Напролом
Шрифт:
— Я даже и не подумала, что такое может случиться снова, — призналась Даниэль.
— Да, только на этот раз рядом может не оказаться принцессы с машиной.
— А ты что, серьезно думаешь, что они могут устроить засаду?
— Вещи, которые им нужны, по-прежнему у меня.
И к тому же я успел всерьез накрутить им хвост.
— Я просто стараюсь не появляться там, где меня могут ждать, и надеюсь на удачу.
— Да, конечно, но долго ли это еще будет продолжаться? — спросила Даниэль.
— Хм… — сказал я. — Джо ведь по воскресеньям не работает?
— Нет.
— До вторника либо до среды, — сказал я.
— Как-то все это туманно…
— Это оттого, что я еще не знаю наверняка. — Мы сели в машину, и я завел мотор. — Я сейчас как жонглер. Подбрасываю одновременно десяток палок, и все они могут в любой момент упасть.
— И завалить тебя?
— Нет, — сказал я. — Я постараюсь увернуться.
Я не спеша доехал до Хенли, остановился у телефона-автомата и попытался позвонить Розе Квинс, но ее не было. У нее стоял автоответчик, который попросил меня оставить свой номер. Я сказал, что перезвоню позже.
Хенли-на-Темзе сверкал огнями. Субботний вечер, все магазины полны народу. Мы с Даниэль оставили машину на стоянке и медленно пошли по улице.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Покупать тебе подарок.
— Какой подарок?
— Какой хочешь.
Она остановилась.
— Ты что, псих?
— Нет.
Мы стояли напротив магазина спорттоваров.
— Ракетку хочешь?
— Я не играю в теннис.
Я указал на соседний магазин.
— А пианино?
— Я не умею играть на пианино!
— А орхидеи? — я махнул рукой в сторону цветочной лавки.
— Орхидеи я люблю, но не на себе.
— А может, ты хочешь антикварный стул?
Она рассмеялась, щуря глаза.
— Тогда и ты расскажи, что ты любишь, а что нет.
— Ладно.
Мы шли вдоль витрин, разглядывая их и болтая на ходу. Оказалось, что она любит голубое и розовое, но не зеленое, узор из птиц и цветов, а не геометрический, что она любит корзинки, ручки с пластиковым колпачком, виноград без косточек и книги про Леонардо да Винчи. Она пообещала, что подберет мне что-нибудь простенькое. И если я действительно собираюсь ей что-то дарить, пусть это тоже будет что-то попроще.
— Ладно, — сказал я. — У тебя двадцать минут. Встречаемся в машине. Вот тебе ключи на случай, если я задержусь.
— И не дорогое, — сказала она. — А то я не играю!
— Ладно, ладно!
Когда я вернулся со своим свертком, она уже сидела в машине и улыбалась.
— Ты потратил полчаса! — сказала она. — Тебя дисквалифицируют.
— Беда какая!
Я сел в машину рядом с ней, и мы принялись разглядывать подарки. Мой подарок для нее был упакован в оберточную бумагу, ее был более плоский, в полиэтиленовом пакете. — Угадай, что это! — сказала она. Я подумал, но в голову ничего не приходило.
— Не могу! — с сожалением сказал я.
Она долго разглядывала сверток у меня в руках.
— Три книжки? Три фунта шоколаду? Чертик в коробочке?
— Не угадала!
Мы обменялись подарками и принялись их разворачивать.
— Прямо
как на Рождество, — сказала она. — Или на день рождения. Ой, я и забыла, у тебя ведь день рождения на Рождество! Как прикольно… — Она подумала. — Нет, на Рождество все-таки лучше. Но и это тоже прикольно.Американцы всегда так выражаются. Я открыл сумку, которую она мне дала, и обнаружил, что Даниэль тоже немало узнала обо мне за время нашей прогулки вдоль витрин. В сумке был мягкий, застегивающийся на «молнию» чемоданчик коричневой кожи, в каких обычно носят всякие бумаги, а на крышке было золотыми буквами написано: «Кит».
— Открывай-открывай! — сказала Даниэль. — Я просто не могла удержаться. Ты ведь любишь всякие полезные мелочи, совсем как я.
Я расстегнул чемоданчик, раскрыл его и расплылся в довольной улыбке.
На одной стенке чемоданчика был набор инструментов, а на другой — карманный калькулятор и записная книжка. Все в кармашках, все надежное, отличного качества.
— Понравилось! — обрадовалась она. — Я так и думала, что тебе понравится. И еще с твоим именем!
Она закончила разворачивать оберточную бумагу, и я увидел, что угодил ей не меньше, чем она мне. Это была маленькая старинная шкатулка с выдвижными ящичками. Она слабо пахла воском. У ящичков были крохотные медные ручки, и выдвигались они мягко, как по маслу. Аккуратная, маленькая, добротно сделанная, полезная и красивая — такая же, как чемоданчик с инструментами. Даниэль долго размышляла, потом посмотрела мне в глаза.
— Как странно, — медленно произнесла она, — мы оба угадали!
— Да, странно.
— А ты нарушил правила! Эта шкатулка дорогая.
— Набор тоже не дешевый.
— Слава богу, на свете есть кредитные карточки!
Я поцеловал ее, так же как в прошлый раз. Подарки все еще лежали у нас на коленях.
— Спасибо.
— И тебе спасибо.
— Ну, — сказал я, перекладывая чемоданчик на заднее сиденье, — должно быть, к тому времени, как мы туда доберемся, ресторан будет уже открыт.
— Какой ресторан?
— Тот, куда мы едем.
— По-моему, легче угадать, что ты собираешься сказать, чем то, чего ты говорить не собираешься, — сказала Даниэль.
Мы приехали во «Французский рожок» в Соннинге. Этот ресторан славился своей кухней, и свет из окон освещал плакучие ивы над Темзой. Мы вошли внутрь и уселись на диване, глядя, как жарятся утки на вертеле над открытым огнем, и попивая шампанское. Я потянулся и глубоко вздохнул, чувствуя, как уходит напряжение этой долгой недели. Но мне надо было еще позвонить Розе Квинс.
Я пошел и позвонил. Снова автоответчик. Я сказал:
— Роза, Роза, я вас обожаю! Роза, вы мне нужны. Если вернетесь домой до одиннадцати, пожалуйста, позвоните мне в отель «Французский рожок», телефон 0734-69-22-04. Скажите им, что я в ресторане.
Потом позвонил Уайкему.
— Как мигрень? — спросил я.
— Какая мигрень?
— Ладно, неважно. Как там кобыла?
— Нога болит, но кобыла ест. Жеребец мистера Дэвиса измотан до предела, а у Ледлэма такой вид, словно он и не скакал вовсе.