кто мог бы узнать в этом пресыщенном, тяжеловесном человеке с расплывшимися чертами лица, небрежными жестами, равнодушным взглядом погасших глаз молодого офицера, полного жизни и отваги, именуемого в узком кругу «Жюно-буря»? А ведь прошло всего десять — двенадцать лет. Пройдет еще несколько лет, и герцог д'Абрантес то ли в припадке безумия, как это было объяснено, то ли в состоянии глубочайшей душевной депрессии покончит жизнь самоубийством, выбросившись из окна.Не выражала ли трагическая судьба Жюно д'Абрантеса нечто большее, чем личную катастрофу способного человека, сбившегося с пути? Не шли ли его товарищи и друзья сходными путями? «Когорта Бонапарта» — «железная когорта» молодых, беззаботных, ничего не страшившихся людей, смело уверовавших, что над ними сияет звезда счастья. Что стало с ней? Мюирон, Сулковский погибли в начале пути. Ланн давно уже разошелся с императором; Бонапарт пытался его и застращать, и задобрить; в 1807 году он поднес герцогу Монтебелло миллион франков; он его ценил больше всех и хотел вернуть его дружбу. Ланн остался равнодушен и к титулам, и к деньгам. В 1809 году он был убит. Та же участь ждала Дюрока, он погиб в 1813 году; Бертье в 1815 году кончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна, как Жюно. Мюрат, король Неаполитанский, блещущий нарядами, в пышных плюмажах, заставлявших принимать его за персонаж из цирка Франкони, всегда хотел большего — королевского трона в Варшаве или Мадриде. В конце концов он добился дюжины пуль в сердце: его расстреляли в 1815 году. Кто же оставался? Мармон, герцог Рагузский, один из первых друзей Бонапарта, прошедший с ним весь путь начиная от Тулона и Монтенотте. Этот пережил всех. Он был первым, кто в 1814 году предал Наполеона, открыв фронт и дорогу на Париж армиям иностранной коалиции.
Была ли в самом деле счастливой звезда, поднявшаяся на темном небе 1796 года, для этой горстки молодых людей, так дерзко бросавших вызов судьбе?
***
Наполеон обещал в 1807 году, что польская кампания будет «последней войной». Тильзит давал ему необходимые гарантии, и в дни расцвета франко-русского союза, летом и осенью 1807 года, большинство французов поверило, что время войн — слава богу и императору! — осталось позади.
Тем не менее вскоре по возвращении в Париж Наполеон дал Жюно приказ отправиться в Байонну и там встать во главе армии, предназначенной для вторжения в Португалию. Это не было ни неожиданностью, ни секретом. Еще в Тильзите Наполеон доказывал Александру, что Португалия — единственное королевство Европы, поддерживающее торговые и политические связи с Англией, и что с этим нужно покончить: этого требуют интересы континентальной блокады. Судьба Португалии не интересовала Александра, да и в ту пору у него были заботы поважнее. 15 октября 1807 года на большом дипломатическом приеме в Фонтенбло Наполеон обратился с резкими словами к португальскому послу. Перепуганный регент из дома Браганца немедленно объявил войну Англии и выслал английского посла. Конечно, это была инсценировка, аляповатая игра, но, впрочем, что бы ни предприняло португальское правительство, ничто бы не удовлетворило Наполеона [942] . Судьба Португалии была решена… 27 октября в Фонтенбло был подписан франко-испанский договор о разделе Португалии [943] ; армия Жюно уже маршировала по дорогам Испании, продвигаясь к Лисабону.
942
Corr., t. 16, N 13340, au gen. Junot, 8 november 1807.
943
A. de Clercq. Op. cit., t. II, p. 235–237; L. Picard. Expedition du Portugal (1807). Paris, 1812.
Нарушил ли император данное им слово? Была ли — португальская экспедиция новой войной? Ни Наполеон, ни большинство французов этого не считали. В представлении Наполеона то была лишь будничная мера по осуществлению континентальной блокады. Как мало он придавал значения португальскому делу, видно хотя бы из того, что, пока солдаты Жюно медленно продвигались по каменистым дорогам Испании, Наполеон выехал в Италию. Здесь у него были более важные дела. 23 ноября без единого выстрела королевство Этрурия было объявлено прекратившим существование; во Флоренцию вступили французские войска, казалось бы только для того, чтобы восстановить старое название — Тоскана. Позже выяснилось, что изменилось не только название государства, изменилась и правившая им династия; вместо Марии-Луизы из дома Бурбонов на престоле Тосканы оказалась также женщина, но из династии Бонапартов — Элиза. Еще через полгода, 30 мая 1808 года, Велико» герцогство Тосканское было включено в состав Французской империи с сохранением, впрочем, своей автономности [944] .
944
P. Marmottan. Elisa Bonaparte. Paris, 1898; Ed. Driault. Napoleon en Italie; £. Rodocanadri. Eliza Napoleon (Bachiocchi) en Italie. Paris, 1900
23 ноября в Милане Наполеон издал декрет, расширявший знаменитые берлинские декреты: все суда и товары, принадлежащие англичанам, подлежат блокаде [945] . Строжайшее осуществление блокады представлялось императору важнейшей задачей. Пий VII, римский папа, как светский государь не считал для себя обязательными постановления о блокаде; в папских владениях продолжали вести оживленную торговлю с англичанами. Наполеон потребовал прекращения всяких связей с Британией; требование было оставлено без последствий. По-видимому, в Ватикане наивно полагали, что император, постигший важность поддержки католической церкви, не рискнет ссориться с ее главой. То были ошибочные расчеты. Наполеон стал возвышать голос. В письме, сопровождающем ноту Шампаньи римскому папе, продиктованном Наполеоном, было угрожающе заявлено, что император сумеет дать почувствовать «контраст между Иисусом Христом, погибшим на кресте, и его преемником, сделавшим из себя короля» [946] . То был почти стиль пропаганды де-христианизаторов 1793 года. Но Наполеон всегда предпочитал действия словам. Еще в ноябре 1807 года генералу Миоллису, командовавшему войсками во Флоренции, был дан приказ быть готовым к походу на Рим. В феврале 1808 года Миоллис без единого выстрела занял Рим. В мае того же года «вечный город» был включен в состав Французской империи [947] .
945
A. de Clercg. Op. cit., t. II.
946
Corr., t. 16, N 13477, p. 265; 22 janv. 1808.
947
Corr., t. 16, N 13536, 13555, 13572.