Народные русские сказки из собрания А.Н. Афанасьева

— Что угодно, что надобно?

— А вот что, слуги мои верные! Понесите меня вместе с зятем на окиян-море широкое и станьте как раз на средине — на самой пучине.

Тотчас подхватили они стрельца со старухою, понесли их, словно вихри буйные, на окиян-море широкое и стали на средине — на самой пучине: сами как столбы стоят, а стрельца со старухою на руках держат. Крикнула старуха громким голосом — и приплыли к ней все гады и рыбы морские: так и кишат! Из-за них синя моря не видно!

— Гой есте, гады и рыбы морские! Вы везде плаваете, у всех островов бываете; не слыхали ль, как дойти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что?

Все гады и рыбы в один голос отвечали:

— Нет! Мы про то не слыхивали!

Вдруг протеснилась вперед старая колченогая лягушка, которая уж лет тридцать как в отставке жила, и говорит:

— Ква-ква! Я знаю, где этакое диво найти.

— Ну, милая, тебя-то мне и надобно! — сказала старуха, взяла лягушку и велела великанам себя и зятя домой отнесть.

Мигом очутились они во дворце. Стала старуха лягушку допытывать:

— Как и какою дорогою моему зятю идти?

Отвечает лягушка:

— Это место на краю света — далеко-далеко! Я бы сама его проводила, да уж больно стара, еле ноги волочу; мне туда в пятьдесят лет не допрыгать.

Старуха принесла большую банку, налила свежим молоком, посадила в нее лягушку и дает зятю:

— Неси, — говорит, — эту банку в руках, а лягушка пусть тебе дорогу показывает.

Стрелец взял банку с лягушкою, попрощался со старухой и ее дочками и отправился в путь. Он идет, а лягушка ему дорогу показывает.

Близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли — приходит к огненной реке; за тою рекой высокая гора стоит, в той горе дверь видна.

— Ква-ква! — говорит лягушка. — Выпусти меня из банки; надо нам через реку переправиться.

Стрелец вынул ее из банки и пустил наземь.

— Ну, добрый м'oлодец, садись на меня, да не жалей; небось не задавишь!

Стрелец сел на лягушку и прижал ее к земле: начала лягушка дуться, дулась-дулась и сделалась такая большая, словно стог сенной. У стрельца только и на уме, как бы не свалиться:

— Коли свалюсь, до смерти ушибусь!

Лягушка надулась да как прыгнет — перепрыгнула через огненную реку и сделалась опять маленькою.

— Теперь, добрый м'oлодец, ступай в эту дверь, а я тебя здесь подожду; войдешь ты в пещеру и хорошенько спрячься. Спустя некое время придут туда два старца; слушай, что они будут говорить и делать, а после, как они уйдут, и сам то ж говори и делай!

Стрелец подошел к горе, отворил дверь — в пещере так темно, хоть глаз выколи! Полез на карачках и стал руками щупать; нащупал пустой шкап, сел в него и закрылся. Вот немного погодя приходят туда два старца и говорят:

— Эй, Шмат-разум! Покорми-ка нас.

В ту ж минуту — откуда что взялось! — зажглись люстры, загремели тарелки и блюда, и явились на столе разные вина и кушанья. Старики напились, наелись и приказывают:

— Эй, Шмат-разум! Убери все.

Вдруг ничего не стало — ни стола, ни вин, ни кушаньев, люстры все погасли.

Слышит стрелец, что два старца ушли, вылез из шкапа и крикнул:

— Эй, Шмат-разум!

— Что угодно?

— Покорми меня!

Опять явились и люстры зажженные, и стол накрытый, и всякие напитки и кушанья.

Стрелец сел за стол и говорит:

— Эй, Шмат-разум! Садись, брат, со мною; станем есть-пить вместе, а то одному мне скучно.

Отвечает невидимый голос:

— Ах, добрый человек! Откудова тебя Бог принес? Скоро тридцать лет, как я двум старцам верой-правдой служу, а за все это время они ни разу меня с собой не сажали.

Смотрит стрелец и удивляется: никого не видать, а кушанья с тарелок словно кто метелочкой подметает, а бутылки с вином сами подымаются, сами в рюмки наливаются, глядь — уж и пусты!

Вот стрелец наелся-напился и говорит:

— Послушай, Шмат-разум! Хочешь мне служить? У меня житье хорошее.

— Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь, а ты, вижу, — человек добрый.

— Ну, прибирай все да пойдем со мною!

Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад — нет никого…

— Шмат-разум! Ты здесь?

— Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану.

— Ладно! — сказал стрелец и сел на лягушку.

Лягушка надулась и перепрыгнула через огненную реку; он посадил ее в банку и отправился в обратный путь.

Пришел к теще и заставил своего нового слугу хорошенько угостить старуху и ее дочек. Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за ее верную службу назначила по три банки молока в день давать. Стрелец распрощался с тещею и пустился домой.

Шел-шел и сильно уморился; прибились его ноги скорые, опустились руки белые.

— Эх, — говорит, — Шмат-разум! Если б ты ведал, как я устал; просто ноги отымаются.

— Что ж ты мне давно не скажешь! Я б тебя живо на место доставил.

Тотчас подхватило стрельца буйным вихрем и понесло по воздуху так шибко, что с головы шапка свалилась.

— Эй, Шмат-разум! Постой на минутку, моя шапка свалилась.

— Поздно, сударь, хватился! Твоя шапка теперь за пять тысяч верст назади.

Города и деревни, реки и леса так и мелькают перед глазами…

Вот летит стрелец над глубоким морем, и гласит ему Шмат-разум:

— Хочешь — я на этом море золотую беседку сделаю? Можно будет отдохнуть, да и счастье добыть.

— А ну, сделай! — сказал стрелец и стал опущаться на море.

Где за минуту только волны подымалися — там появился островок, на островку золотая беседка. Говорит стрельцу Шмат-разум:

— Садись в беседку, отдыхай, на море поглядывай; будут плыть мимо три купеческих корабля и пристанут к острову; ты зазови купцов, угости-употчевай и променяй меня на три диковинки, что купцы с собой везут. В свое время я к тебе назад вернусь!

Смотрит стрелец — с западной стороны три корабля плывут; увидали корабельщики остров и золотую беседку:

— Что за чудо! — говорят. — Сколько раз мы тут плавали, кроме воды ничего не было, а тут — на поди! — золотая беседка явилась. Пристанемте, братцы, к берегу, поглядим-полюбуемся.