Народы и личности в истории. Том 2
Шрифт:
Стоит бегло обозреть часть истории науки, как становится понятным, что вышеназванные начала находятся в постоянном, непрекращающемся противоборстве. Силы зла, что ютятся, словно змеи или ядовитые тарантулы, в расщелинах власти и пустынях невежества толпы, не упускают случая преследовать и казнить великие умы. Боясь света и разума, они руководствуются кличем Кальвина: «Лучше невежество верующего, чем дерзость мудрствующего» или «Лучше осудить невиновного, чем оставить безнаказанным виновного.» Жестокость пронизала всю историю. Напомним, что протестант Кальвин, следуя закону «Консистории», что написан «кровью и огнем», сжёг Мигуэля Сервета (1509–1553), образованнейшего человека того времени, занимавшегося врачебной практикой и читавшего лекции по географии, астрономии и математике в Париже. Всё в той же «свободной Швейцарии» был подвергнут остракизму профессорской братии великий Парацельс (1493–1541), что взывал к всеобщему братству и распространял брошюры против сильных мира сего и схоластов («профессора-схоласты высиживают свои толстые, никому не нужные труды»). Можно понять, что в отношении светочей разума низкий и тупой ум всегда испытывает дикую ненависть
303
Лункевич В. В. Подвижники и мученики науки. М., 1962, С. 100–101. Лункевич В. В. Подвижники и мученики науки. М., 1962, С. 100–101.
В новые времена положение инженеров и ученых тоже далеко не безоблачно. Их, правда, уже не казнят, не сжигают на кострах, однако сколько бед, разочарований, горестей, отчаяния, трагедий видим мы, к примеру, на пути создателей паровой машины, пароходов, подводных лодок и т. д. Потребовались усилия целых поколений инженеров-механиков, чтобы мы нынче могли спокойно и с комфортом путешествовать по земле, воздуху, морям, океанам. Приведем лишь некоторые примеры этой одиссеи…Одним из первых назовем француза Дениса Папина (1647-?), изучавшего в Париже медицину, но затем отдавшего жизнь точным наукам и прикладной механике. Первое его исследование носило название «Новый опыт над безвоздушным пространством». На него обратила внимание Академия наук, недавно созданная Кольбером. Ему покровительствовали Гюйгенс и Роберт Бойль, основатель Лондонского Королевского Общества. Три года Папин работал в Англии, путешествовал, возвращался.
Горас Верс ищет смерти в собственном открытии.
Здесь он и изобрел первую машину, которая привела его к открытию – применению пара в качестве механического двигателя… После целого ряда усовершенствований он издал во Франфурте маленькую книжку под заглавием «Новый способ поднимать воду силою огня» (1707). Как он сам говорил в одном из писем, в его планы входило снабдить судно таким механизмом, который бы позволил при помощи огня одному или двум рабочим вести его «с большей быстротой, чем это могли бы сделать несколько сот гребцов». Изобретатель решает пуститься в плавание на таком судне вместе со своим семейством. Однако президент Мюнхенского округа отказал ему в пропуске (несмотря даже на просьбу великого Лейбница). Тем не менее, Папин решил пуститься в плавание на свой страх и риск, без «соизволения».
Путешествие по реке закончилось успешно и он прибыл в Лоху. Тут же собралась огромная толпа. Президент другого округа пожелал узнать, каким образом маленькая машина смогла заставить корабль двигаться без мачт и парусов. На следующий день толпа судохозяев, смертельно напуганная перспективой конкуренции нового типа кораблей, угрожает ему захватить чудо-корабль и продать его с публичного торга по частям (как металлолом). Собственники-судовщики натравили толпу рабочих и жителей предместий Лоха. Невежественные люмпены, коим абсолютно наплевать на прогресс техники и науки (а заодно впридачу и на всех изобретателей), со свирепостью дикаря набросились на пароход и разломали его. «Так совершился этот возмутительный факт варварского разрушения, – пишет Г. Тиссандье, – который, отодвинув на целое столетие применение пара к водяному сообщению, быть может, изменил судьбы народов!» Конечно, идеи Папина не могли погибнуть. В 1784 г. американский строитель Дж. Фич показал Вашингтону модель судна, которое приводилось в движение паром. Во время одного из испытаний пассажирами судна были Вашингтон, Франклин, члены конгресса. Пароход мог двигаться и против течения со скоростью 5,5 миль в час. Успех был полный. Изобретателю были выделены небольшие деньги американским правительством и построен паровой гальот, покрывший расстояние между Филадельфией и Трентоном (6–7 верст). Однако до того, чтобы «переплыть Атлантический океан», был ещё очень долгий путь. К тому же практичные янки сочли, что с финансовой точки зрения предприятие не может принести немедленной и большой прибыли. Вскоре Фича все бросили.
Над ним смеялись, откровенно издевались. Тогда он решил уехать во Францию, где надеялся найти поддержку. Францию эпохи революций волновали иные проблемы. Его покровитель Бриссо умер на гильотине. Фич и тут оказался никому не нужен. Он вынужден был выпрашивать деньги на возвращение в Америку у консула Соединенных Штатов. Вернувшись, он понял, что все его мечты и надежды на буржуазию самых передовых тогда стран мира, как на спонсоров научно-технического прогресса, бессмысленны и лишены основания. Обреченный на нищету и забвение, изобретатель стал пить… И однажды вечером, обуреваемый горькими и мрачными мыслями, он бросился с вершины утеса в воды Делавара, проклиная людей, элиты и всех богачей мира. Хотя это не смогло остановить ход научного прогресса. Вскоре появился другой изобретатель, ирландец Роберт Фултон… Но и ему прежде чем добиться успеха пришлось метаться в отчаянии между США, Англией, Францией, Голландией, тщетно пытаясь привнести в мир свои изобретения (пароход, торпеду, подводную лодку).
Многие учёные и врачи становились жертвами своих клиентов. Был застрелен в Генуе германский анатом Георг Вирзунг, таким же образом погиб хирург Дельпех (1832). Не менее трагичной оказалась судьба врача-дантиста Гораса Вельса из США, вклад которого в медицину и стоматологию велик. Однажды он, будучи наслышан об опытах Дэви с закисью
азота (тогда повсюду в Англии и Франции явились желающие дышать ею в медицинских целях), впервые применил усыпляющее действие эфира. Химик Дэви предугадал перспективы использования газа: «Закись азота, по-видимому, имеет способность уничтожать боль. Вероятно, им можно будет с успехом пользоваться при хирургических операциях, не сопровождающихся обильным истечением крови». Вельс проверил это на себе, надышался азота и велел вырвать себе зуб (при этом он не почувствовал никакой боли). Тогда он направился в Бостон, где сообщил об этом потрясающем факте членам медицинского факультета. К сожалению, во время опытов больной, употребив газ, стал истошно кричать (та смесь была неудачной). Но его компаньоны, Мортон и Джаксон, продолжили опыты и добились успеха.Так анестезирование больных при операции вошло в обиход медицины. Но итог дела лично для Вельса оказался печален… Напрасно он колесил по Лондонам и Парижам, пытаясь доказать приоритет своего открытия. Всё было напрасно. Ловкачи перехватили у него его славу и деньги. Джаксон получил Монтионовскую премию Французской академии наук, а Мортон подсчитывал баснословные барыши, «полученные им от продажи своих прав на открытие». Столкнувшись с нищетой и с вопиющей несправедливостью «цивилизованного мира», он кончил жизнь самоубийством, вскрыв вены. Рядом с трупом нашли склянку с эфиром. [304]
304
Тиссандье Г. Мученики науки. М., 1995, С. 317, 285, 292. Тиссандье Г. Мученики науки. М., 1995, С. 317, 285, 292.
Есть немало иных, возможно, менее катастрофических, но никак не менее трагических судеб. Всем без исключения будущим знаменитостям приходилось прокладывать путь к признанию и славе, концентрируя всю свою волю и упорство. Нищета долгое время преследовала Дж. Уатта, создателя паровой машины. Химика и проповедника Дж. Пристли, создавшего в Бирмингеме «Лунное общество» (в 70-е годы XVIII в. оно было научным и философским центром средней Англии) чуть не сожгли в его доме. Пристли едва успел спастись. Затем ему пришлось переселиться в Америку, где он и умер в 1803 г. Сколько таких ученых и изобретателей страдало в тисках нищеты, преодолевая немыслимые препятствия на пути. Д`Аламбер был незаконорожденным (младенцем его бросили на рынке, у входа в церковь). Однако из него вышел энциклопедист. После выхода из печати книги Шопенгауэра «Мир как воля и представление» до первых откликов на неё прошло 166 лет. Автору пришлось испить горькую чашу разочарований и унижений, когда издатель сообщил ему, что весь тираж его книги (не нашедшей тогда спроса у читателя) сбыт по бросовым ценам в макулатуру. Однако даже эта новость не отвратила его от занятий философией, а лишь укрепила в цели.
Ещё печальнее оказалась судьба английского математика индийского происхождения Рамануджана (1887–1920). Он просил лишь немного денег, чтобы «существовать и заниматься исследованиями». Однако ни индийские магараджи, ни владельцы лондонского Сити ничего так и не сделали, чтобы серьезно помочь этому гению. Хотя крупнейшие английские математики всё же поспособствовали тому, что он стал получать небольшую стипендию от Мадрасского университета. В 1918 г. его избрали членом Английского королевского общества, а в 1920 г. он умер от туберкулеза (прямое следствие многих лет нищеты и бедности). Бернар Палисси верно говорил: «Бедность умерщвляет гений». Писатель Т. Гарди скажет: «Судьба Рамануджана – худший известный мне пример вреда, который может быть причинен малоэффективной и негибкой системой образования. Требовалось так мало, всего 60 фунтов стерлингов в год на протяжении 5 лет и эпизодического общения с людьми, имеющими настоящие знания и немного воображения, а мир получил бы еще одного из величайших своих математиков. Притом Рамануджан был человеком, в обществе которого вы могли получить интеллектуальное удовольствие, с которым вы могли за чашкой чая беседовать о политике или математике, умного человека, который, кроме того, был еще и великим математиком». [305]
305
Цит. по: Эфроимсон В. П. Гениальность и генетика. М., 1998, С. 399. Цит. по: Эфроимсон В. П. Гениальность и генетика. М., 1998, С. 399.
Противоречия и пороки буржуазной цивилизации были настолько очевидны (даже в развитых странах Европы и в США), что Т. Пейн как-то заметил: «Представляется весьма спорным, больше всего способствовал или больше всего вредил человеческому счастью порядок, который гордо, но, быть может, ошибочно назван цивилизацией. С одной стороны, наблюдатель (этого порядка) ослеплен внешним великолепием, с другой стороны его шокируют крайности нищеты; то и другое создано цивилизацией. Самые богатые и самые жалкие представители человеческого рода встречаются в странах, именуемых цивилизованными». [306]
306
Пейн Т. Избранные сочинения. М., 1959, С. 381.Пейн Т. Избранные сочинения. М., 1959, С. 381.
Таким образом, было бы величайшим заблуждением представлять развитие науки и техники в XVIII–XIX вв. как торжествующе-победоносное движение. В тот период ни у государства, ни у общества ещё не сформировалось чётких представлений о науке, технике, образовании как о важных, а тем более главных факторах богатства и развития. Консервативно-негативистские взгляды на науку характерны для неразвитой, примитивной буржуазии, что ходит ещё в «первые классы цивилизации» (что мы воочию и видим на примере России).