Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в 5 томах. Том 5
Шрифт:
Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом.
– Ну, воронко, как мне служил, так и сыну моему служи.
Сказал это старик, простился с Иваном-дураком, лег в могилу. Иван-дурак погладил воронка, посмотрел и отпустил, сам пошел домой. Братья опять спрашивают:
– Каково, Иван-дурак, ночевал?
– Очень ладно, братья!
Живут; двое братовей робят, а Иван-дурак ничего. Вдруг от царя клич: ежели кто сорвет царевнин портрет с дому чрез сколько-то много бревен, за того ее и взамуж отдаст. Братья сбираются посмотреть, кто станет срывать портрет. Иван-дурак сидит на печи за трубой и бает:
– Братья!
– Э! – взъелись братья на него. – Сиди, дурак, на печи; чего ты поедешь? Людей, что ли, смешить!
Нет, от Ивана-дурака отступу нету! Братья не могли отбиться:
– Ну, ты возьми, дурак, вон трехногую кобыленку!
Сами уехали. Иван-дурак за ними же поехал в чисто поле, в широко раздолье; слез с кобыленки, взял ее зарезал, кожу снял, повесил на поскотину [45] , а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:
45
Поскотина – выгон, пастбище, со всех сторон огороженное изгородью.
– Сивко-бурко, вещий воронко!
Сивко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в одно ушко залез – напился-наелся, в друго вылез – оделся, молодец такой с тал, что и братьям не узнать!
Сел на сивка и поехал срывать портрет. Народу было тут видимо-невидимо; завидели молодца, все начали смотреть. Иван-дурак с размаху нагнал, конь его скочил и портрет не достал только через три бревна. Видели, откуда приехал, а не видали, куда уехал!
Он коня отпустил, сам пришел домой, сел на печь. Вдруг братья приезжают и сказывают женам:
– Ну, жены, какой молодец приезжал, так мы такого сроду не видали! Портрет не достал только через три бревна. Видели, откуль приехал; не видали, куда уехал. Еще опять приедет…
Иван-дурак сидит на печи и говорит:
– Братья, не я ли тут был?
– Куда к черту тебе быть! Сиди, дурак, на печи да протирай нос-от.
Время идет. От царя тот же клич. Братья опять стали собираться, а Иван-дурак и говорит:
– Братья! Дайте мне каку-нибудь лошадь.
Они отвечают:
– Сиди, дурак, дома! Другу лошадь ты станешь переводить!
Нет, отбиться не могли, велели опять взять хромую кобылешку. Иван-дурак и ту управил, заколол, кожу развесил на поскотине, а мясо бросил; сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:
– Сивко-бурко, вещий воронко!
Бурко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в право ухо залез – оделся, выскочил в лево – молодцом сделался, соскочил на коня, поехал; портрет не достал только за два бревна. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал! Бурка отпустил, а сам пошел домой, сел на печь, дожидается братовей. Братья приехали и сказывают:
– Бабы! Тот же молодец опять приезжал, да не достал портрет только за два бревна.
Иван-дурак и говорит им:
– Братья, не я ли тут был?
– Сиди, дурак! Где у черта был!
Через немного время от царя опять клич. Братья начали сбираться, а Иван-дурак и просит:
– Дайте, братья, каку-нибудь лошадь; я съезжу, посмотрю же.
– Сиди, дурак, дома! Докуда лошадей-то у нас станешь переводить?
Нет, отбиться не могли, бились-бились, велели взять худую кобылешку; сами уехали Иван-дурак и ту управил, зарезал, бросил;
сам свистнул молодецким посвистом, гайкнул богатырским голосом:В. Васнецов. Богатырский скок
– Сивко-бурко, вещий воронко!
Воронко бежит, только земля дрожит, из очей пламя пышет, а из ноздрей дым столбом. Иван-дурак в одно ушко залез – напился-наелся, в друго вылез – молодцом оделся, сел на коня и поехал.
Как только доехал до царских чертогов, портрет и ширинку [46] так и сорвал. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал!
46
Ширинка – полотенце, платок.
Он так же воронка отпустил, пошел домой, сел на печь, ждет братовей. Братья приехали, сказывают:
– Ну, хозяйки! Тот же молодец как нагнал сегодня, так портрет и сорвал.
Иван-дурак сидит за трубой и бает:
– Братья, не я ли тут был?
– Сиди, дурак! Где ты у черта был!
Через немного время царь сделал бал, созывает всех бояр, воевод, князей, думных, сенаторов, купцов, мещан и крестьян. И Ивановы братья поехали; Иван-дурак не отстал, сел где-то на печь за трубу, глядит, рот разинул.
Царевна потчует гостей, каждому подносит пива и смотрит, не утрется ли кто ширинкой? – тот ее и жених. Только никто не утерся; а Иван-дурака не видала, обошла. Гости разошлись.
На другой день царь сделал другой бал; опять виноватого не нашли, кто сорвал ширинку.
На третий день царевна так же стала из своих рук подносить гостям пиво; всех обошла, никто не утерся ширинкой. «Что это, – думает она себе, – нет моего суженого!» Взглянула за трубу и увидела там Ивана-дурака; платьишко на нем худое, весь в саже, волосы дыбом. Она налила стакан пива, подносит ему, а братья глядят, да и думают: царевна-то и дураку-то подносит пиво!
Иван-дурак выпил, да и утерся ширинкой. Царевна обрадовалась, берет его за руку, ведет к отцу и говорит:
– Батюшка! Вот мой суженый.
Братовей тут ровно ножом по сердцу-то резнуло, думают: «Чего это царевна! Не с ума ли сошла? Дурака ведет в сужены».
Разговоры тут коротки: веселым пирком да за свадебку. Наш Иван тут стал не Иван-дурак, а Иван царский зять; оправился, очистился, молодец молодцом стал, не стали люди узнавать! Тогда-то братья узнали, что значило ходить спать на могилу к отцу.
Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде
Жил да был царь; у царя было три сына: Федор, Егор да Иван; Иван был не совсем умен.
Посылает царь старшего сына по живую воду, по сладкие моложавые яблоки; он поехал и доезжает до росстанья [47] . Тут столб стоит, на столбе роспись: вправо идти – попить да поесть, влево идти – головушку погубить; он поехал вправо и приезжает к дому; заходит в избу, а тут девица говорит ему:
47
Росстанъе – место, где дорога разделяется и идет в разные стороны.