Нас просто не было (книга вторая)

– Что ж ты за пустышка такая получилась? А? Только я порадовался, что хоть что-то нормально сделала. Что мужа умудрилась найти хорошего. И на тебе, пожалуйста! Семья для нее главное, – последние слова просто выплюнул, презрительно глядя в мою сторону, – пустозвонка!

Мне больно, горько, а еще очень страшно. Потому что чувствую, как черная трясина засасывает все глубже, и мне одной не справиться, не выплыть. Внутри что-то разбивается, когда я пригибаюсь под потоком жесткий слов, которыми обливает меня отец. Да, он прав, во всем прав. Я виновата. Перед ними всеми. Я все испортила, испоганила. Я это знаю, понимаю, но мне отчаянно нужна помощь, чтобы окончательно не сломаться.

– Пап, неужели, ты не можешь хотя бы раз в жизни просто поддержать? – чуть дыша, спрашиваю у него, – Не макая носом в дерьмо, не возя мордой по столу, показывая, какая я бестолковая, никчемная дура. Я и так это знаю! Я все знаю! Неужели сейчас не видишь, как мне хр*ново? У меня вся жизнь под откос пошла, а ты еще масла в огонь подливаешь. Зачем?

– О как. Тебе хр*ново? Как всегда все мысли о себе любимой? Ей хр*ново, и все дружно должны начать жалеть и успокаивать? – снова усаживается за стол, – Говоришь, жизнь под откос пошла? А кто виноват? Напомнить? Надо же, дорогая дочь поддержки возжелала. Знаешь, милая, ее заработать надо.

– Не знаю, – горько до такой степени, что уже не могу сдерживаться, – всегда думала, что поддержка родителей – это что-то, на что ребенок всегда может рассчитывать, что бы ни натворил. Видать не наш случай. Неужели сам всю жизнь идеальным был…

– Свои выступления оставь для кого-нибудь другого, – бесцеремонно обрывает на середине фразы, – Она творит Бог весть что, позорит на весь город, а потом поддержку подавай ей. С чего вдруг такое желание? Или тебя деньгами поддержать надо? Отвалить кучу бабок, чтобы ты по магазинам пробежалась для поднятия настроения. Такой поддержки тебе надо?

– Пап, да хватит уже деньгами попрекать. Можно подумать, меня кроме них ничего не интересует в этой жизни!

– Разве это не так? Может хобби какое есть? Увлечение? Хоть что-то?! Ты даже замуж выскочила исключительно из-за своего стремления быть при деньгах и при этом ничего не делать!

Задыхаюсь, не понимая, как могут быть два родных человека быть настолько далеки друг от друга. Он меня не видит, не слышит, не чувствует. Да, я хр*новая дочь, хр*новая жена. Полнейшее разочарование по жизни. Провал в его амбициозных планах на жизнь. Но неужели не достойна простого отцовского участия? Вопроса: "ну, как ты"? Неужели просто нельзя посидеть рядом, помолчать. Или сжать руку ободряющим жестом. Не говоря уж про отцовские объятия.

Я для него всегда лишь повод для придирок. Пусть зачастую заслуженных, обоснованных. Раньше не обращала на это внимания, а сейчас задыхаюсь.

Может если бы он тогда, в январе, не просто мордой в грязь натыкал, открывая глаза на катастрофическую ситуацию, а поддержал, сказал бы: "я с тобой", у меня и хватило бы сил на разговор с Артемом. Нет, я не пытаюсь переложить ответственность за свои поступки на чужие плечи. Ни в коем случае. Просто хочу понять, почему все сложилось именно так, а не иначе. Где мне взять сил, чтобы все это преодолеть, если за моей спиной никого нет?

– Ну, так что, Кристин? Денег захотелось, да? И побольше? – отца несет, он уже не пытается держать себя в руках.

– Ничего мне не надо! Я вообще о другом говорила! О нормальной, человеческой поддержке, а не о деньгах! – огрызаюсь, чувствуя, как начинаю закипать. Как к нестерпимой боли подмешивается обида.

– Ничего не надо, говоришь? – хмыкает он, – и денег в том числе? Что ж, а их и не будет! Представляешь, какая ирония судьбы. Мы снова оказались в начале пути. На том же самом месте, с которого все началось.

Горло сдавливает спазм, заранее понимаю, что он сейчас произнесет:

– Итак. Кристин, условия все те же. Или на работу, или замуж. А пока три копейки на еду.

Задыхаюсь, не веря своим ушам. Неужели он не понимает, что делает со мной?

– Что на этот раз делать будешь? Все-таки оторвешь свой зад от стула и пойдешь работать? Или еще одного дурака будешь искать, чтобы женить на себе? Сомневаюсь, что найдется еще один, такой же как Артем.

Вскакиваю на ноги так резко, что стул отлетает в сторону:

– Прекрати! – рычу на него, – как только язык поворачивается говорить такое?! Тебе настолько на меня на*рать, да? Может я и дура, но живая! Да, делаю ошибки. Много ошибок! И расплачиваться за них буду сама! Но это не значит, что я бесчувственная кукла! Я его любила! Люблю! И мне сейчас сдохнуть хочется от осознания того, что натворила! А ты… ты… По-моему, задался целью добить! Размазать!

– Села, быстро! – холодно цедит сквозь зубы. Словно я собачонка, мешающаяся под ногами.

– И не подумаю, – все мои эмоции, переживания прорвали плотину выдержки. Может потом, и пожалею о резких словах, но сейчас мне все равно. Слишком больно, слишком страшно. Я как звереныш, которого загнали в угол и ничего не остается, кроме как показывать зубы. Порывисто раскрываю сумку, достаю кошелек. Из него извлекаю отцовские карты и кладу перед ним на стол. Папашин взгляд становится еще холоднее, вымораживая изнутри, но отступать уже некуда, да я и не хочу.

– Знаешь, это ты только о деньгах и думаешь, полагая, что они решают все на свете! – произношу, глядя ему прямо в глаза, – сколько я себя помню, просто затыкаешь мне рот своими деньгами, откупаешься, чтобы не мешалась под ногами. Тебе так было проще. Всегда! Зачем тратить время на горе-дочь? Сунул банкноты и отправил восвояси, преисполненный гордости за то, что выполнил отцовский долг. Я не помню ни одного нашего разговора по душам. Чтобы мы сели за чашкой чая, ты бы спросил как у меня дела, спокойно выслушал, дал совет. Ни-че-го! Только претензии и недоумение, как у такого как ТЫ, могло вырасти такое как Я! Да, вот такая я пустышка. И я не уверена, был ли у меня хоть один шанс вырасти другой!

– А ну-ка, рот закрыла и извинилась, – взвился отец, окончательно выходя из себя, и тоже поднимаясь на ноги, – еще наглости хватает такие вещи говорить!

– Не буду я ни за что извиняться, – голос дрожит от обиды, горечи, осознания того, что я совсем одна. И неоткуда ждать поддержки. Этот суровый мужик, стоящий напротив, никогда меня не услышит и не поймет.

– Значит так. Униженная и оскорбленная. Пока свою спесь не уймешь, и не извинишься, чтобы духу твоего в моем доме не было! Поняла?

– Как тут не понять? – разворачиваюсь к двери. Не могу здесь больше находиться. Мне плохо. Тоска скручивает внутренности, – Не переживай, твое Позорище уходит!

– Иди-иди. Скатертью дорога! Интересно, как быстро надоедят вольные хлеба, и приползешь обратно.

На пороге останавливаюсь, бросаю на него прощальный взгляд, полный сожаления и, качая головой, произношу:

– Не приползу. Сдохну, но не приползу.

Я не слушаю, что он там еще говорит. Развернувшись, выбегаю в коридор, слетаю по лестнице, перескакивая через три ступени, и налетев на дверь, вываливаюсь на улицу.