Направить в гестапо

— Ты соображаешь, что делаешь, черт возьми? Выбрось эту штуку, отправляйся в хвост колонны и оставайся там!

Хун исчез без единого слова.

Неожиданно в туманной мгле проступили очертания дома. Это был сельский дом, из одного окна шел слабый свет. Лейтенант Ольсен предупреждающе вскинул руку, мы остановились. Сельские дома были нам не в новинку. Иногда там находились безобидные крестьяне с семьями, но всякий раз ухо требовалось держать востро; случалось, что там скрывался взвод противника и пулеметные гнезда.

Ольсен повернулся и поманил нас.

— Хайде — Свен — Барселона — Порта… — Он вызывал нас по одному, и мы бесшумно выходили из строя. — Идите, наведите там порядок. И будьте осторожны; если в доме русские, они наверняка выставили часового. Без крайней необходимости не стреляйте. Действуйте своими кинжалами.

Мы достали кинжалы и бесшумно пошли в темноте. Как всегда в таких случаях, у меня все тело дрожало от напряжения.

Едва мы продвинулись всего на несколько метров, я заметил, что к нам присоединился Малыш. В зубах у него был кинжал, в руке удавка. Он довольно засмеялся, увидев выражение наших лиц, и приблизил губы к уху Порты.

— Если окажутся золотые зубы, требую половину!

Порта потряс головой и промолчал. Он первым достиг цели. Бесшумно и ловко, как кошка, подтянулся, опершись о наружный подоконник, и оказался в доме раньше, чем мы подошли к нему. Мы последовали за ним и встали, дрожа в темноте. Где-то в доме скрипнула дверь. Хайде подскочил и вытащил гранату. Барселона стиснул пальцами его запястье.

— Не дури!

Малыш, по-прежнему держа кинжал в зубах, согнул удавку. Порта повернул голову и плюнул через левое плечо; он говорил, что это приносит ему удачу.

Мы ждали с минуту, прислушиваясь, потом Малыш внезапно ринулся в темноту. Вскоре мы услышали негромкий шум; негромкое бульканье; негромкий хрип. Потом снова тишина.

Малыш вернулся с дохлой кошкой в проволочной петле.

— Бедная киска!

Он покачал ею перед лицом Хайде, и мы задышали снова.

— Это могли быть красные, — пробормотал, оправдываясь, Хайде, но гранату спрятал.

Малыш засмеялся и бросил дохлую кошку в угол.

Разделавшись с этим врагом, мы почувствовали себя свободно, стали открывать все шкафы и ящики, искать то, что могло нам приглянуться. Малыш нашел банку джема. Унес ее в угол, сел по-турецки на пол и с удовольствием запустил в нее пальцы. Порта взял какую-то бутылку, посмотрел в тусклом свете на этикетку и пришел к выводу, что это коньяк. Отпил из горлышка большой глоток, потряс головой и протянул бутылку Хайде.

— Странный коньяк, — заметил он, явно в недоумении.

Хайде поднес горлышко к носу, понюхал, осторожно отпил глоток, поболтал жидкость во рту и с отвращением выплюнул.

— Тоже мне коньяк! Это больше похоже на тетрахлорид, идиот!

Малыш довольно загоготал.

— Я обойдусь джемом — им не отравишься!

— Пошел ты! — яростно ругнулся Порта.

Снова послышался скрип двери. Мы замерли. Несколько секунд тишины, потом Малыш и Барселона шмыгнули за кушетку. Банка с джемом покатилась по полу, содержимое ее выливалось на ковер. Порта бросился к двери и ногой распахнул ее.

— Кто там, ты под прицелом!

Тишина.

Я стоял, нервозно вертя в пальцах вынутую гранату. Там определенно кто-то был. Мы все это чувствовали и сжались, словно готовые к прыжку дикие звери. Состояние у нас было таким, когда убийство было бы отчасти необходимостью, самозащитой, отчасти животным удовольствием, снятием напряженности и источником глубокого удовлетворения.

Мы прислушивались.

— Надо бы вызвать роту, — пробормотал Барселона.

— Лучше поджечь дом, — предложил Малыш. — Тогда переловим их, как мух, когда они выскочат. Нет ничего лучше огня, чтобы выгнать всех.

— Подумай своей дурной головой! — окрысился на него Порта. — Осветить всю местность на километры вокруг?

Снова послышался этот скрип, не то двери, не то половиц. Порта, будучи не в силах больше вынести нервное напряжение, включил фонарик и ринулся в дверь в дальнем конце комнаты. Мы видели, как он, не думая о возможных последствиях, водит в темноте лучом фонарика. Ему повезло. В углу, видимо, стараясь скрыться в темноте, стояла девушка. В руке она держала большую дубинку и была явно перепугана.

Мы в изумлении уставились на нее. Хайде опомнился первым. Он повернулся к Малышу со скабрезной улыбкой.

— Вот тебе и птица.

Малыш подошел к девушке, грубо пощекотал ее под подбородком и почесал ей за ухом концом смертоносной удавки.

— По-немецки говоришь?

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Мне пришлось задушить твою кошку, — развязным тоном сказал Малыш. — Но могу найти тебе другую, если будешь любезна со мной…

Девушка облизнула губы кончиком языка.

— Я… я не партизанка, — заикаясь, проговорила она. — Нет, нет! Я не коммунистическая шваль. Мне очень нравятся немецкие солдаты — понимаете?

— Конечно, понимаем, — сказал Порта с хитрым взглядом. — Ты не партизанка, не коммунистическая шваль, ты любишь немецких солдат — тогда чего же налила тетрахлорида в коньячную бутылку, а?

Она покачала головой.

— Не понимаю.

— Все не понимают, когда их обвиняют в чем-то гнусном, — ухмыльнулся Хайде.

Малыш потянулся к дубинке девушки.

— Зачем тебе эта большая палка? Тяжеловато таскать ее, а? Дай-ка мне. У меня она цела будет.

Он вырвал дубинку у перепуганной девушки, вжавшейся еще глубже в угол.

— Я не бью немецких солдат, — сказала она умоляюще. — Я бью только русских — русские злые. Немцы добрые, добрые.

— Мало того, голубушка, мы сущие ангелы!

Хайде саркастически засмеялся.

Барселона подошел поближе к двери.

— Ты одна? — спросил он по-русски.

Девушка удивленно посмотрела на него.

— Вы офицер?

— Само собой, — ответил Барселона со своим обычным апломбом. — Я генерал.

— Ну… — Она заколебалась, потом как будто вдруг решилась. — Остальные в подполе. Под ковром люк.

Она указала в один из углов комнаты, мы скатали ковер и обнаружили, что там действительно люк, ведущий в подвал. Он был хорошо замаскирован, и я сомневаюсь, что мы сами обнаружили бы его.

— Русские солдаты? — спросил Барселона.

— Нет, нет! — Девушка изо всех сил затрясла головой. — Только члены семьи и друзья. Не коммунисты. Все фашисты. Хорошие фашисты.