Нас просто не было. Книга вторая

– Тём, пожалуйста. Не молчи, я не могу так, задыхаюсь. Господи, пожалуйста, Артем!

– Крис, не надо, - сдавленно попросил он, - давай oбойдемся без этого. Просто поговорим.

Крис? Он никогда мея так не называл. Никогда! Я была Крис, там, в волчьей стае, но не здесь, не для Артема. Для него я всегда – Кристина, Тина, Тинка, Тинито, Зараза Упрямая, но только не Крис.

Отстранившись, заглянула в его глаза, но по-прежнему ничего в них не увидела. Он не здесь, не со мной, и никогда уже не будет. Смотрю и с предельной ясностью понимаю, что Зорин пришел прощаться, что сейчас он уйдет, и мне его не остановить, не удержать, не отговорить. Мне останется только подыхать, захлебываясь собственной кровью, осознавая, что в это лишь моя вина. Что это я своими собственными руками сломала все, что у нас былo, перечеркнув прошлое, сделав невозможным будущее, растоптав настоящее.

– Поговорим?
– словно умалишенная повторила за ним.

– Да. Без утайки, без игр, без вранья. Просто поговорим как два взрослых и не совсем чужих друг другу человека.

"Не совсем чужих" от этой его фразы, почувствовала, как защипало глаза.

Чужие, но не совсем...

Кивнула, отстранившись от него, села на свое прежнее место, обхватив себя руками за плечи. Разговор не клеился, так и продолжали мoлча смотреть друг на друга, не в силах ничего измеить. Артем заговорил первым:

– Расскажи мне, как... Зачем... пффф, - слова давались ему с трудом, шумно выдохнул, поднял взгляд к потолку, потом тряхнув головой, снова посмотрел на меня, - просто расскажи мне все.

Как я этого боялась, но обманывать или отмалчиваться у меня не было права, слишком сильно была виновата перед ним, и оскорблять ещё больше очередным враньем не могла. И я начала говорить, чуть слышно, уставившись стеклянным взглядом на свои руки, потому что смотреть на него не было сил.

Я говорила все то, что давным-давно должна была рассказать, не доводя ситуацию до крайности, не дожидаясь того, когда внешние обстоятельства безжалостно сомнут нас, не давая шанса на исправление. Говорила без утайки, рваными предложениями, потому что на длинные фразы не хватало кислорода. Каждое слово, словно ржавый гвоздь, который я заколачивала в крышку своего собственного гроба.

Артем слушал, не перебивая, и я чувствовала, как обжигает его неотрывный взгляд.

Не знаю, сколько пpодолжалась моя исповедь на самом деле, но мне она показалась нескончаемой, невыносимой. Под конец говорила чуть слышно, едва шевеля бледными, дрожащими губами.

– Тём, - из горла вырывается сдавленный сип, непохожий на мой голос, - я дура! Прости меня, пожалуйста. Да, вначале была игра, но сейчас все по-другому. Ты же знаешь...

Невольно замолкаю, когда он удивленно выгибает брови:

– Знаю? – невесело хмыкает, и в глубине глаз проскакивает что-то новое, чего никогда прежде не было, и что заставляло дрожать, вибрировать от стремительно разливающегося по венам отчаяния, – нет, Кристин. Я не знаю. Я ни черта не знаю. И, если честно, уе не хочу знать. Мне больше не интересно.

Грудь сжимает тисками. Он уйдет. Прямо сейчас. Осознаю это как никогда ясно, со всей уродливой отчетливостью.

– Артем! – получается громко, жалобно с упреком, – не надо, не говори так.

Снова подрываюсь с места, вскочив на колени перед ним, дрожащими ладонями прикасаюсь к его щекам. Совсем близко, глаза в глаза, так что внутри дрожь, ураган, цунами.

Умоляю взглядом, прошу прошения, пытаюсь донести, что он – это главное, что есть в моей жизни, самое дорогое. В ответ нет никакого отклика. Задумчиво рассматривает меня, спокойно, отрешенно, спрятав все эмоции. Ужас пробирается под коу. Его молчание разрушает, топит в безысходности, лишает силы воли. Любые мои слова нелепы, неуместны, не нужны. Своим молчанием перекрывает кислород, гасит мельчайшие искры надежды на то, что можно исправить, спасти наши отношения. Медленно обхватывает крепкими пальцами мои запястья и разводит руки в стороны, убирая их от своего лица. В тех местах где прикасается к коже, бегут электрические искры. Вздрагиваю, вырываюсь из его захвата и снова бросаюсь на шею.

Мое сердце бьется как сумасшедшее, все быстрее с каждой секундой. его не берет, ему хоть бы хны. Наоборот взгляд холодеет на несколько градусов, хмурится, будто ему не приятны мои прикосновения. Хотя, наверное, так и есть. Его должно быть тошнит от моего присутствия.

Боже, это нереально вынести! Когда на твоих глазах умирают отношения, ставшие самой важной частью жизни. Когда тебе хочется все исправить, спасти, но тебя встречает каменная стена спокойного отчуждения. И хуже всего понимать, что здесь только моя вина и больше ничья.

– Кристин, – он немного отстраняется, отклонившись назад, – достаточно. Завязывай со всем этим. Хватит.

Не сдержав всхлип, отчаянно трясу головой, сильнее прижимаясь к нему, будто мое отрицание может что-то исправить.

– Отпусти.

– Нет, - снова отрицаю, прилипая к нему всем телом, - ни за что!

– Кристина, вот эти все обжимания – они бессмысленны. Ты сама это понимаешь, не маленькая, - обхватывает за плечи и буквально силой отрывает от себя. Внутри разливается ощущение сосущей пустоты, будто дыру в груди пробили, и засыпали туда ледяных шипов.

– Тем, зачем ты так? – умираю внутри, - я оступилась, да... Вначале. Ты не представляешь, как я жалею об этом. Но сейчас,ты ведь знаешь, чувствуешь, что у нас все серьезно, все по–настоящему.

– Тин, – все так же спокойно, удерживает меня на расстоянии вытянутой руки, – я ничего не чувствую.

Как будто нож поворачивается в ране. Он отказывается от чувств ко мне, отказывается от меня, от нас.

– Все, что я тогда делала , говорила... Градов – этo все чудовищная ошибка с моей стороны. Я идиотка... Была идиоткой с никчемными целями, убогими ориентирами. Но сейчас все изменилось! Я другая. Что мне сделать, чтобы доказать тебе это, Тем?! Я готова на все.

– Кристина, прекрати! Ничего не надо, – рубит на корню мои порывы, - я больше не верю ни единому твоему слову. Рад бы, да не могу... и не хочу.

Убейте меня кто-нибудь, сил больше нет терпеть эту боль!

Понимаю, что ему тоже хреново, гораздо хреновее, чем мне. Что у него внутри кипит обида, боль, разочарование. Все из-за меня. От этого еще хуже, противнее. Но я продолжаю надеяться, что это еще не конец. Что нас можно ещё спасти. Склеить оскoлки, залатать сочащиеся кровью раны.

– Тём, пожалуйста, - снова умоляю, - дай мне шанс. Я попробую все исправить... Я... я сделаю... все, что угодно... ради нас.

– Знаешь в чем наша проблема? – чуть наклоняется ко мне, протягивает руку, медленно проводит кончиками пальцев по скуле, по искусанным в кровь, обветренным губам, отчего начинаю дрожать, словно лист на ветру, а потом тихо, почти шепотом произноcит, - нас просто не было.

Сердце подскочило к горлу, а потом с невообразимой скоростью ухнуло вниз.