Напряжение. Коронный разряд
Шрифт:
– А третий телефон? – поднял он взгляд на гостя.
– Семья. Редко тревожат, только когда действительно важно.
– Семья – это всегда важно, – веско отметил Александр Ефремович. – Что будет, если вы не снимете трубку?
– Убытки.
– Давно вы работаете на первые два телефона? – с сочувствием уточнил ректор.
– Я работаю на себя, – отреагировали непониманием с того края стола.
– Тогда почему они не дают вам получить нормальное образование? Они перестанут платить вам деньги и вы умрете от голода?
Юноша, к удивлению ректора, не стал спорить, а просто задумчиво посмотрел на одинаковый
– Ваш фонд, все эти квартиры, машины и гонорары – вы настолько дорого оценили пять лет свободы от университета… Я удивлен, что у вас не хватает средств заплатить за свою свободу от чужих ошибок.
– Это довольно дорогие ошибки, – поднял Самойлов взгляд.
– Но не смертельные, верно? Купите себе молодость и образование, юноша. Пусть финансовые потери будут тому платой, но взамен вы наверняка обретете знания, как их избежать в будущем и уберечь подчиненных.
– Наверное, вы правы… – Подумав, гость взял в руки первый телефон и отключил его. – Если долго не отвечать, эти проблемы решаются сами собой. Не так хорошо, но решаются, – будто уговаривал он себя.
– Вот видите! – даже обрадованно всплеснул руками ректор.
– Образование нужно получить, – теперь Самойлов смотрел на свой «свод правил». – Если она этого хотела, то так будет правильно.
– Я рад, что мы вместе пришли к этому решению, – довольно улыбнулся Александр Ефремович. – Только у меня к вам будет одна просьба… – продолжил он, стараясь не выдать дрожь в голосе.
– Если в моих силах, – кивнул парень.
– Поступайте куда угодно, но не в мой университет, – убрав улыбку, смотрел на него ректор. – Езжайте в Москву, мой вам совет. Там таких, как вы, много.
– Таких, как я? – нейтрально уточнил юноша, вновь глядя равнодушным взглядом надвигающейся грозы.
Но ректора уже было не остановить.
– Вы чудовище, – сбился он на гневную дрожь. – И я не хочу, чтобы такое чудовище училось в моих стенах, среди моих чистых и наивных учеников! Езжайте к таким же монстрам, как вы сам!!!
Напряжение в установившейся тишине ощущалось туго натянутым тросом, готовым лопнуть. И горе тому, кто окажется рядом.
– Не был бы я, как вы говорите, чудовищем, стал бы кто со мной разговаривать? – устало провел Самойлов ладонями по лицу.
А Александр Ефремович ощутил, что может осторожно и тихонечко выдохнуть.
Вскоре дверь за гостем закрылась, оставив ректора с мыслями о том, что неплохо бы завершить рабочий день прямо сейчас. Накатить для успокоения нервов и прогуляться пешком до дома. Заслужил: хотя бы тем, что не дал совершиться тому, за что долгие годы грызла бы совесть… А дочка – получит блестящую карьеру, сама и честно. Ферзен так решил, а Самойлов напоследок пообещал сломать ноги любому, кто захочет поставить ей подножку. Ну, тоже приятный компромисс между собственной честью и осознанием прагматичной реальности…
За окном немелодично зашумел двигатель «опеля», ушедшего на разворот. Следом за ним отъехала одна машина сопровождения. Вторая отчего-то не торопилась продолжать путь – более того, из-за задней дверцы показался кряжистый человек в строгом пиджаке и белой рубашке без галстука. Он мельком оглянулся в сторону отбывших машин и тут же направился к двери кафетерия.
– Забыл что-то?.. – вслух подумал ректор.
Огляделся – и действительно,
один из телефонов Максима остался на столе. Но при этом Ферзен отчетливо помнил, как все три телефона, фигурировавших в беседе, отправились обратно Самойлову в карман…– Александр Ефремович? – уточнил вошедший мужчина, подойдя к столику.
Был он основателен, собран и уверен в себе. Возрастом за пятый десяток лет, но, судя по бицепсам, проступающим под складками рукавов, явно задержится в этом облике до семидесяти – восьмидесяти лет. Слегка полноватая фигура, правда, выдавала сидячую работу, явно составляющую большую часть рабочего дня в последние годы. Дополняли образ след перелома на носу, грубая кожа лица и слегка поломанные уши. Внешность борца, а если добавить осанку – то человека, имеющего определенное отношение к службе. Только взгляд какой-то странный: блеклый, будто гуляющий – никак не удавалось его поймать. Будто смотрит через человека, чуть выше переносицы.
– Да, вот… – указал ректор подбородком на телефон у края стола и принялся выглядывать администратора. Все же мысль о коньячке и завершении рабочего дня оформилась.
– Разрешите представиться: Борис Игнатьевич. Полковник Имперской службы безопасности. – Достав из внутреннего кармана и махнув на мгновение раскрытым удостоверением, в котором почудилось слово «генерал», мужчина с шумом отодвинул стул и сел напротив, сцепив руки в замок и положив их на столешницу. По телефону он лишь скользнул взглядом, проигнорировав. – Как полагаю, вы уже познакомились с нашим… опекаемым?
– Простите, что?.. – не расслышал Ферзен, с удивлением вглядываясь в собеседника.
– Беспокоиться не о чем. Вы не первый, кого этот молодой человек запугивает и шантажирует, вынуждая нарушать закон. Нам приходится сопровождать этого негодяя, оберегая спокойствие честных граждан. Сейчас мы зафиксируем ваши показания, и он, безусловно, направится за решетку. – Вернув удостоверение обратно в пиджак, полковник демонстративно достал оттуда же крохотный диктофон и положил на стол.
– Да о чем вы вообще?!
– Вам совершенно незачем беспокоиться, – успокаивающе поднял ладони Борис Игнатьевич, – вы находились под давлением и являетесь свидетелем, а не соучастником. Особенно пока сотрудничаете со следствием. – Он включил прибор и чуть переместил его поближе к центру стола. – О чем вы с ним говорили?
– Я категорически не понимаю…
Громко прозвенела мелодия «забытого» телефона, прерывая нервную беседу. Полковник выжидательно посмотрел на ректора, ректор – на него, а затем растерянно на окно, будто Самойлов должен там обнаружиться. И только посмотрев на аппарат и заметив имя абонента, ректор взял его в руки. Звонил некий «Ответьте, будьте так любезны».
Подняв трубку и выслушав пару фраз, Ферзен протянул аппарат через стол:
– Тут вам хотят напомнить о том, что у вас осталось четыре дня.
Полковник заторможенно принял трубку, приложил ее к уху. А затем смял хрупкий пластик могучей ладонью. Громко вздохнул и медленно выдохнул, откладывая обломки аппарата в сторону.
– Итак, Александр Ефремович, что этот человек от вас требовал?
– Ничего, – сложил руки на груди ректор.
– Молчите… Все молчат. Вы понимаете, что этот… останется на свободе из-за вас? Мы бессильны без вашей помощи!