Народ
Шрифт:
Предисловие к изданию 1866 г
Книга эта была написана в 1846 г. Это явственно ощущается во многих местах первой части. Нужно ли их изменять? Автор этого не думает.
За эти годы один мир успел рухнуть, [335] очертания другого мира медленно вырисовываются на горизонте. Изменить книгу, приспособить ее к нашим смутным временам, к туманному будущему значило бы лишить ее отпечатка времени, сделать ее неискренней, фальшивой.
К тому же самое главное, о чем говорится в ней, не изменилось. Все, что справедливо сказано в этой книге об инстинкте простых людей, о вдохновенных порывах масс, о голосе совести, идущем от чистого сердца, – не преходяще и навсегда останется прочной основой народовластия.
335
В течение периода, о котором пишет Мишле (1846–1866), государственный строй во Франции менялся дважды. На смену монархии Луи-Филиппа пришла Вторая республика (1848–1851), а затем –
Гиэр, 12 декабря.1865.
Приложения
Жюль Мишле и его книга «Народ»
«Так называемые боги, гиганты, титаны (почти всегда – карлики) кажутся большими потому, что они обманным путем взбираются на покорные плечи доброго гиганта – Народа».
Ни одной из своих работ Мишле не писал с такой страстью, как книгу «Народ». Ни в одно из своих произведений он не вложил столько самого себя. Оно занимает центральное место в его творчестве. Эта книга – некий итог его раздумий, многого пережитого и выстраданного; в ней нашли отражение его взгляды на общество и государство, на воспитание, на историю, на жизнь в целом.
Написанная в 1845 г., на середине жизненного пути историка, она является как бы узловым пунктом всего его творчества. В этой книге особенно ярко отразились интересы и страсти, волновавшие французское общество накануне революции 1848 года. Определяя задачи, поставленные им себе при создании этой книги, Мишле писал, вспоминая свои выступления против клерикализма:
«В этих боевых книгах я был не настолько поглощен борьбой, чтобы, свергая алтари ложных богов, не намечать места для другого алтаря. Необходимо было в пылу борьбы, среди отрицания отрицательного учения (католицизма!) дать нечто положительное, указать предмет действительный, истинный, живое лицо; устранив увлечение, надо было вместо всякой теории показать реального человека. И я, забыв обо всех спорах, сбросив с себя литератора, удалился от всех, остался наедине с самим собою, раскрыл свое сердце и прочел в нем «Книгу о Народе». [336]
336
Jules Michelet. Journal, t. I (1828–1848), pr'epar'ee par P, Viallaneix. Paris, 1959, p. 209.
Уже в этом кратком высказывании проглядывает своеобразие Мишле-историка, его огромный литературный талант, исключительная сила лиризма и чувства.
Жюль Мишле (1798–1874) – человек трудной судьбы. Сын мелкого типографа, разоренного душившими печать наполеоновскими декретами, он прошел суровую жизненную школу и рано познакомился с нуждой и лишениями. С двенадцати лет он вынужден был работать у наборной кассы в отцовской типографии. Рано обнаружившиеся блестящие способности сына заставили Мишле-отца отдать его в коллеж, хотя это было связано для семьи с большими материальными жертвами. «Мой разорившийся отец и больная мать решили, – пишет Мишле, – что я должен учиться во что бы то ни стало». С выдающимся успехом окончив коллеж Карла Великого и защитив в 1819 г. диссертацию о «Жизнеописаниях» Плутарха, Мишле с 1822 г. стал преподавать историю. Он приобрел огромное влияние на учеников своей неповторимой индивидуальностью и страстной увлеченностью предметом. По его словам, он еще в детстве проникся чувством истории при посещениях Музея французских памятников, при лицезрении гробниц Дагобера, Хильперика, Фредегонды. Настойчиво и упорно работая над собой, усердно изучая иностранные языки, штудируя исторические труды, классическую литературу, Мишле уже в 20-х годах заинтересовался философией. «Я испытываю необходимость сочетать философию с историей, – записывает он в том же 1822 г. – Они дополняют друг друга». [337]
337
Jules Michelet. Journal de 1820–1823. Ecrits de jeunesse. Ed. pr'epar'ee par P. Viallaneix. Paris, 1959, p. 13–14.
Реализуя эти замыслы, Мишле в 1824 г. почти одновременно познакомился с философией истории Кузена и с «Новой наукой» Вико. У родоначальника эклектизма Кузена он нашел то сочетание философии с историей, которое напряженно искал. Вскоре состоялось и личное знакомство Мишле с Кузеном, оказавшим на его историческую концепцию неотразимое влияние. Несомненно, под воздействием Кузена и с его одобрения Мишле решил перевести сочинение Вико. «Принимаюсь за Вико, – отмечает Мишле в своем „Дневнике», – и начинаю его переводить». [338]
338
Ibid, p. 15.
Это решение было связано со стремлением претворить в жизнь синтез истории с философией. Ту же задачу Мишле ставил перед собой и в других своих трудах, относящихся к этому времени: в вышедшем в 1825 г. «Хронологическом очерке новой истории» («Tableau chronologique de l'histoire moderne. 1453–1789») и в изданном в следующем году продолжении его – «Синхронических очерках новой истории» («Tableaux synchroniques de l'histoire moderne»). На всех этих работах лежит глубокий отпечаток философско-исторических
идей Кузена.К этим же годам относится и необычайно важное для интеллектуального формирования Мишле знакомство с Гердером и его переводчиком, Эдгаром Кине. В мае 1825 г. Мишле познакомился у Кузена с Кине. Это знакомство перешло затем в долголетнюю, исключительно тесную дружбу, «единение душ». По переводу Эдгара Кине Мишле и ознакомился с «Идеями философии истории» Гердера, оказавшими на него такое же сильное влияние, как и на Кине.
В 1827 г. вышел в свет сделанный Жюлем Мишле перевод «Новой науки» под названием: «Основы философии истории, переведенные из «Новой науки» Дж. Б. Вико». Перевод, весьма вольный, представлявший собою скорее литературную переделку основных идей Вико, сопровождался статьей, излагавшей биографию и учение итальянского социолога («Discours sur le syst`eme et la vie de Vico»). Мишле нашел у него некоторые чрезвычайно дорогие ему идеи, уже выдвинутые французскими историками 20-х годов: история должна быть историей народных масс, а не отдельных личностей, которые являются лишь выразителями – масс; история каждого народа имеет свою национальную форму; все национальные истории проходят через один и тот же цикл развития и все народы составляют общечеловеческое единство.
Весь этот почерпнутый у Вико комплекс мыслей, увенчанный идеей исторической закономерности, был вставлен Жюлем Мишле в раму французской современности и получил совсем иное звучание. Приспособленная к политическим условиям Франции 20-х годов XIX в. система Вико стала для Мишле – материалом его собственной философии истории. Вот почему Мишле придавал идеям Вико такое огромное значение в своем формировании как историка. Он не уставал повторять, что Вико вместе с Вергилием «создал» его.
В том же 1827 г. Мишле официально поручено было преподавать историю и философию в Парижской Высшей Нормальной школе, являвшейся оплотом либерализма и антиклерикализма в сфере преподавания. Читая здесь лекции, Мишле мог оттачивать свои излюбленные мысли о философском истолковании истории, о том, что философия и история подкрепляют друг друга. Но уже в сентябре 1829 г. реакционное министерство Полиньяка запретило Мишле читать курс философии на том основании, что он был сторонником либерального Кузена, и Мишле стал читать курс по истории Рима.
С подлинным ликованием встретил Мишле Июльскую революцию 1830 г. Своему другу и единомышленнику, Эдгару Кине, сражавшемуся в июльские дни на баррикадах, Мишле позднее писал, что был уже в то время «всем сердцем с народом». Под впечатлением революционных событий Мишле написал «Введение во всеобщую историю» («L'Introduction `a l'Histoire universelle»). В этой небольшой работе, вышедшей в апреле 1831 г., он попытался осмыслить происходящее и широкими мазками нарисовать путь развития человечества. «Это произведение, – пишет Мишле в предисловии, – с тем же правом могло бы называться «Введением во французскую историю». Конечной его целью является Франция… Логика и история приводят автора к одному и тому же заключению: его славная родина есть отныне кормчий корабля Человечества… Для того, чтобы постичь Францию, нужно постичь историю всего мира». [339]
339
Jules Michelet. L'Introduction `a l'Histoire universelle. – Oeuvres completes, vol. 35. Paris, 1893–1899, p. 3. В июле этого же 1831 г. Ж. Мишле выпустил свою двухтомную «Историю Римской республики» («L'Histoire de la R'epublique romaine»).
Красной нитью через все «Введение» проходит мысль, что история есть непрерывное движение человека к свободе. Это подчеркивание принципа свободы вызвано было стремлением рассеять страх буржуазии перед революцией, перед хаосом, которым, как ей казалось, она неизбежно будет сопровождаться. Мишле писал свою книгу в конце 1830 г., когда еще можно было обольщаться насчет характера Июльской революции. Он преисполнен был розовых надежд и заканчивал книгу настоящим гимном революции 1830 г. Он видел в ней торжество идей свободы и равенства и утверждал, что революция осуществилась без героев, была совершена всем французским народом. Основная идея «Введения» состояла в том, что вся история есть борьба человека с природой, в этой борьбе отражается борьба духа с материей, свободы с необходимостью. «История есть не что иное, – писал Мишле, – как рассказ об этой нескончаемой борьбе». [340]
340
Ibid., p. 5.
Мишле высказывает здесь безграничную веру в возможность прогресса человечества и убежден, что Франции предстоит играть в нем решающую роль. «Если это «Введение» достигнет своей цели, – заявляет Мишле, – история предстанет как вечный прогресс, как все возрастающая победа свободы». [341] Эта апелляция к идее прогресса была полемически обращена против историков Реставрации Минье и Тьера, для которых все, что произошло во Франции, было результатом игры страстей и обстоятельств; против Тьерри, трактовавшего Июльскую революцию как победу галлов и, наконец, против сен-симонистов, усматривавших единственное спасение в развитии индустрии. Однако философия истории, сформулированная Мишле во «Введении», имеет ярко выраженный телеологический характер: разрешение социальной проблемы связана для него с религиозной идеей, прогресс человечества мыслится им, как создание новой социальной религии.
341
Ibidem.