Направленный взрыв
Шрифт:
— Понял. Надо об этом как-нибудь пообтекаемей написать, вы это хотите сказать?
— Точно. Покультурней статейка должна быть, без всяких там ужасов. Просто: «собирается информация на врагов отечества…»
— Хорошо. Я вам постараюсь помочь с этой статьей, постараюсь пробить ее в газету, а вы мне помогите, Семен Михайлович. Ответьте всего на несколько вопросов. Кто вам посоветовал подойти ко мне на кладбище? — в упор спросил я.
Левченко опять быстро заморгал и откинулся на спинку кресла:
— Никто…
— Нет, мне кажется, есть кто-то влиятельный, возможно, это кто-то даже более влиятельный
— Сашок, что за ахинея? Что ты все про меня вынюхиваешь? — усмехнулся старик.
— Я хочу знать, неужели вы такие бесстрашные, что указ Президента от шестого ноября о ликвидации КПСС вам нипочем?
— А у нас хор. Запамятовал, Сашок. Хе-хе-хе…
— «Славянский банк» — ничего вам не говорит?
По лицу Семена Михайловича пробежала легкая, едва уловимая дрожь, и эта дрожь сказала о многом.
— Впервые слышу, Сашок.
— Гусев был председателем его правления. Может быть, он вас финансировал?
— Может быть. А может, и Комитет, — усмехнулся старик.
— Люди из бывшего КГБ вас послали встретиться со мной на кладбище?
— Можно сказать, что так, — сокрушенно вздохнул Левченко.
— Семен Михайлович, теперь вы явную ахинею несете, мне даже стыдно за вас. И вы хотите, чтобы я поверил, что вы своих же товарищей по Комитету подставляете, хотите, чтобы я поверил, что взрыв устроили комитетчики?
— А ты следователь, ты и обязан никому не верить, хи-хи-хи, — задребезжал мелким смешком Левченко. — Ну все, дорогой товарищ. Наш ты или не наш — я не знаю. Ну да поживем — увидим, — сказал он, поднимаясь из кресла. — Сейчас не до тебя. Сейчас начнется тайное голосование — по регламенту, о выборах в координационный комитет. Стало быть, поболтали мы с тобой, и достаточно, — жестко и категорично сказал он. — А следы от «мерседеса» ведут на Лубянку, можешь так и записать в свой блокнот!
— Ладно. Проверим. Некто Марио, выдающий себя за итальянца, это имя вам ничего не говорит?
— Я не якшаюсь с иностранцами, — отрезал старик, поднимаясь.
Из актового зала уже звучал по радиотрансляции духовой оркестр, наяривающий бодрый марш. Старик, не прощаясь, быстро пошел к дверям актового зала.
Я остался сидеть в кресле, погруженный в невеселые размышления. Старику поручили навести тень на Лубянку? Если так, то он вполне справился со своим немудреным заданием. И его мало беспокоит, поверил я ему или нет.
Я поднялся и направился к выходу. И только сделал несколько шагов, как услышал, что позади кто-то бежит по ковровой дорожке. Я хотел обернуться, подумав, это старик меня решил вернуть, но не успел. Я услышал хриплый шепелявый голос и тут же ощутил, как что-то очень похожее на ствол пистолета больно ткнулось в спину.
— Не двигаться. Без глупофтей, приятель, слыфыф! Ручонки вверх! Медленно и за голову! Одно резкое двишение — и ты покойник!
Я решил не делать резких движений. По спине у меня поползли
холодные липкие слизняки. Но не от страха. Мне почему-то мгновенно подумалось, что это воскрес безумный Марио и решил доконать меня, тыкая в спину ручкой серпа. А с придурками, честно говоря, я начинаю теряться и не знаю как действовать. С одной стороны — человек больной, с другой — что у психа в голове, это одному ему известно.Я заложил руки за затылок и пошел вперед.
— Не оглядыватьша! — услышал я, и опять тычок в спину. Я хотел краем глаза увидеть, кто за моей спиной.
Может быть, это кто-то из окружения старика? Кто-то, в отличие от Семена Михайловича, с уже окончательно съехавшей крышей?
Мы шли по длинному коридору, приближаясь к тому месту, где сидела дежурная. Увидев меня с поднятыми руками, эта женщина оторвалась от своего романа и, открыв рот, стала медленно подниматься. Я глазами показал ей, что, мол, сзади меня не все в порядке.
Дежурная попятилась назад, не зная, что ей делать. А я решил задержаться, остановился и спросил, не оборачиваясь:
— Куда идем? Прямо или направо по коридору?
— Ступай вперед. В березовую рощу идем, — послышалось сзади.
Но я стоял как вкопанный, показывая глазами дежурной на телефон. Она поняла, чего я от нее хотел, и бросилась к телефону.
— Назад! Убью, фука! — заорал голос.
Дежурная застыла на месте и тоже потянула руки вверх, дрожа всем телом.
— Зачем в березовую рощу? — спросил я, собираясь обернуться, но новый толчок дулом охладил это желание.
— Приведу приговор в ишполнение… Я тебя ведь предупрефдал, что умреф!
— А кто меня приговорил?! Что за самосуд! — заорал я. — Я требую адвоката! — гнал я волну, совершенно не собираясь покидать Дом ветеранов. Надо было выбрать удобный момент, когда внимание моего палача будет отвлечено. Кажется, тот, кто был позади, смутился. И тут до меня дошло. Я понял, кто стоит сзади! Это тот самый псих, что орал мне во дворе Первого Медицинского института: «Ты умрешь!» Чтобы лишний раз убедиться в этом, я сделал несколько шагов вперед, — псих, не отставая, шел за мной — и, поравнявшись с зеркалом, висящим на стене за стулом дежурной, я глянул в него.
Я увидел в зеркале того, кого и предполагал увидеть. Это был тот самый псих, теперь, правда, не в смирительной рубашке, а в добротной кожаной куртке. В спину мне упирался «Макаров».
Лицо этого ненормального выражало напряженную умственную работу.
— Про адвоката мне не говорили. Я должен тебя одного прикончить, но прежде ты мне отдашь что взял…
Я только хотел возразить, что ничего не брал, как услышал неподалеку голос старика:
— Турецкий, погоди!..
Семен Михайлович осекся, увидев пистолет, приставленный к моей спине.
— Не мефай, профалифай, пока цел, — сказал старику псих и снова толкнул меня в спину.
Я решил не дразнить гусей и пошел вперед, как он приказывал.
Не прошли мы и десяти шагов, как позади раздался удар и звон. Я мгновенно обернулся, отскочив в сторону. Выстрела не последовало. Беззубый рот психа был широко раскрыт, глаза удивленно выпучены. Он покачивался из стороны в сторону, на голове и на плечах у него лежали осколки напольной фаянсовой вазы, которую обрушил на его голову старик Левченко.