Напрасные совершенства и другие виньетки

Иными словами, ждать требует если не “оставаться в каком-то месте”, то хотя бы сохранять “какое-н. состояние”, точнее – некий статус-кво, еще точнее – состояние готовности к наступлению предполагаемого события, а именно – готовности отреагировать на него намеченным образом. Примерно такое толкование дано семантическому гнезду во главе со ЖДАТЬ в новейшем словаре русских синонимов:

Апресян (1995, 1997, 2004): Зная или считая, что должно или может произойти некое событие, нужное субъекту или касающееся его, быть в состоянии готовности к нему, обычно находясь в том месте, где оно произойдет.

Обращаясь к этой словарной статье, я ожидал найти там ссылку на свою старую работу (1964), где все это было с молодым энтузиазмом впервые сформулировано, но напрасно.

Так что поединок с судьбой по линии терпения продолжается.

В европейских языках от латинского корня patior, passus, “терпеть, страдать” происходят такие слова, как англ. patience, “терпение”, patient, “пациент”, passions, “страсти (Христовы)”, passivity, “пассивность”, passive (voice), “страдательный залог”. Тогда искомое “переживание” может относиться к затрате энергии на сохранение этого внутреннего статус-кво.

Те, кому такая выдержка дается трудно, и называются нетерпеливыми людьми, я первый. Но старательная интроспекция говорит мне, что к этому мои страдания не сводятся. Думаю, что невыносимой ситуацию ожидания делает для меня сочетание напряженного бездействия с той зависимостью от внешнего мира, которую создает ориентация на предполагаемое – но не гарантированное – наступление некого события. Ожидание оказывается как бы наглядным до эмблематичности воплощением нашей беспомощности перед превосходящими силами мирового хаоса – недаром хрестоматийный образец театра абсурда называется “В ожидании Годо”. Тем более что затраты на сохранение статус-кво являются не чисто энергетическими, но и экзистенциальными: все течет, все изменяется, жизнь идет, ты же принужден консервировать свою неизменность, свою маленькую временную смерть. Французская поговорка гласит Partir c’est mourir un peu (“Уехать – значит немножко умереть”). Против уехать ничего не имею, а вот ждать – это для меня действительно mourir un peu.

Тем большее восхищение вызывают люди, у которых операция ждать входит в служебные обязанности, в то, что по-английски называется job description. Такова, например, профессия официанта, известного в своей американской инкарнации под именем waiter’а, букв. “ожидальщика”. Внутренняя форма этого слова всегда меня интриговала, но словари подтверждают: waiter изначально мыслился как тот, кто, так сказать, только и ждет неподалеку от столика (по-английски его работа описывается как waiting tables, букв. “ожидание столов”), чтобы выполнить ваши пожелания. [63] По смыслу waiter сродни слову attendant (от фр. attendre, “ждать”), которое значит “помощник, служитель, сопровождающее лицо”. Кстати, аналогична и внутренняя форма английского названия фрейлины – lady in waiting, букв. “дама в ожидании”.

63

Интересна этимология английского wait: изначально оно значило: “наблюдать за кем-л. с враждебными намерениями, подстерегать”. Все то же сохранение готовности, но в более агрессивном варианте.

В латинские корни французских и английских attendant, attendance, attention и т. п. углубляться не буду, скажу только, что и там обнаруживаются признаки выжидательного напряжения (лат. attendo значит “протягивать, натягивать, напрягать, внимательно слушать, сосредоточенно думать”). Что же касается официантов, не исключая американских, то как-то так получается, что и они подолгу заставляют себя ждать, ставя меня на привычную грань нервного срыва.

Юбка

Давным-давно, в начале 1980-х, я проездом остановился в Нью-Йорке у старинных знакомых, Кости и Нины. Особенно старинным был Костя – с моего третьего, а его первого, курса филфака.

На нью-йоркской ниве, как когда-то на московской, он работал в поте лица, непрерывно добывая, отстукивая и развозя по городу переводы с русского на английский и обратно. Нина сидела дома, языка не учила и философствовала перед гостями. Я остро сочувствовал Косте, хотя понимал, что, в общем-то, это не мое дело.

Из аэропорта я поспел как раз к ужину. Стол был накрыт, но ужин все не начинался. Нина с вялой театральностью пилила Костю, который неизвестно куда задевал ее юбку, так что она не смогла ее надеть, все время искала, это, в свою очередь, задержало готовку… В случае Кости, на котором помимо заработка лежало и множество хозяйственных функций, дикая идея, что муж каким-то образом может отвечать за местонахождение жениной юбки, не представлялась невероятной. И потому была еще более возмутительной. Возмущение подогревалось идиотской задержкой с ужином. Налицо был тотальный непорядок, и я почувствовал, что больше не могу молчать.

– Нина, – сказал я, – ваши семейные дрязги немного затянулись. Давайте так. Я нахожу потерянную вами юбку, вы извиняетесь перед Костей, надеваете юбку, и мы садимся за стол.

– Вы можете найти юбку?! – Она оживилась, явно заинтересованная открывавшимися игровыми возможностями.

– Могу, могу. Скажите, где ее обычное место? В этом стенном шкафу?

(Квартирка была маленькая.)

– Да, но там ее нет, Коська куда-то ее засунул…

– Какого цвета?

– Серая. Но там можете не смотреть, я уже обыскалась…

Я подошел к шкафу, недолго в нем порылся, пошарил под одеждой, вытащил с полу плечико с серой юбкой и с брезгливым торжеством в голосе произнес:

– Эта не подойдет?!

Юбка подошла, мир в семействе был восстановлен, незыблемость моего авторитета, а с ним общей мировой гармонии, подтверждена, ужин с приличествующими случаю тостами откушан, и эвристическая мифологема юбки вошла в мой понятийный фонд. Что же мне в ней так дорого?

Читатель, в сторону откинув эту юбку, ужин, семейные трения, да и само семейство (Костя, увы, давно умер, Нина жива), – что мы имеем в остатке? Мы имеем идеальный случай научного открытия, с мизансценой, выигрышно подающей вторжение постороннего в незнакомую ситуацию, его заведомое превосходство над местными специалистами и спасительное вмешательство.

Путеводным – и недосягаемым – образцом высшего научного пилотажа для меня всегда остается открытие планеты Нептун французским математиком Леверье (1846). [64]

Литературный аналог Леверье – даже не Шерлок Холмс, которому как-никак приходится затратить на раскрытие преступления значительные усилия, с выездом на место и иной раз риском для жизни, а Ниро Вульф, страдающий ожирением сыщик из романов Рекса Стаута, никогда не покидающий своих апартаментов (кстати, нью-йоркских) и расследующий дело из роскошного кабинетного кресла.

64

См. сноску на с. 344 (Виньетка “Посвящается Пиранези”).

Существенно в истории с юбкой и обнаружение ее на полу того же самого шкафа, символизирующее элементарность искомых решений. Отсюда мое нахальное заявление в одной виньетке, что “в любую самую изученную область [филологии], где, казалось бы, не протолкнешься, достаточно просунуть руку, чтобы поднять с полу что-нибудь никем не замеченное, хотя и лежащее на виду”. [65]

Еще раз я убедился в этом пару лет назад, когда прообраз строк о Трике, который смело вместо belle Nina / Поставил belle Tatiana, был идентифицирован мной в “Севильском цирюльнике” Россини, столь любимом Пушкиным. И это при том, что сходное заимствование в “Борисе Годунове” из “Сороки-воровки” того же Россини было давно установлено Томашевским, писавшим и о Трике!

65

Жолковский, А. Эросипед и другие виньетки. М.: Водолей Publishers, 2003. С. 19–20.