Нарушенное время Марса

— Конечно, — согласился Стинер. Он не признался, что его шурин, живший на Земле, родился фокомелусом, то есть без рук, и пользовался прекрасными протезами, разработанными для него канадской фирмой, специализировавшейся на оборудовании такого типа.

Он ничего не сказал маленькому толстяку, продолжая пить пиво и разглядывать бутылки на витрине за стойкой бара. Хозяин ресторана совершенно ему не нравился, и он никогда не рассказывал толстяку о Манфреде. Стинер знал о его твердой предубежденности в отношении психически больных. Обычное, широко распространенное мнение. Норберт даже не почувствовал раздражения к нему. Он просто устал и не желал обсуждать свои проблемы.

— Уродов, рожденных в шестидесятых, поместили в спецлагерь Бен-Гуриона, — продолжал владелец ресторана. — Ноги моей не бывало и никогда не будет в этом зверинце.

— Как же ни могли оказаться в лагере? — спросил Стинер. — Спецлагерь Бен-Гуриона предназначался для аномальных детей, а под аномальностью подразумевалось нечто другое, а вовсе не физическое уродство.

— Да, — сказал мужчина. — Я понимаю, что ты имел в виду. Если бы уродов сразу уничтожали тогда, много лет назад, то не прошлось бы создавать такое ужасное место, как спецлагерь Бен-Гуриона. Имеется прямая связь между монстрами, рожденными в шестидесятых в этими ублюдками, появившимися на свет, как полагают, в результате радиации. Думаю, уроды рождаются вследствие генетических нарушений в организме. Согласен со мной?

Так вот, нацисты были совершенно правы. Нужно было уничтожить генетически неполноценные расы еще в 1930-ом. Они считали…

— Мой сын… — начал было Стинер и замолчал. До него вдруг дошло то, что он произнес. Толстяк с удивлением уставился на него.

— Мой сын… там… — наконец выдавил Стинер. — Он значит для меня так же много, как и ваши для вас. И я уверен, в один прекрасный день мой мальчик снова вернется в мир.

— Позвольте мне угостить тебя выпивкой, Норберт, — сказал толстяк. Видишь ли… мне очень жаль… Я имею в виду все то, о чем я тут говорил…

— Если они закроют лагерь — это будет слишком большим бедствием для нас — тех, у кого там дети… Лично я не переживу этого…

— Да-а… Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал хозяин «Красной лисы». — Я понимаю твои чувства.

— Тогда ты умнее меня, если можешь понять мои чувства, — с горечью сказал Стинер, — потому что даже я не могу в них разобраться. — Он поставил пустой стакан и слез с табуретки. — Не хочу больше пить, — сказал он. — Извини меня, мне нужно идти. Он поднял свой тяжелый чемодан.

— Ты часто заходил сюда, — с упреком сказал владелец ресторана, — мы много говорили о лагере, но ты никогда не говорил, что твой сын там. Зря!

— он выглядел раздраженным.

— Почему же зря?

— Черт возьми! Да просто если бы я знал о твоем сыне, то не стал бы тебе говорить того, что сказал. Ты — хитрый, Норберт, мог ведь сказать, но нарочно промолчал. Мне не нравится твоя неискренность. — Лицо толстяка покраснело от возмущения.

Подхватив чемодан, Стинер покинул бар.

— Какой неудачный день, — произнес он вслух. — Поругался со всеми, придется в следующий раз извиняться… Если я вообще вернусь… Но я должен вернуться, весь мой бизнес основан на взаимоотношениях… И я обязан приезжать в лагерь, у меня нет другого выхода.

Внезапно ему пришло в голову, что он может убить себя. Эта идея так просто появилась в его совершенно истощенном мозгу, как будто она всегда была в нем. Как все просто. Стоит только разбить вертолет.

"Черт возьми! — думал он. — Надоело быть Норбертом Стинером… Я не просился быть Норбертом Стинером, продавать чертову жратву на черном рынке или еще что-нибудь… Я — всего лишь жалкий торгаш! Мне надоело холодное презрение жены за то, что я не могу содержать нашу сантехнику в порядке. Я устал от своего помощника, которого вынужден терпеть, потому что не могу справиться самостоятельно даже с собственным бизнесом… — Внезапно у него возникла новая мысль:

— Зачем ждать, пока я вернусь к вертолету?…"

Вдоль по улице приближался огромный, громыхающий, запыленный со всех сторон автобус-вездеход, только что пересекший пустыню и прибывший в Нью-Израиль. Стинер неожиданно поставил чемодан и выбежал на середину улицы — прямо на проезжую часть. Тяжелая машина отчаянно засигналила, завизжали воздушные тормоза. Стинер выбежал вперед, опустив голову и зажмурив глаза. Только в последний момент, когда от звука автомобильного рожка заломило в ушах, он не выдержал и широко раскрыл глаза. Последнее, что он увидел, — перекошенное лицо водителя, с ужасом глядящего на самоубийцу, рулевое колесо, номер на фуражке… А затем все погасло.

В солярии спецлагеря Бен-Гуриона воспитательница мисс Милч играла на фортепиано «Танец феи Драже» из сюиты П.И.Чайковского «Щелкунчик», а дети под него танцевали. Заслышав звуки сирен, она перестала играть.

— Пожар! — сказал один из малышей, отправляясь к окну. Другие дети последовали его примеру.

— Нет, мисс Милч, — сказал другой мальчик возле окна, — это «скорая помощь» мчится в деловую часть города.

Мисс Милч продолжила игру, и дети, под влиянием звуков и ритма музыки, потянулись к своим местам. Они изображали медведей в зоопарке, бросающихся за лакомствами, — именно эти образы внушила им музыка, и воспитательница предложила показать, как звери собирают разбросанные по полу конфеты.

В стороне, не слушая музыку, опустив голову, с задумчивым выражением лица стоял Манфред. Когда завыла сирена, он в то же самое мгновение поднял голову. Заметив его движение, мисс Милч раскрыла рот от удивления и зашептала молитву. Мальчик слышал! Она с энтузиазмом забарабанила дальше по клавишам музыку Чайковского, чувствуя подъем от того, что они с доктором оказались правы и при помощи звука можно выйти на контакт с малышом.

Манфред медленно подошел к окну и стал смотреть на дома, улицу, разыскивая источник звука, привлекший его внимание.

«Дела теперь обстоят вовсе не так безнадежно, как раньше, после всего того, что случилось, — говорила себе мисс Милч. — Дождемся, пока о случившемся узнает его отец. Происшествие с Манфредом еще раз доказывает, что никогда нельзя отчаиваться и бросать попытки».

Счастливая, она с удвоенной энергией ударяла по клавишами.

Глава 4

Строивший дамбу из мокрой земли на краю семейного огорода под жарким, ослепительным послеполуденным марсианским солнцем, Дэвид Болен увидел полицейский вертолет ООН, приземлившийся рядом с домом Стинеров, и сразу догадался: случилось какое-то несчастье.

Полицейский в голубой форме и блестящей каске выпрыгнул из вертолета, прошел по дорожке к крыльцу Стинеров и поздоровался с двумя маленькими девочками, вышедшими ему навстречу. Он спросил миссис Стинер, затем вошел в дом, и дверь за ним захлопнулась.

Дэвид вскочил на ноги и побежал по песку к канаве, перескочил ее, миновал клумбу с жирной землей, где соседка безуспешно пыталась выращивать анютины глазки. Возле дома он внезапно наткнулся на одну из девочек. С бледным лицом она неподвижно стояла, машинально теребя травинку. Казалось, она вот-вот упадет.