Нарисуй мне в небе солнце

Посмеялись вместе и пригласили следующего пациента.

Рабочий день уже подходил к концу, когда двери отворились и в кабинет вошла главврач. Поздоровалась и обратилась к медсестре:

— Ну что, Надежда Михайловна, как наш доктор?

— Хороший у нас доктор, Виктория Павловна. Люди его любят, авторитет среди пациентов приобрёл. Мне с ним работать в удовольствие. Так что никаких проблем.

— Рада слышать, только активов ты, Яр, очень много берёшь. Плохо! Вернее, хорошо, и зачем ты это делаешь — понимаю. Но всех не проконтролируешь. Людям надо доверять и отпускать их тоже надо. Лечиться или нет — их выбор. Понимаешь? Ладно, не отвечай! Со временем разберёшься. Семья появится, некогда будет по активам бегать. А теперь главное. О чём ты там у нас папу попросил?

Яр от неожиданности чуть дар речи не потерял. То есть то, о чём с отцом говорилось в приватной простой семейной беседе, приобрело вот такой характер. И теперь сверху ударит по главврачу, которая к нему-то со всей душой. С ней вопрос консультаций обсудить надо было.

Понял, что поторопился, прыгнул, получается, через голову, и это некрасиво. Не хотел ведь подставлять коллег, и Викторию Павловну тем более.

— Простите! Виктория Павловна, я не подумал, я ж просто с отцом разговаривал. Как же нехорошо получилось.

— Ну что не подумал, я догадываюсь. И недостатков в службе у нас хватает, есть что обсудить. Признаю. Завтра еду в Москву на ковёр, а потом в клинику вашего отца, они какой-то договор подготовили. Яр, о чём договор, я знать должна заранее. Хоть бы на почту прислали, так ведь только лично вручить хотят.

— Я просил консультировать моих пациентов, а папа сказал, что так не выйдет, что я не единственный, и речь может идти только о всём районе.

Он сжался и готов был провалиться сквозь землю. Вот это учудил. И как теперь продолжать работать?

Она рассмеялась.

— Благими намереньями, мой дорогой, мальчик, вымощена дорога в Ад. Яр, в любое время и по любым вопросам я готова тебе помочь. Все спорные случаи ты решаешь в первую очередь с заведующей отделением, а потом со мной. Субординацию надо чтить. Ну, а по-дружески заходи всегда.

— Простите, я вас подставил, да?

— Ярослав Андреевич, вопрос закрыт. Работайте. А ещё хотела спросить из чистого любопытства, у вас там забор новый вокруг участка, хозяева расстарались?

— Нет, мне папа этот участок купил. И забор его рук дело. Так что я теперь совсем местный.

Виктория Павловна взяла его за плечо. Улыбнулась светло и открыто.

— Чему я очень рада!

Она вышла из кабинета, а Ярослав всё сидел в растерянности.

— Нехорошо получилось, — с сожалением проговорил он. — Я, честное слово, не думал, что то, что говорил родному человеку, на таком уровне обсуждаться будет, выгляжу стукачом, да что выгляжу, стукач и есть.

— Не расстраивайтесь вы так, Ярослав Андреевич. Образуется всё. Так вы строиться у нас собираетесь? Давайте по чашечке чая перед выходом. А то ходить долго ещё.

— Я? Нет. Куда мне строиться? Да домик там вполне годный, а туалет и сарай новые. Папа неделю жил, следил за всем. Такой подарок мне сделал.

Она рассмеялась своим мыслям.

— Всё спросить думаю, почему вы к нам перебраться решили? В Москве да при таком отце перспектив не было? Яр, вы мне нравитесь, и работать с вами приятно, только как долго это продлится, конечно, вопрос.

— Были у меня и в Москве варианты, отец к себе звал, я не захотел там. Я хоть родился и вырос в столице, по характеру не москвич. Я тишину люблю, природу, покой. Пока учился, в четыре вставал, чтоб до института добраться. Да и с отцом и его семьёй вместе жить не дело. Я комнату занимал, а Ромка в зале на диване. Малые вообще с родителями. А так они семьёй. Ромку в мою комнату переселили, Петьку с Настёной тоже. Даша хозяйкой себя чувствует. И не попрекнёт теперь меня никто, да и её тоже.

— Не ужился с мачехой? — Надежда Михайловна насторожилась.

— С Дашей? С ней нормально у меня всё. Я и с малышами помогал, пока крохи были. Я люблю братьев, и сестрицу тоже. Хотите фотки покажу, у меня в телефоне есть. Мне ж что надо — счастье отца. Он с Дашей счастлив. А вот от пересудов и негатива оградить его хочется. — Яр замолчал и какое-то время смотрел в пол не произнося ни слова, а потом продолжил. — Он приезжает ко мне, и знаете, мы столько времени вместе никогда в жизни не проводили, и не говорили столько никогда. Правильно я уехал, ни минуточки не пожалел.

Домой Ярослав вернулся, поздно — на закате. Солнце садилось в тучи, обжигая небо и облака своими кровавыми брызгами. Завтра будет дождь. А пока Яр остановился, любуясь на всю эту красоту.

В кармане завибрировал телефон.

— Да, мама, слушаю, — ответил Яр. — Приезжаете с Костей в субботу? Конечно, рад и соскучился. Встречу обязательно…

Часть 11

В пятницу после работы ни на что сил не было. Убираться в доме не хотелось, готовить тоже. И все эти хлопоты можно было бы оставить на субботу, но прямо с утра надо встречать мать, потом везти их с Костей домой, развлекать, занимать, выслушивать вечно всем недовольного брата. А ещё представлялось, как мать своим наманекюренным пальцем проводит по всем поверхностям и с усмешкой говорит: «Что, опять пыль в доме врача?» С самого детства так было. При каждой её встрече с сыном, когда она приходила в их с отцом дом, она выискивала пыль и начинала скандал. Яр готов был провалиться сквозь землю, он старался, убирал и драил квартиру накануне, но она всё равно находила пыль и снова отчитывала отца за антисанитарию. «Как ты можешь содержать ребёнка в таких условиях! Бабы покоя не дают и времени ни на что не оставляют?» И обязательное парирование отца: «Тебе дела не должно быть до моих баб, это ты ушла и бросила нас с Яром! Это ты встретила любовь всей своей жизни. Не лезь в нашу». И так далее, и тому подобное. Каждый её визит заканчивался скандалом, хлопаньем дверью и слезами в подъезде, чтоб все соседи слышали. А потом она уходила, пообещав отсудить у отца Ярика. Через несколько часов успокаивалась, звонила и просила привезти Яра к ней. Отец вёз, и там у неё начиналось новое театральное действо. На сей раз перед вторым мужем.

Тогда он не понимал, да и теперь тоже, зачем нужны были все эти спектакли. Она ни разу не обняла его с тех пор, как ушла, не сказала, что любит. Всё это заменялось фразой «Я твоя мать и ты должен…». Что должен, кому и зачем? Вырос давно, а всё должен. Ну, родила, ну, бросила… А он ей всю жизнь теперь должен.

Зато Костика просто зацеловывала. Рассказывала со счастливой улыбкой о всех его проделках, восхищалась не переставая. Яр знал горький вкус ревности, которая с годами переросла в апатию и безразличие и к матери, и к Костику. По крайней мере, ему так казалось. Но он всё равно оставался должен, потому что она ж мать.

Картинки из детства сменяли в памяти одна другую. Ночи, когда во сне всё было хорошо, а мама и папа вместе. И он самый любимый и желанный. Походы в зоопарк, театр, кино. Вместе, втроём. И та фраза, которая разрушила жизнь. «Яр, я люблю другого человека, у меня с ним будет ребёнок. Я ухожу». Может быть, если бы она тогда сказала всё как-то иначе или объяснила как-то по-другому… Он не был маленьким, одиннадцать лет всё же. А получилось так: вчера я любила тебя, а сегодня всё, прости, пойми и будь благодарен за прошлое…

Ярослав не стал отваривать сосиски, ел их сырыми, запивая кофе. Людовик расположился на соседней табуретке по другую сторону стола. Голова кота торчала над столешницей, периодически он открывал пасть, произнося своё коронное «Мяв», выпрашивая сосиску. Конечно, ему перепадало. А как же! Как можно отказать взгляду этих орехово-жёлтых глаз, проникающему в самую душу?

Идеальный вечер вдвоём. И никого им больше не надо. Мурчащий кот и тишина. Та самая тишина, наполненная звуками ночного леса, хрустальным воздухом и мечтами. Вот и выходные бы так прошли — в покое и блаженстве самого настоящего отдыха.