Наркоза не будет
Шрифт:
– Что за жизнь! То жрать, то срать! И так весь день!
– протянула она, сыто пялясь в подернутый паутинками потолок.
– Да... или трахаться, а то и все вместе. А жить-то когда? посетовала Муся, вернувшись из ванной, и легла рядом.
Наслаждаясь бездельем и сытостью, они валялись на диване почти голые. На Мусе был только сарафан на тоненьких лямочках, а на Коше длинная, почти до колен футболка с надписью:
NOBODY
KNOW I AM
LESBIAN
расположенной красивым белым квадратом на черной ткани.
Жаркий воздух медленно ползал по комнате. Подруги неподвижно
Часа через два на подоконнике появился Роня.
– Сони! Вы целый день дрыхнете, как ни приду!
– А что? Есть какое-то занятие?
– лениво протянула Коша.
– Что? Мы уже востребованы человечеством? Вот у меня куча готовых холстов. И Зыскин мне стуканул, что какой-то француз взял их за очень хорошие деньги. И Валек даже нажился на этом. Я готова быть нужной и полезной. Скажи кому?
– Ну-ну!
– рассмеялся Роня.
– Остановись!
– Ты что, голодный?
– подняла Муся веки и чуть-чуть повернула голову.
– Да нет... У меня даже деньги есть.. Я только что встал. Работал всю ночь.
– Мешки грузил...небось?
– Коша села и потрясла головой.
– Нет. Книгу писал...
– Роня прошелся по комнате.
– Книгу! Напишу книгу и стану богатым.
– Блин! Ты же художник, Роня! Ты хоть одну картину нарисовал в своей жизни?
– Коша сползла с дивана и потянулась, громко мяукнув.
– А зачем? Меня и так из общаги не выгоняют. Макет склею и все. Кисточки выкину. Нет, Коша. Тебе подарю! Я понял, чтобы быть художником, ни в коем случае нельзя получать художественное образование. Я очень рад, что не учился на писателя. Сам. Все сам придумывал. Пробовал. Нельзя! Нельзя у других перенимать. Так можно только вторяки делать. Завод. Автор Союз Писателей. А чтобы что-то хорошее написать. Ну совсем хорошее! Надо все самому.
– Как же ты поступил?
– удивилась вдруг Коша.
– Ты же рисовать не умеешь! Блин!
– Не умею.
– согласился Роня.
– Сам не знаю, как поступил. Я на режиссерское хотел. Не взяли за стеснительность. А рассказики и пьески у меня хорошие. Писать буду. О! Вы, что уже напились?
Он понюхал бутылку, согнав с горлышка пчелу.
– Ну-у...
– протянула Муся.
– Так чуть-чуть... Хочешь?
Роня пожал плечами.
– Э... типа... Можно и да...
– Пойдем сходим.
– Коша вскочила с дивана. Ей стало стыдно.
– Мы уже вдвоем все выпили.
Муся сползла следом:
– Какие вы шумные. Вы какие-то слишком реальные. Жизни надо следовать, а вы превращаете ее в окрошку... Фу!
– Ну, хочешь - оставайся... Мы сами сходим, - предложил Роня.
– Ну уж нет!
– Муся перехватила расворошенные после сна волосы косынкой.
Посмотрела на себя в зеркало и, оставшись недовольной, опять распустила космы.
– Ну...
– сказала она и первой выползла на тротуар.
– Пойдемте!
Девчонки висели друг на друге и, заплетаясь, перебирали ногами. И тихий молчаливый зной развороченного Большого проспекта изредка лишь нарушал шум машин, пересекающих его на большой скорости. И огромные тополя покачивались в горячем летнем
небе.Навстречу торопливо семенил дядька изрядного возраста. Того возраста, когда мужчины уже успевают доказать себе, всему миру и своим женам, что они главные в доме, и успокаиваются, постепенно сдавая позиции. Когда мужчина приблизился на расстояние трех шагов, Коша и Муся, не сговариваясь, задрали к подбородку подолы, обнажив бесстыдно все подробности своих тел.
– Хотите звезду посмотреть?
– крикнула Коша и захохотала.
– А лучшие в мире сиськи?
– добавила Муся.
Мужичонка попятился вбок и почти бегом кинулся прочь.
– Он нас испугался!
– кричала Коша радостно.
– Испугался!
Муся долго не могла идти от смеха и, прислонившись к изгороди, сотрясалась в конвульсиях.
– Долбанутые!
– сказал Роня и посмотрел вслед мужику с сочувствием. Вдруг у него будет инфаркт?
– Роня! Мы решили совершить кражу! Только не решили еще - что будем красть и у кого. Ты поможешь нам?
– на весь проспект крикнула Коша.
Роня принимал мир таким, как есть. Оценив свои возможности, будущий писатель смиренно согласился:
– М-м-м. Думаю, что я приму в этом посильное участие.
– Ура!!! Ура! Ура!
– крикнули девчонки хором и припустили бегом, распевая на ходу:
– Дорогая моя киска!
Подними повыше хвостик!
Я засуну тебе в поп-п-ку
Электрическую пил-л-ку!
Тут Кошу осенило, что она никогда ведь не была в Петропавловке до этого. Откуда же она узнала про эту полосу краски? Она остановилась и заорала:
– Муся! Блин! Я видела это во сне!
Муся вздрогнула:
– Что ж ты так орешь-то?! Что ты видела?
– Ну то, что там на камне краска и подземный ход! Краска-то была! Была!
– Где?
– Муся посмотрела на нее как на больную.
– Ну там! Ты что? Не веришь мне?
– Коша вдруг разозлилась.
– В Петропавловке!
Муся подняла брови в недоумении, но вдруг воскликнула:
– А!!! Кастанеды начиталась...
– Это правда, - согласилась Коша.
– Я читала книгу. Но про краску я узнала гораздо раньше.
– Это неважно, - поморщилась Муся.
– Кастанеда, он очень странный. Он изменяет тебя так, что тебе кажется, что ты все это уже знала, но это не так. Ты не знала этого. Оно с тобой случалось, но ты не могла этого осознать, потому что у тебя не было подходящих слов. Но я не хочу об этом разговаривать! Меня тетка устраивает на работу! И там это все - не нужно!
И, подпрыгивая, Муся побежала дальше по солнечным пятнышкам на пыльном асфальте. Особенная летняя тишина, возникающая между отчетливыми шорохами и всплесками далеких голосов, наступила внезапно на всем проспекте.
– Да нет! Правда!
– крикнула Коша.
– А сегодня я руки видела. Когда ты пришла.
– Ну я и говорю!
– со смехом откликнулась Муся.
– А что за полоса?
– спросил Роня.
– Мне приснился сон, - возбужденно начала объяснять Коша, - что в Петропавловке есть подземный ход, который начинается прямо из стены. Там есть мета - полоса краски на камне. Мы были там сегодня! Эта полоса действительно есть!