Напролом
Шрифт:
— Боже мой! — воскликнула Юля, разглядев его, как следует. — У тебя разодрана щека! Ты весь в крови! Вот сволочи!
Стас потрогал пальцами окровавленную правую щеку и охнул от острой боли.
— Ну вот, Юльчонок, теперь даже не смогу тебя поцеловать по-человечески, — попробовал он пошутить.
— Отведу тебя в травмопункт — тебе надо губу залатать и перевязку сделать!
Стас решительно покачал головой.
— Нет, Юля, никаких травмопунктов! После того, что сегодня случилось с Ломоносовым, лучше нам держаться от них подальше. Зайдешь в травмопункт, а выйдешь оттуда прямиком в обезьянник… Пошли домой, перевяжешь… Ты же вроде на курсы медсестер в своем Нижнем ходила, сама рассказывала… Зашить сможешь?
Девушка невольно рассмеялась:
— Ну, разве что на швейной машинке… Да не надо тут шить — достаточно широким пластырем
— Смогу. Не у тебя же на закорках я поеду…
* * *
Когда они, выпускники Петербургского университета, приехали два года назад в Мурманск, Стас привел Юлю к себе в старенькую двухкомнатную квартирку, где они с тех пор и жили вместе. Квартира осталась ему от тетки, старшей сестры его матери, одинокой женщины с вечно печальным лицом, которая в восемь лет заменила ему мать. Стасику было пятнадцать, когда тетя Нюра умерла от рака печени и он остался совсем один. Вер нее, не совсем. Был у него взрослый наставник, морской офицер, которого он смутно помнил с детских лет, когда еще мама была жива. Он к ним нередко захажи вал, и Стасик накрепко запомнил его запах — запах «лажного соленого ветра с моря. Звали того офицера Игорь Васильевич. А фамилия у него была Самородов…
— И что, неужели Самородов сватался к твоей маме? — с нескрываемым интересом спросила Юля, осторожно промыв техническим спиртом рваную рану на правой щеке Стаса. — Молчи! Молчи! — хихикнув, поправилась она. — Сейчас только налеплю пластырь. Потом будешь рассказывать.
Юля нахмурилась, сосредоточенно засопела и, осто рожно растянув кончиками пальцев узкую ленту пласты ря, наложила ее на рассеченную щеку и разгладила. Е го лицо исказилось от боли, но девушка прикрикнула на него:
— Тихо! Терпи! Еще не все!
Стас сидел на стуле лицом к ней, без рубашки, на правом плече багровел свежий вздувшийся рубец от удара бейсбольной битой. Все тело было в синяках и ссадинах. Покончив с губой, Юля присела на корточ ки, осторожно тронула кончиками пальцев рубец и вы несла вердикт:
— Надо компресс положить. Если травок нет, то сойде т и спирт… Так, говоришь, Самородов сватался к тво ей маме?
Она собралась уже встать и отправиться на кухню, но Стас удержал ее за плечи, привлек к себе и усадил на колени. Его глаза заблестели.
Сватался… — тихо ответил он. — Да она не хотела. Вне помню… Я вообще мало что помню. Мне про нее тетка рассказывала. Я же мамы лишился, когда мне восемь лет было… Я тогда мало что соображал…
— А отец? Его ты тоже… — Юля не договорила.
Стас прижался губами к ее рту и стал нежно покусывать верхнюю губу с едва заметным золотистым пушком. Она зажмурила глаза и заулыбалась от удовольствия. Стасик был такой ласковый, нежный… У него перехватило дыхание, когда его левая рука мягко легла на ее высокую грудь и проворные пальцы дотронулись сквозь ткань блузки до набухшего соска.
— Ты же избит до полусмерти, а туда же… — промурлыкала девушка горячим шепотом.
Стас не ответил. Он тесно прижался к девушке всем телом, здоровой рукой торопливо расстегивая пуговки на ее блузке, потом его пальцы пятью змейками проникли внутрь, побежали за спину, нащупали застежки бюстгальтера и умело разъединили крючки и петельки.
Она помогла ему: скинула блузку на пол, а он нетерпеливым порывистым движением сорвал с нее розовый, с ажурной каймой, бюстгальтер и высвободил два тугих гладких полушария. Его влажные губы аккуратно обхватили коричневый сосок, и горячий язык пустился в порывистый танец… Юля застонала от наслаждения — и по всему ее телу пробежала волна дрожи.
— Пойдем, пойдем на кровать, — шепнула она ему в ухо, мимолетно пощекотав языком ушную раковину Она знала, что от такой ласки Стас возбуждался мгновенно.
…Они стали любовниками два года назад, когда въехали в эту квартиру — в Питере они были только друзьями прекрасно понимая, что долго не смогут сохранить эти отношения, но не торопили события, позволяя им развиваться своим чередом. После зашиты диплома, уговори и двух приятелей-земляков и подругу Юлю организовать в Мурманске частное адвокатское бюро, Станислав да и не предполагал, что Юля вот так запросто согласится переехать к нему. Еще находясь в Петербурге, он начал подыскивать для нее недорогую съемную квартирку, как вдруг на его почти шутливый вопрос, не хочет ли она жить у него,
Юля сразу ответила: «Хочу». Ее неожиданное согласие Стаса обрадовало, хотя и немного смутило. Он плохо представлял себе совмест ную, а тем более семейную жизнь… Но все получилось очень естественно — они просто вместе приехали сюда к вокзала, вместе вошли, вместе начали прибираться, Юля помыла грязнющие окна, выволокла кучу мусора, а он по ее просьбе переставил кое-какую мебель, точнее, Большую двуспальную кровать, которая стояла у окна, В Юле это совсем не нравилось. «Я не люблю, когда свет б ьет в глаза», — без обиняков объяснила она. В их первую ночь Юля взяла инициативу на себя, и вот тогда-то она выяснила, что ушные раковины у Стаса — самая чут кая эрогенная зона…— Давай-ка сегодня я сверху, — не предложила, а решительно заявила Юля, ловко оседлав Стаса.
Аккуратно, стараясь не потревожить его ушибленное плечо, она прижалась к нему голой грудью и стала мед ленно покачиваться всем телом вперед-назад, вперед- назад… Стас лежал не шевелясь, закрыв глаза и слегка приоткрыв губы: он пребывал в предчувствии взрыва болезненного наслаждения, которое нарастало медленн о и мучительно, но в то же время сладко! Юля ускори ла движения, привстав на локтях. Он ловил губами ее соски, промахивался — и от этого его возбуждение еще больше нарастало.
И вдруг по его бедрам пробежали две горячие змей ки - навстречу друг дружке. Стас выгнул спину и обхва тил ее обеими руками за спину, морщась от тут же пронз ившей его правое плечо режущей боли. В этот миг наступила долгожданная разрядка, и боль в плечесоединилась с другой сладостной болью. Коктейль острых ощущений получился настолько мощным, что у него закружилась голова и он протяжно и громко за-? стонал. А Юля уже скакала на нем во всю прыть, вверх вниз, вверх-вниз, запрокинув назад голову, и через секунду или две она исторгла пронзительный крик! наслаждения…
Обессилев, они лежали рядом и молчали.
— Ради такого стоит подвергаться бандитским нападениям хоть каждый вечер, — хрипло проговорил Стас и зарылся лицом в ее пепельные локоны.
— Так что с Самородовым? — после паузы напомнила Юля. — Ты начал говорить, что Игорь Васильевич сватался к твоей матери…
Стас ответил не сразу. Он привстал на смятой простыне, оперся на левую руку и внимательно посмотрел на Юлю.
— Знаешь, я ведь об этом никому еще не рассказывал. Ты — первая… Но если уж начинать, то с самого начала. — Он помолчал. Было понятно, что этот рассказ дается ему нелегко. — Это было в ноябре восьмидесятого. Мама… я тогда еще на свет не родился… вернулась сюда из Перми. Она же была родом из Мурманска. Работала медсестрой в системе исправительно-трудовых учреждений, много моталась по стране, а как забеременела, приехала рожать в родной город…
— Так она на… зонах работала? — тихо уточнила Юля, закутавшись в одеяло.
Он кивнул.
Глава10
Весна в 1986 году стояла холодная, ветреная. Тот апрель Стаське запомнился именно этим пронизывающим ледяным ветром. В январе снегу навалило по колено, и он не таял аж до самой середины апреля. В начале месяца Стаська простудился и в сад не ходил, а потом там объявили карантин (кто-то из его группы заболел скарлатиной), и мать брала шестилетнего сына к себе на работу. В то время она работала медсестрой в городском военкомате. Мать у него была высокая, красивая, с синими глазами на смугловатом гладком лице, с длинной русой косой, которую она заплетала каждое утро и укладывала на затылке. На мать многие мужчины заглядывались. Стаська помнил, как летом они гуляли по улицам Мурманска и идущие навстречу морские офицеры провожали ее восхищенными взглядами. Почему-то это запомнилось ему больше всего. Наверное, потому, что рать особенно расцветала в короткое заполярное лето. Иногда Стаська спрашивал ее о своем отце: почему он не живет с ними, не пишет писем, где он и когда примет. Но мать на все вопросы сына отвечала скупо, В вдаваясь в подробности, словно нехотя. Когда Стаське было лет шесть, он особенно пристал к ней с расспросами и не отпускал до тех пор, пока она не сказала, что папа его хороший человек, но попал в большую беду и сейчас находится «в Сибири», а когда к ним приедет — неизвестно. Стаська отыскал в книжном шкафу потрепанныйатлас СССР и даже нашел в нем Сибирь. Шевеля губами, он по слогам читал названия городов: Новосибирск, Красноярск, Омск, Иркутск — и гадал, В каком из них живет его папа, который попал в большую беду… И что же это за беда такая?