Наполеоновские войны
Шрифт:
Исследователю, решившему впервые обратиться к изучению событий 1812 г., военные действия будут рисоваться как серия ошибок и просчетов с обеих сторон. Действительно, тактические промахи допускали и русские генералы, и французские маршалы. Но у русской стороны необходимо отметить верный выбор стратегической концепции, правильность которой подтвердили последующие события войны. Именно этот выбор разрушил политические, стратегические и оперативные замыслы Наполеона, что и предопределило его поражение.
С этой точки зрения особенно показателен второй период войны. В то время когда в России были мобилизованы значительные материальные и людские ресурсы, решительно использовались все возможные средства для отпора и борьбы с французами (созыв ополчений, поощрение партизанских действий, пропагандистские мероприятия: от религиозных и патриотических призывов к населению до агитации солдат противника), главные силы Наполеона оказались в центре враждебной территории при наличии единственной и чрезвычайно растянутой коммуникационной линии, проходящей через регионы, ставшие ареной боевых действий и имевшие вследствие применения русскими тактики «выжженной земли», крайне скудные возможности для применения реквизиционной системы снабжения войск. Собственно, дальнейшая борьба свелась к обладанию этой коммуникационной линией. Уже начиная обратное движение от Москвы, Великая армия находилась в критическом положении. Не случайно маршал Сен–Сир назвал решение об отступлении «отчаянным» планом [443] . Военные действия во второй период кампании развивались очень быстро. Можно привести аналитические данные П. А. Чуйкевича: путь отступления до Малоярославца в 1213 верст русская армия проделала за 123 дня. Расстояние от Малоярославца до Ковно в 985 верст войска Наполеона преодолели за 49 дней [444] . В данном случае, другим словом как бегство отступление Великой
443
Взгляд маршала Сен–Сира на кампанию 1812 года // Военный журнал. 1846. Кн. 3. С. 113.
444
Чуйкевич П. Рассуждения о войне 1812 года. СПб., 1813. С. 8—9.
Также стоит отметить, что во второй период войны, во время нахождения русской армии в Тарутино, туда с Дона прибыли, идя «без роздыхов», донские ополченческие полки (всего 26 полков – около 13 тыс. сабель). Часть из них попала в новосформированный корпус Платова, другие были распределены в авангард и в армейские партизанские отряды. Прибытие свежих казачьих полков резко увеличило удельный вес конницы (до одной трети) в составе главных сил М. И. Кутузова и оказало значительное влияние на последующий ход военных действий. Все это происходило на фоне прогрессирующего упадка французской конницы с самого начала войны. Когда Наполеон вынужден был из остатков конницы формировать части из спешенных кавалеристов, армия Кутузова стала усиливаться легкой кавалерией (заслужившей в этот период лестную характеристику лучшей в мире). Поэтому неудивительны и успехи казачьих полков во второй период войны, их действительно можно назвать блистательными. Только количественные показатели корпуса Платова (вероятно, значительно завышенные в реляциях) могли впечатлить любого. Если верить бумагам, в 1812 г. ими было взято 30 знамен и штандартов, 500 – 548 орудий противника, от 50 до 70 тыс. пленных. Через руки казаков, действовавших впереди регулярных сил, прошел и почти весь обоз Великой армии – от 10 до 30 тыс. повозок, доставшихся им в качестве трофеев.
Итогом Отечественной войны 1812 г. явилось почти полное уничтожение Великой армии в России. Дорога от Москвы до Немана была усеяна трупами сотен тысяч солдат Великой армии. По окончании боевых действий на русской территории главнокомандующий М. И. Кутузов имел полные основания написать: «Неприятель с бедными остатками бежал за границу нашу» [445] . Маршал А. Бертье, докладывая в начале 1813 г. Наполеону о результатах русской кампании и о катастрофических потерях, также объективно вынужден был сделать вывод: «Армии более не существует» [446] . Более полумиллиона солдат из стран Европы нашли свою гибель или попали в плен в России. Это был тот удар, от которого французская империя уже не смогла полностью оправиться.
445
М. И. Кутузов. Т. IV. Ч. 2. С. 610.
446
Цит. по: Savant J. Napolйon. Paris, 1974. P. 238.
Дрезденское сражение
Перед началом войны Наполеон строил грандиозные планы о мировом господстве. «Через пять лет, – говорил он аббату Д. Прадту, – я буду хозяином мира; остается Россия, но я ее раздавлю» [447] . В декабре 1812 г. в Варшаве французский император неоднократно повторил ставшую исторической фразу, зафиксированную несколькими современниками: «От великого до смешного – только один шаг» [448] .
447
Histoire de l’ambassade dans le grand duchй de Varsovie en 1812, par M. De Pradt. P. 24.
448
Ibid. P. 215; Дубровин Н. Отечественная война в письмах современников (1812—1815 гг.). С. 419.
Глава 8
Закат наполеоновской империи: Кампания 1813 г.
Заграничные походы и дивиденды от окончательной победы в 1812 г.
12 (24) декабря 1812 г. в Вильно император Александр I в день своего рождения заявил собравшимся генералам: «Вы спасли не одну Россию, вы спасли Европу» [449] . Собственно, уже в этих словах заключалась концепция будущих действий русской армии и уверенность российского императора в необходимости перенесения войны в Западную Европу. В данном случае есть необходимость остановиться подробней на очень важном и не проясненном до конца в историографии вопросе – стоило ли русским войскам после победоносного окончания военных действий в 1812 г. идти дальше в Европу? Как писал в свое время участник военных действий историк Д. П. Бутурлин: «Гибельный Московский поход не заставил Наполеона быть умереннее; могущество его было сильно потрясено, но не совсем еще уничтожено» [450] . Необходимо прямо сказать, что Александр I в то время был один из немногих государственных европейских деятелей на континенте, кто верил в окончательную победу над Наполеоном. Но даже после катастрофы в России немногие предугадывали его падение. Верхи больших и малых держав, все находились тогда в поисках нового «модус вивенди». Большинство исходило из логики более чем десятилетнего наполеоновского господства, из тщетности усилий победить гениального «узурпатора». В лучшем случае рассматривали возможность нового «Тильзита». Но ситуация в начале 1813 г. для европейских политиков оказалась чрезвычайной и в их рядах наблюдалась полная растерянность и колебания. Что делать? Как поступать? Выгодно ли будет и впредь поддерживать французского императора?
449
Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Его жизнь и царствование. Т. III. С. 134.
450
Бутурлин Д. П. Картина осеннего похода 1813 г., в Германии, после перемирия, до обратного перехода французской армии чрез Рейн. СПб., 1830. С. 1.
Дрезденское сражение. Французские кирасиры атакуют позиции союзников на высотах вокруг Дрездена. Гравюра XIX в.
А российский император еще до 1812 г., разрабатывая оборонительные планы, принял на вооружение концепцию переноса военных действий в Европу, предвидя и делая ставку на антинаполеоновское и национальное движение в Германии. Он был убежден и до 1812 г., и после в необходимости добить дракона в его собственном логове. Это был продуманный внешнеполитический курс, иначе трудно объяснить, зачем русские власти так активно поддерживали всех немецких офицеров и патриотов из гражданских лиц, образовали в самом начале кампании 1812 г. Комитет по делам Германии, создавали Русско–немецкий легион, тратили денежные средства на пропаганду и поддержку «патриотов» внутри германских земель.
В последнее же время многие авторы высказывают мысль, что лучше было бы русским войскам остановиться на границе, чем продвигаться в Европу, обосновывая эту версию ссылкой на геополитические интересы России. Аргументация же приводится очень простая. Русские проливали кровь, а все дивиденды от окончательной победы над Наполеоном в итоге достались Великобритании, а отнюдь не России. В отечественной историографии одним из первых это суждение выразил авторитетный историк великий князь Николай Михайлович, комментируя высказывания сторонников невмешательства (как он выразился – «стариков») в дела Европы: «Будущее показало весьма скоро, что такое мнение имело свои основания, и что России последующие войны принесли мало пользы, а скорее даже вред». Он не поддерживал «вполне ненужное для русских интересов освобождение Германии от ига Наполеона», так как «восторжествовала опять идея коалиции, но не прямые интересы России» [451] . Многие историки делают при этом акцент на том, что не кто иной, как сам М. И. Кутузов, являлся сторонником идеи остановки армии на границе после освобождения русской территории [452] . Обычно при этом авторы приводят мнения Кутузова, высказанные им в конце кампании 1812 г. в разговорах с Р. Т. Вильсоном и А. С. Шишковым. Причем Шишков в своих воспоминаниях привел свою беседу с Кутузовым в форме диалога (вопрос–ответ). При анализе же этого текста становится ясно, что убежденным сторонником остановить
дальнейшее продвижение русской армии в Европу был как раз сам мемуарист, а главнокомандующий лишь вяло соглашался с его доводами. Кутузов также упомянул, что на эту тему разговаривал с императором: «Я представлял ему об этом; но первое, он смотрит на это с другой стороны, которую также совсем опровергнуть не можно; и другое, скажу тебе откровенно и чистосердечно: когда он доказательств моих оспорить не может, то обнимет меня и поцалует; тут я заплачу и соглашусь с ним» [453] .451
Николай Михайлович, великий князь. Император Александр I. С. 110, 114, 117.
452
По мнению С. С. Татищева против перехода русских войск через Неман высказывался М. И. Кутузов и его штаб, «за» – выступали все дипломаты, включая канцлера графа Н. П. Румянцева. (Татищев С. С. Из прошлого русской дипломатии: Исторические исследования и полемические статьи. С. 40.) Этот вопрос и деятельность М. И. Кутузова в данный период попытался осветить в своей книге Н. А. Троицкий, но он не подтвердил это широко распространенное мнение. (См.: Троицкий Н. А. Фельдмаршал Кутузов: Мифы и факты. М., 2002. С. 322—328.)
453
Записки, мнения и переписка адмирала А. С. Шишкова. Т. 1. С. 167—168. А. С. Шишков чистосердечно указал, что в конце 1812 г. он являлся сторонником остановки русских войск на границе: «Чтож принадлежит до мнения моего, изложенного в сем разговоре, то хотя последовавшие события и опровергли оное, однакож и теперь не стыжусь я тогдашних моих мыслей. Мне внушала их опасность, чтоб Россия, жертвуя собою для других, и ратоборствуя больше для славы, нежели для пользы своей, не подверглась с ущербом благоденствия своего каким либо новым злоключениям… Я и по ныне в толь скором падении возросшей до высочайшей степени силы Наполеоновой не иное вижу, как особенное произволение Творца вселенной». (Там же. С. 169.)
В данном случае трудно опираться на косвенные свидетельства Вильсона и Шишкова, официально таких заявлений сам русский главнокомандующий никогда не делал, да и вся делопроизводственная переписка его и его штаба свидетельствовала об обратном. Главная армия, правда, в Вильно по его настоянию получила кратковременный отдых (она действительно нуждалась в этом), а остальные части продолжили безостановочное и, можно сказать, уже запланированное преследование противника в Европе. В докладе императору в начале декабря он считал, что «крайняя необходимость требует… чтобы Главная армия хотя на короткое время остановилась бы в окрестностях Вильны, ибо, естли продолжать дальнейшее наступательное движение, подвергнется она в непродолжительном времени совершенному уничтожению. Впрочем, сей отдых Главной армии ни мало не останавливает наших наступательных действий, ибо армия адмирала Чичагова и корпусы графа Витгенштейна, генерала Платова, генерала Дохтурова и генерал–лейтенанта Сакена продолжают действовать на неприятеля, а партизаны наши не теряют его из виду» [454] . 15 (27) декабря 1812 г. в приказе по русским войскам говорилось: «Уже нет ни единого неприятеля на лице земли нашей. Вы по трупам и костям их пришли к пределам империи. Остается еще вам перейти за оные, не для завоевания или внесения войны в земли соседей наших, но для достижения желанной и прочной тишины. Вы идете доставить себе спокойствие, а им свободу и независимость. Да будут они друзья наши!» [455] А уже в приказе войскам о победоносном окончании кампании прямо заявлялось: «Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее. Пройдем границы и потщимся довершить поражение на собственных полях его» [456] .
454
М. И. Кутузов. Т. IV. Ч. 2. С. 582—583.
455
Собрание Высочайших манифестов, грамот, указов, рескриптов, приказов войскам и разных извещений, последовавших в течение 1812, 1813, 1814, 1815 и 1816 годов. С. 99.
456
М. И. Кутузов. Т. IV. Ч. 2. С. 634.
Александр I и смертельно раненный генерал Моро. Рисунок XIX в.
Об этом свидетельствует и разработка последующих шагов в среде русской дипломатии. Из документов российского внешнеполитического ведомства можно выделить сделанный в конце 1812 г. доклад К. В. Нессельроде Александру I с анализом сложившейся ситуации в результате побед русского оружия. «Война, возникшая между нами и Францией, – полагал будущий министр иностранных дел, – не может быть рассматриваема как предприятие, начатое нами с намерением освободить Европу».По мысли дипломата, Россия не желала этой войны, а только оборонялась, но после кровопролитных и разорительных военных действий, она, конечно, нуждалась в мире («верно понятые интересы России, очевидно, требуют мира прочного и крепкого, после того как успехи ее против французских армий упрочили ее жизнь и независимость»). Но добиться «прочного мира» можно было только в результате возвращения Франции в ее старые границы между Рейном, Альпами, Пиренеями и Шельдой. Только русской армии в одиночку решить такую задачу было не под силу, а для того, чтобы достичь такой цели, необходимо было создание широкой антифранцузской коалиции, основой которой, по мысли Нессельроде, должен был стать австро–русский союз. Впоследствии к нему планировалось присоединение Пруссии, а сами военные действия субсидировались бы Англией. И только в том случае, если не удастся добиться соглашения с австрийцами, предлагалось пойти на заключение мирного договора с Наполеоном [457] . Безусловно, последовавшие события несколько разошлись с прогнозом Нессельроде (основой стал русско–прусский союз, а затем к нему присоединились австрийцы), но в докладе в целом ситуация оценивалась прагматично и выдвигались разумные предложения, в том или ином виде затем взятые на вооружение русской дипломатией. Среди иностранных советников российского императора за перенос военных действий в Германию активно выступал Г. Ф. К. Штейн [458] . Достаточно реалистичную позицию занимала и любимая сестра Александра I великая княгиня Екатерина Павловна, с мнением которой считался император. Она полностью поддерживала переход русской армии через границы и в 1813 г. заявила: «Но теперь–то именно не следует нам пьянеть от успехов; но, напротив того, собрать жатву» [459] .
457
Мартенс Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т. 3. СПб., 1876. С. 94—95.
458
Кириллина Л. А. Штейн и Россия: 1812 год // Россия и Европа: Дипломатия и культура. М., 1995. С. 56.
459
Цит. по: Божерянов И. Н. Великая княгиня Екатерина Павловна, четвертая дочь императора Павла I, герцогиня Ольденбургская, королева Вюртембергская. СПб., 1888. С. 65. По мнению великого князя Николая Михайловича в этот период «подвижная и неугомонная сестра приняла живейшее участие во всех закулисных интригах». (Николай Михайлович, великий князь. Император Александр I. С. 119.)
Если же вернуться к позиции, занимаемой М. И. Кутузовым в конце 1812 г., то стоит заметить, что историки лишь однажды (в завершение обсуждения его личности на круглом столе, устроенном журналом «Родина» в 1995 г.) обменялись репликами по этому поводу [460] . А этот, можно сказать, базовый вопрос приобрел принципиальное значение в нашей историографии, поскольку появились любители рассматривать контрфактические ситуации в истории. Ведь очень соблазнительно переиграть те или иные события в сторону альтернативы, которая устраивала бы самого исследователя, а не современников исторического процесса. Но даже если Кутузов в приватных разговорах позволял себе высказывания о том, что русскими руками не нужно «таскать каштаны из огня» для британского льва, официально сказать подобное он и как опытный царедворец, и как достаточно мудрый человек не мог по слишком многим причинам. Даже если он искренне придерживался такого мнения (в чем у нас есть сомнения), окончательное решение по столь важному вопросу принимал не он, а прибывший к армии Александр I. А Кутузов был весьма проницательным и гибким сановником, всегда умел подстраиваться и действовать в унисон с российским императором. Кроме того, существовала логика развития военных и политических событий. Как Наполеон был не в силах остановиться на пути движения Великой армии к Москве в 1812 г. (а в пагубности этого и о возможных негативных последствиях его предупреждали многие соратники), так и русская армия, нанеся почти смертельный удар по противнику, не могла застыть на своих границах, застопорить победный марш и отказаться «добивать корсиканца». А с точки зрения современных поклонников наполеоновской Франции, безусловно, это был бы очень благоприятный вариант – Англия без русской помощи вряд ли бы поставила на колени Наполеона на континенте.
460
Спаситель Отечества. Кутузов – без хрестоматийного глянца // Родина. 1995. № 9. С. 66.