Направленный взрыв

После завтрака контролер Рябой сказал мне, что я могу пройти в свою обитель или же могу прогуляться по улице. Я сказал, что, конечно, прогуляюсь во дворе, подышу морозным воздухом.

Федя догнал меня, когда я спускался по лестнице. Поравнявшись со мной, он сунул мне в руку пистолет, который я быстро спрятал под рубашку, за пояс брюк. Федя Полетаев на ходу шепнул:

— Сегодня после обеда поеду в райцентр. Где ты был?

— У Ваганова, — также негромко ответил я.

— Что-нибудь серьезное?

— Нет, пустяки. Он меня назначил прокурором Смоленской губернии, — усмехнулся я.

Федя Полетаев сделал удивленное лицо, но, услышав позади шаги, опередил меня и сбежал вниз по лестнице.

Я остался во дворе, а Полетаев исчез в пошивочном цехе, из которого вскоре вынесли свежеструганый, плохо сколоченный гроб. Двое больных под начальством Полетаева несли гроб по направлению к двери склада, в котором, как я предполагал, и должен был лежать Юрий Королев.

Во дворе показался краснолицый и пышущий здоровьем Кошкин. По его походке я узнал того, кто утром плескался в проруби. Кошкин тоже направился к складу.

Вскоре под присмотром контролеров заколоченный гроб вынесли за ворота и понесли по тропинке, через реку, в сторону деревни. С грустными мыслями я проводил эту процессию в последний путь.

Мне показалось странным, почему Королева не закопали на маленьком кладбище возле зоны, а потащили к деревенскому кладбищу. Но я предположил, что эта инициатива исходила от Кошкина или даже от самого Федора Устимовича.

Во дворе появилось человек пять солдат внутренних войск, которые тащили две стремянки. Они начали протягивать по стене какие-то провода, как я понял — сигнализацию, и это мне совершенно не понравилось.

Я попросил у медсестры моток липкой ленты, сказав, что хочу перевесить портрет Президента в своей камере на другое место. Та посмеялась, но дала.

Я наскоро перевесил портрет, а остатками ленты прикрепил пистолет под брючиной к голени.

Скоро в мою камеру пришел Рябой и с явным почтением доложил мне, что к обеду меня ждет сам Федор Устимович. Я весьма обрадовался этому известию. С пистолетом, прилепленным к ноге, мне уже не были страшны никакие главврачи с их иглами и компьютерными экспериментами.

В кабинете Федора Устимовича посередине находился стол, накрытый белой скатертью, сервированный хорошей домашней посудой. Поблескивали хрустальные бокалы и рюмки, стояли бутылки с водкой, коньяком, минеральной водой.

Вокруг стола суетилась медсестра Нина, заканчивая приготовления к званому обеду.

Федор Устимович ждал не только меня. На столе было четыре прибора, рядом стояло четыре стула.

Когда Рябой препроводил меня в кабинет главврача, я сел на кожаный диван, глядя на то, как суетится медсестра, и так как в кабинете никого больше не было, взял с дивана лежащую папку, раскрыл ее и чуть не вскрикнул от удивления.

В папке лежала пачка фотографий, и на первой фотографии я увидел не кого-нибудь, а Костю Меркулова. Он стоял на улице, с кем-то разговаривал, показывая в сторону дымящейся сигаретой.

Услышав в коридоре шаги, я тут же закрыл папку и встал.

В кабинет вошел Федор Устимович, за ним генерал-майор Ваганов, а следом — майор авиации, толстомордый мужик высоченного роста, очень коротко стриженный.

— А вот и мы, Александр Борисович, — сказал Кузьмин. — Мы вас так теперь будем звать-величать. Заждались, наверное?

— Нет. Я рад вас видеть, — сухо улыбнулся я и пожал протянутые мне руки Ваганова и Кузьмина, затем пожал руку майора.

— Леонид Брагин, — представился он.

— Прошу рассаживаться, отметим немного начало наших великих дел, — сказал Кузьмин, показывая на стол. — Чем богаты, тем и рады.

— Вы из этой зоны решили просто санаторий сделать, — сказал я слегка подобострастно Ваганову. — Последнее время все красят, ремонтируют, сигнализацию проводят.

— Да, стараемся, — кивнул Ваганов. — Сделаем образцово-показательное заведение. В будущем Ильинское нам весьма пригодится. — И улыбка тронула его тонкие извивающиеся губы.

— Ну что, приступим, господа, — воскликнул Кузьмин, разливая по рюмкам водку.

Майор Брагин налил себе немного коньяку.

Мы сдвинули рюмки, и Ваганов произнес тост:

— За начало славных дел!

Мы выпили, стали закусывать горячим тушеным мясом. Медсестра подкладывала нам салат, который сама приготовила из крабовых консервов.

— Спасибо, мы сами, — сказал Кузьмин, давая понять, чтобы медсестра удалилась.

Та вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

Я навалился на салат, который после тошнотворной больничной кормежки казался необыкновенно вкусным.

— А нашему Турецкому можно пить? — вдруг беспокойно спросил Ваганов у Кузьмина. — У него не возникнет осложнений?

— Уверен, уже никаких. Однако много все же не следует, Сергей Сергеевич, то есть Александр Борисович. Мы еще один препарат не испробовали. Хотя он в сочетании с алкоголем даже более эффективно действует, как и девятый номер, но все же лучше не усердствовать. — Кузьмин отодвинул от меня рюмку. — Извини, Александр Борисович, лучше минеральную.

Я равнодушно пожал плечами и сказал, что им, светилам медицины, виднее.

Немного закусив, Ваганов поднялся, взял с дивана папку и передал ее мне. Я стал рассматривать фотографии. На оборотах фотографий были написаны имена, фамилии и должности. «Вячеслав Грязнов…» Я повертел фотографию Грязнова, спросил у Ваганова:

— Кто это?

— Неужели не помнишь, Александр Борисович? — удивился генерал.

— Первый раз вижу.

— Это ваш будущий коллега по работе, запомните его хорошенько. А вот на этой фотографии — Меркулов, государственный советник юстиции третьего класса, расследует дело по ГКЧП, он ваш друг и начальник…

— Начальник? — нахмурился я.

— Совершенно верно.

— А это кто?

— А это вы сами, — улыбнулся Ваганов.

Я смотрел на собственную фотографию, где был снят на кладбище во время похорон Татьяны Холод. Моих фотографий здесь было штук пятнадцать. Я сделал изумленное лицо и прошептал:

— Не может быть! Как похож, это просто фантастика! Ну поразительно, как похож, — качал головой я.

Ваганов с майором Брагиным переглядывались и поддакивали мне.