Наполеон, или Миф о «спасителе»
Шрифт:
Талейран прекрасно понимал, что решающая партия разыграется в Париже. Он мог положиться на префекта полиции Паскье и на большинство сенаторов. Едва союзники вступили в Париж, как начались демонстрации роялистов. Канцлер утверждает, что в них была замешана полиция, но его свидетельство не заслуживает доверия. Талейран рассчитывал на сенат, однако решающий удар по императорской власти был нанесен генеральным советом департамента Сена. Наполеон презирал его, постоянно урезывал бюджет Парижа, не считался с его мнением.
И совет отомстил. 1 апреля по инициативе адвоката Бел-ляра, одного из двадцати его членов, тринадцатью голосами из четырнадцати, принявших участие в голосовании, было принято воззвание, обнародованное 2 апреля. Оно гласило: «Жители Парижа! Ваши избранники предали бы вас и свою Родину, если бы из низких, корыстных побуждений продолжали и дальше заглушать голос совести. Между тем она вопиет о том, что все угнетающие вас несчастья исходят от одного-единственного человека. Это он ежегодными рекрутскими наборами разрушает ваши семьи. Это он вместо четырехсот миллионов, которые Франция платила при наших добрых старых королях для вольной, счастливой и спокойной жизни, обложил нас налогами в полторы тысячи миллионов, грозя еще больше увеличить их. Это он
Он и сам был за отречение Наполеона, однако хотел, чтобы оно прошло в официальной обстановке. 1 апреля он убедил сенат проголосовать за создание временного правительства. В него вошли два королевских агента (Дальберг и аббат де Мон-тескью) и два ставленника Талейрана (Жокур и Берновиль). Сам Талейран возложил на себя обязанности его председателя. 3 апреля сенат наконец решился: он провозгласил отречение от власти Наполеона, виновного «в нарушении присяги и покушении на права народов, поскольку рекрутировал в армию и взимал налоги в обход положений конституции». Буржуазия отправила «спасителя» в отставку. А что же Наполеон? Он находился в это время в Жювизи, на почтовой станции в Кур-де-Франсе, в двух часах езды от Парижа, куда, получив известие о сдаче столицы, спешно возвращался после провала своего маневра. Он удалился в Фонтенбло. Ничего еще не потеряно. Разве у него не было 60 тысяч солдат, выкрикивавших на параде 3 апреля: «На Париж!»?
Почему бы и Австрии, на худой конец, не выступить в его поддержку из уважения к Марии Луизе? Крылья подрезали ему его маршалы: Ней, Бертье и Лефевр, — отказавшись продолжать борьбу. Они, и прежде всего Ней, убедили императора 4 апреля отречься от престола в пользу римского короля. «Брюмер наизнанку», как не без злобы говорили тогда. Коленкур, Ней и Макдональд отправились в Париж на переговоры с русским царем. Александр пребывал в нерешительности, опасаясь возобновления боевых действий. Не исключено, что он согласился бы на регентство римского короля, если бы не полученное им известие о предательстве армейского корпуса генерала Суама, ответственность за которое возложили на Мармона. Это известие навело царя на верную мысль, что далеко не вся армия и ее военачальники единодушно преданы Наполеону. Он потребовал безоговорочного отречения, гарантируя побежденному суверенные права над островом Эльба. 6 апреля Наполеон смирился с приговором. Но 7-го на параде солдаты встретили его восторженными приветствиями, и он попытался настоять на своем прежнем решении: 11 — го он поручил Коленкуру не давать хода уже подписанному им акту об отречении. В нем просыпаются мысли о самоубийстве; 8-го, по свидетельству Коленкура, он пытается покончить с собой, в ночь на 13-е — еще одна попытка. Подписав Фонтенблоский договор, по решению которого он получал во владение Эльбу, ежегодную ренту в размере двух миллионов от французского правительства, 20 апреля, после знаменитой сцены прощания во дворе замка Фонтенбло, Наполеон уехал.
6 апреля сенат призвал Людовика XVIII. Никто не хотел очередного «спасителя» в лице Бернадотта. Регентство Марии Луизы позволило бы Наполеону свести счеты с теми, кто отвернулся от него. Герцог Орлеанский не мог реально претендовать на престол: законным правом на него обладал лишь Людовик XVIII. Но сенаторы хотели вернуться не к 1789-му, а к 1791 году. Они были за восстановление не абсолютной, но конституционной монархии. Сенатской комиссии было поручено составить проект конституции. В нее вошли Барбе-Марбуа, Дестют де Траси, Эммери и Ламбрехт, а также бывший консул Лебрен. Проект, представленный временному правительству, недвусмысленно ссылался на конституцию 1791 года. Людовик XVIII «приглашался на трон свободным волеизъявлением», а текст конституции «выносился на одобрение народа». Министры были подотчетны палатам, свободы гарантировались. Эта не лишенная достоинств конституция устанавливала парламентскую монархию по английскому образцу. Но мог ли Людовик XVIII, легитимный монарх, принять такие условия? Ведь сенаторы, эти бывшие термидорианцы, удержавшиеся в 1795 году у власти благодаря Декрету о двух третях, а потом, после Брюмера, заполонившие Законодательное собрание Консульства, теперь заявляли, что в полном составе войдут в предусмотренный их проектом новый сенат. Все эти люди, извлекшие выгоду из Революции и режима Империи, не хотели уходить со сцены! Притом что они опорочили себя воззванием об отречении от власти Наполеона, собрав чуть ли не досье на все те случаи превышения императором полномочий, которые они сами же одобряли в дни его могущества! Этим они окончательно дискредитировали в глазах общественности себя и свою конституцию. Все это давало таким пресловутым борцам за легитимность, как Баррюэль, Мэстр, Бональд и другие, лишний повод ополчиться на проект конституции. Баррюэль усмотрел в нем даже «измышление ада»! Как же повел себя Людовик XVIII? Прибыв 27 апреля в Компьень, он 2 мая в манифесте, составленном в Сен-Клу его советниками, в числе которых был Блаке, изложил свои главные требования: суверенитет не народа, а короля, подготовка новой конституции, гарантирующей основополагающие свободы, национальное представительство, вотирование налогов палатами и равенство перед законом. Эти требования означали отказ как от абсолютизма, так и от суверенитета народа, несовместимого с идеей легитимной монархии. Из этого манифеста родилась Хартия 4 июня — плод усилий ярых роялистов (Дамбре, Ферн и Монтескью) и термидорианцев вроде Буасси д'Англа, одного из составителей конституции 1795 года (в соавторстве с Ланжюинэ). То обстоятельство, что это была не конституция, а пожалованная королем Хартия, пришедшаяся на 19-й год царствования Людовика XVIII (после смерти Людовика XVII в Тампле), вызывало раздражение либералов. Но это были мелочи в сравнении с содержащимися в документе уступками. Хартия гарантировала каждому право приобретать национальное имущество, занимать любую государственную должность, свободу совести и равное налогообложение, — словом, осуществление всех завоеваний Учредительного собрания. Желая успокоить рантье, она признавала все финансовые обязательства прежних правительств.
Исполнительная
власть принадлежала королю, законодательная — двум палатам: палате депутатов (король обладал правом ее роспуска), избираемой сроком на пять лет на основе избирательного ценза, и палате пэров, которых король мог назначать в неограниченном количестве. Все историки отмечают, что Хартия 1814 года была «куда либеральнее» конституций VIII, X и XII годов и «разумно-практичнее» конституции 1791 года. Сможет ли Франция восстановить утраченное ею в 1789 году политическое равновесие? Это позволило бы стране обойтись без череды новых революций и «спасителей». К несчастью, после свержения Наполеона началось обсуждение условий мира. По Парижскому договору от 30 мая Франция восстанавливалась в границах 1792 года. Из всех территориальных завоеваний периода Революции она сохраняла лишь Савойю, Авиньон и Монбельяр. Бельгия была аннексирована Голландией, Венеция и Ломбардия возвращены Австрии. Судьба других территорий должна была решиться на Венском конгрессе. Многие крепости в Германии, Италии и Бельгии, в частности в Антверпене и Гамбурге, со всем военным снаряжением были возвращены прежним хозяевам. Эти аннексии уязвили самолюбие французов. Уступки, на которые пошел ведший переговоры Талейран, были восприняты как «чаевые, брошенные Бурбонами союзникам», а отказ от завоеванных территорий — как условие реставрации монархии. Проводилась параллель между Наполеоном — защитником оккупированной Франции и Людовиком XVIII — государем, «доставленным в повозке из-за границы». Престижу легитимной монархии был нанесен ущерб. Бесцеремонность вчерашних эмигрантов довершила дело. Наполеону стали сочувствовать. Франция упустила реальную возможность обрести политическую стабильность.Глава IX. 1815 ГОД: ПОСЛЕДНИЙ ВЫБОР
Дорогой изгнания, за каретой, уносящей Людовика XVIII к Генту 20 марта 1815 года, скачут Виньи и Ламартин. Неподалеку находится Жерико, Шатобриан запаздывает. Роялисты не смогли воспрепятствовать возвращению Наполеона. Легитимный монарх в сопровождении романтиков удалился в изгнание. Так прошлое и будущее сошлись в этом бесславном отступлении, которому долго еще суждено будет завораживать воображение писателей — от Шатобриана до Луи Арагона и Жана Ануя. Вдохновителями общественного движения, увлекающего Наполеона к Парижу, стали рабочие и крестьяне. Армия присоединится к императору позднее, а ее высший командный состав — лишь частично.
Продвижение Наполеона к столице было облегчено активизацией в провинциях «четвертого сословия». Страх перед восстановлением феодальных прав в деревне и рост безработицы в городе надежнее всяких политических маневров привлекли сельский и городской пролетариат к тому, кто однажды уже спас Революцию, обеспечив сохранность ее социальных завоеваний. Нотабли помалкивают: они с облегчением наблюдают за крушением монархии, питающей слабость к старой аристократии, и при этом испытывают беспокойство в связи с возвращением человека, ставшего символом войны с Европой. И вновь, как когда-то по возвращении из Египта, Наполеон оказался перед выбором. Да, переговоры с Людовиком XVIII исключены, но он может помириться с буржуазией, пойдя на важные для нее политические уступки и взяв на себя роль защитника ее интересов от посягательств иноземцев. Опираясь на поддержку народа, можно было бы направить Революцию по пути, с которого она сошла в 1794 году после поражения «бешеных». Несмотря на усталость страны и трусливое предательство буржуазии в 1814 году, может быть, спасение — в этом?
По Фонтенблоскому договору Наполеону был предоставлен суверенитет над островом Эльба, присоединенным к Франции сенатус-консультом 26 августа 1802 года, а в 1809 году переведенным в подчинение главному управлению департаментов Тосканы. В 1802 году Лашевардьер опубликовал в «Статистических анналах» любопытное исследование по экономике острова. Он указывал на наличие полезных ископаемых (свинец и железная руда) и важных стратегических портов: «Принимая во внимание географическое положение острова между южными берегами Французской республики, Неаполитанскими государствами и Сицилией, для французской торговли важно занять хотя бы один из его портов либо в качестве места стоянки, либо — склада разнообразных товаров из обеих Сицилий и Леванта. Коммерция приводила и менее развитые племена к высокой степени процветания. Под эгидой сильного правительства торговля может придать острову невиданный доселе блеск». Так выглядело новое владение, полученное Наполеоном в собственность 4 мая 1814 года. Он тут же приступил к реорганизации административного управления острова, назначив интендантом Бальби, губернатором — Друо и казначеем — Пейрюса.
Были реформированы таможня, служба регистрации, больницы, возведены укрепления, разбиты виноградники. Наполеон принимается за постройку театра, словом, проявляет необычайную деловитость. Ничего удивительного: он в расцвете сил и не превратился еще в опустившегося, тучного старика, как это случилось на острове Святой Елены. Правда, здесь он суверенный правитель; на Святой Елене он будет бесправным узником.
Поселившись во дворце Мулини, он вызвал к себе мать и Полину и стал принимать многочисленных посетителей, в основном англичан, которых приглашал делить с ним трапезы. Внешне он производил впечатление человека, решившего провести остаток дней на острове, но в действительности осуществлял активную секретную деятельность, поддерживая постоянную связь с континентом посредством тайной переписки со своими агентами. Он был осведомлен о положении дел во Франции, о недовольстве политикой Бурбонов, знал, что армия ропщет из-за демобилизаций, неизбежных при возвращении к мирной жизни, и возмущается тем, что пути к восстановлению в должности и продвижению по службе открыты лишь для офицеров Конде, что крестьяне, приобретшие свою долю национального имущества, кое-где подвергаются притеснениям со стороны бывших владельцев. Старый дух вольтерьянства просыпается в буржуазии по мере того, как растет количество публичных процессий и религиозных церемоний. Дезире Монье свидетельствует: «Можно было видеть придворных, причащавшихся по три раза за мессу у разных алтарей, только бы попасть на глаза жене наследника престола».
Наконец, свободный ввоз английских товаров после снятия континентальной блокады обрекает людей на безработицу. Вопреки усилиям Людовика XVIII, две Франции: одна — белого, другая — трехцветного флага — восстают друг на друга. В своих нашумевших «Напоминаниях королю» Карно, прославившийся как героический защитник Антверпена, клеймит окружение Людовика XVIII: «Если вы хотите преуспеть при дворе, остерегайтесь обмолвиться, что вы один из тех двадцати пяти миллионов граждан, которые не без храбрости защищали родину от врагов, ибо вам возразят, что эти так называемые граждане — те же бунтари, а так называемые враги — наши друзья». Бонапартисты используют это недовольство в своих целях: генералы (Эксельманс, Лефевр-Денуэтт) при поддержке Фуше организуют заговор.