Народ лагерей
Шрифт:
Те, кто под бременем нужды взялись в плену за рабочий инструмент, испытали не только многообразие работ (превратившее иных в мастера на все руки), нашли в труде не только утешение, но и полезный урок. Батраки с Алфёльда и землекопы Затисского края усвоили, что труд — это не только мука и кровавый пот, но и власть. Постепенно, зато и неудержимо накапливаемая сила. Истину эту они не вычитали из газет, не услыхали на собрании и не откопали в ученых фолиантах, а почувствовали на собственной шкуре. И потому наверняка знают, что это закон жизни, а не пустой звук.
ЛУКАВАЯ МУДРОСТЬ ДЯДЮШКИ ЛАЦИ ЧОНТОША
Сердце
Человек привыкает радоваться тому, что остался жив. Испытываешь благодарность к противнику, любую мимолетную улыбку или благожелательный жест хранишь не менее благоговейно, чем образок Святого Антония в молитвеннике. Неприятель обретает в твоих глазах некую притягательную силу. Теперь уже каждому ясно, что противник не только берет врагов в плен, но и рыцарски обращается с ними. Приметы такого обращения очевидны: горячая еда, жарко натопленное жилье, лояльное отношение. Постепенно мы приучаемся воспринимать подобное рыцарство как должное, хотя — над этим мы редко задумываемся — в самих нас похожего чувства не было ни на грош, покуда мы сидели в окопах по ту сторону фронта. Нынешняя война ничего общего не имела с рыцарскими турнирами.
Факт, что каждый пленный с почтением относится к народу, в плену у которого находится: ведь он — во власти сильного. Но вместе с тем и ненавидит одолевшего — именно потому, что находится в его власти. Оба эти чувства перекатываются волнами: то одно возобладает над другим, то одерживает верх другое. Все зависит от обстоятельств и от самих людей.
Вспомним панический ужас, охватывавший человека в момент пленения, гложущую тоску по родине и извечный, неизбывный вопрос: «Когда же домой?» Вспомним эмоциональное отупение, моральные встряски, серые, безликие, беспросветные дни, из которых складывались годы плена. Все эти факторы необходимо иметь в виду, чтобы понять, каким образом единственной надеждой и — к сожалению — единственной мечтою сотен тысяч венгров мог стать Венгерский легион.
Пожалуй, разумнее всего будет привести здесь протокол общего собрания 115-го барака зимой 1943–1944 годов, когда впервые прозвучало обещание: если венгры хотят воевать против немцев, они могут составить прошение и сформировать легион по образцу чешского.
* * *
Упаковочная бумага, мятая, затертая, с расплывшимися чернилами, так что текст едва можно разобрать. «Председатель Ласло Сендрэ, секретарь Янош Адлер, присутствуют венгры…» Венгры и впрямь присутствовали — основная масса толпилась у входа в барак, прочие разместились в обоих проходах и на нарах, в верхнем и нижнем ряду. В дверях стоял стол, на котором по утрам распределяли хлеб. Сейчас на стол водрузили керосиновую коптилку, в пяти шагах отсюда тьма хоть глаз коли, и кое-кто из присутствующих под покровом темноты дремлют, переговариваются, заключают торговые сделки. Время — часов
девять вечера, в бараке духотища и вонь, печка безбожно дымит. Председатель открывает собрание.«Председательствующий знакомит с обстановкой на фронте и с новостями. Затем сообщает, что немецкие пленные сформировали в Москве Национальный антигитлеровский комитет. Возглавляет комитет генерал армии фон Зейдлиц. Создан и Чехословацкий легион. Самое время организовать какое-либо венгерское воинское соединение.
Йожеф Трефа: Надо сформировать Венгерский легион. Причем безотлагательно.
Капрал Сабо говорит о том, что легион следует двинуть к венгерской границе. Чтобы не бросили куда-нибудь на север.
Доктор Фейер: Нельзя диктовать условия. Все равно куда, лишь бы на фронт.
Старший лейтенант Фехер: Спорить бесполезно, наверняка попадем на венгерский участок фронта. Представляете, какое моральное воздействие в Венгрии окажет тот факт, что на стороне Красной Армии сражаются венгерские военнопленные и под венгерским знаменем вступят на родную землю?!
Дёрдь Санто также одобряет создание легиона, который будет сражаться на стороне Красной Армии. Надеется, что и питание тогда улучшится. В Красной Армии очень хорошо кормят.
Шандор Вильгельм: Коллега Санто постыдился бы думать только о жратве. И вообще, в Венгерском легионе не место недисциплинированным типам, которые постоянно затевают склоки при раздаче белья.
Санто: Выходит, молчать, что ли, когда Вильгельм вечно норовит всучить венграм рвань да обноски! Может, он стыдится признать себя венгром?
Вильгельм протестует против обвинения.
Жандармский фельдфебель Кочиш: Насколько мне известно, красноармейцы получают каждый день сто грамм мяса.
Дёрдь Санто возмущен разговорами только о еде.
Председатель: Вернемся к теме обсуждения. Кто желает высказаться по поводу Венгерского легиона?
Бела Кон: Предлагаю ставить на голосование.
Йожеф Трефа: Надо составить прощение, и кто согласен, пусть подпишет.
Дежё: Как обстоят дела в других лагерях?
Председатель: Нельзя же все время на других оглядываться! Каждый должен сам за себя решать, когда родина в опасности!
Дежё: Я не то имел в виду. Ходят разговоры, будто бы многие офицеры не станут подписывать. Они ведь знают, что после войны в Венгрии произойдет земельный раздел. А многие офицеры владеют землей.
Пал Сабо: Разделят землю — и правильно сделают. Пошли эти графья куда подальше! У одного густо, у другого пусто — разве это справедливо?
Вильгельм: Сейчас речь не о разделе земли, а о Венгерском легионе.
Председатель: Но можно говорить и о разделе.
Андраш Бот: Дисциплина — вот чего нам не хватает. Как начальник 115-го барака заявляю: перекличка по утрам тянется по полчаса.
Голос из толпы: А иначе? Пока разыщешь табак да простыню, которые ночью спер сам Бот!
Бот не понимает намека.
Тот же голос: Жулик он и есть жулик. Что же здесь непонятного?
Председатель: Вернемся к повестке дня.
Кон: Предлагаю голосовать!