Наш двор

– Да так, вызывают что-то.

– А зачем вызывают?

– Ну ладно, ладно вам... Тоже уже глаза мокрые... Я вернусь, вернусь!..

Но тут мама сама начинает громко-громко плакать, и мы все за ней...

Вечером к нам приходит тетя Ида со своим Хайнциком. Они пришли просто так, в гости.

Мы играем с Хайнциком. Хайнцика папа никогда больше не вернется, его насовсем схоронили в деревне Тайге. Тетя Ида и мама разговаривают. Тетя Ида говорит:

– Ну, ничего. Председатель сказал ведь, что в детдом устроят. Может, так даже лучше будет.

А потом еще говорит маме:

– Тебе хорошо. Тебя не возьмут. Со своими останешься.

– Ах, - говорит мама, - сейчас всех берут. Больная, не больная, на это не смотрят. Не то время. Сама ведь слышала, что в сельсовете сказали.

– Нет, не говори.
– Тетя Ида как будто сердится на маму за то, что она больная. Даже начинает громче разговаривать.
– Ты дома останешься.

– Перестань же, ради Бога, Ида, - говорит мама и кивает на нас.

– Да что перестань!
– Тетя Ида, наверно, обиделась за что-то на маму.
– Давай поспорим, что тебя не возьмут. Если останешься, дашь мне свои валенки, а я тебе мои.

– Ладно тебе, - мама тоже сердится. Ей, наверно, не хочется менять свои валенки, которые она сама подшивала, на стоптанные валенки тети Иды, из которых через дыры сзади выглядывают разноцветные тряпки.
– Я бы всё отдала, чтобы только остаться.

– Ну, вот и хорошо, - радуется тетя Ида.
– Валенки, считай, мои.

Марийка уже спит, Арно тоже спит. А я все не могу уснуть. Мама сегодня долго-долго стоит на коленях и молится.

Рано утром нам приносят две круглые буханки хлеба. Это, говорят маме, от сельсовета. Мама заворачивает одну буханку в белую тряпку и кладет на полку рядом с посудой.

– Это вам, - говорит мама.
– Арно, разделишь это на четыре дня. Каждому в день по кусочку.

Потом мама немного глядит на вторую булку, берет нож и отрезает от нее кусок. Остальное кладет в свой мешочек. Кусок она разрезает еще на четыре.

Хлеб мягкий, а ножик острый, поэтому крошек почти нет. Только от хрустящей корочки на столе коричневая пыль.

– Это мышкам?
– спрашиваем мы с Марийкой.

– Давайте дадим мышкам. Тоже, наверно, голодные, - говорит мама.

Мы с Марийкой собираем хлебную пыль в кучку, делим ее пополам и несем к печке. Там в полу две дырочки. Из них, если в комнате тихо, вылезают мышки. У нас у каждого своя мышка. Мы ссыпаем пыль нашим мышкам и садимся за стол. Теперь все в доме будут завтракать.

Хороший все-таки сельсовет. Хлеб нам дал. А может, это Боженька нам прислал? Услышал, что мы хорошо молимся, и сказал сельсовету: вот те ребятишки хорошие, дай им хлеба... Надо будет не лениться вставать на колени.

– Ты так быстро не ешь, - говорит мне Марийка.
– Так и не вкусно. Надо вот так отщипнуть немножко, положить в рот и сосать. Тогда и вкусно будет, и надолго хватит.

И правда, у меня уже от кусочка почти ничего не осталось, а у Марийки еще половина. Я пробую делать тоже как она, но у меня не получается.

– У меня не получается, - говорю я.

– Ты не жадничай, не глотай сразу, тогда получится.

Я пробую еще раз, но вкусный кусочек сам идет к горлу.

– Опять проглотил, - говорю я. У меня осталось только немножко от корочки.

– Не расстраивайся, маленький, - говорит мама.
– Все равно ведь хлеб в животике.

На улице кто-то кричит. Мама вздрагивает. Она выпрямляется, встает и начинает быстро одеваться.

– Мама, а ты не насовсем уедешь?
– спрашиваю я.

– Нет, маленький, я скоро вернусь. Вот как хлеб съедите, так и вернусь.

Папа тоже говорил, что скоро вернется, а все еще не вернулся. А может, мама попадет к папе и они вместе потом приедут?

– А ты к папе не попадешь?
– спрашиваю я.

Мама опускается на скамейку. На темную потресканную пуговицу ее пальто падают слезы. Слезы падают и разбиваются на много маленьких брызг. Одна капелька попадает мне в глаз. В глазах у меня начинает что-то щипать.

На улице снова кричат. Мама притягивает меня и Марийку к себе, Арно тоже обнимает маму. Мы плачем.

В сенки стучат. Открывается дверь, входит чужой дедушка в тулупе и с бичом.

– Давай быстрей, Петровна, - говорит он.
– Ах, мать твою, и тут тоже...
– Он хлопает длинными рукавами по бокам. Мама плачет еще сильней.
– Ну, будет убиваться-то, будет. Давай, Петровна, пошли. Ехать надо… - Он немного слушает нас еще, потом сердито кричит: - А ну-ка, быстро собирайся! Ты чё, думаешь, ждать будем? Пешком пойдешь! Живо! В район опоздаем, ругать будут! Начальник сердитый! Быстро!

Мама встает.

– Молиться не забывайте, дети, - говорит она.
– Трубу рано не закрывайте... На улицу зря не ходите...

Это мама всегда говорит, когда уходит из дому. Наверно, и правда она ненадолго уезжает.

– Да пошли, пошли, - берет ее дедушка за рукав.
– Багаж-то забыла...
– Дедушка берет маленький мамин мешочек.
– Э-э-э, и эта тоже одну буханку с собой берет. Что, на именины поехали? Вить сказано вам: на десять дней паек. Только в районе три дня будете, а там еще куды повезут, неизвестно...
– ворчит дедушка.
– Ну, выходи, выходи, и так уж давно надо было выехать.

Мама выходит на улицу. Мы быстро надеваем пальтишки и бежим за ней. На дороге стоит несколько саней. Мы видим, как мама садится на последние сани спиной к нашему домику.

Дедушка кричит:

– Но-о, трогай!..

Впереди защелкали бичи, заскрипел снег. Первые лошади уже бегут. Из их ноздрей, к которым примерзли сосульки, в дорогу бьют струи пара. Вот и последняя сдернула сани с места.

– Ма-ма!
– кричим мы с Марийкой.

Мама оборачивается. Она видит нас, хочет спрыгнуть с саней, но другие тети удерживают ее. Мы бежим на дорогу. Сани уже далеко. От них остаются две глубокие ровные полоски. Полоски становятся все длинней и все ближе подходят друг к другу. От телеги, на которой увезли тогда папу, тоже остались полоски. Только не такие ровные и красивые...

Лошади, сани и мама опускаются куда-то вниз. Вот осталась только одна дуга. Над ней поднялся и опустился бич.

Через два дня к нам приходят Роберт и Артур. Это друзья Арно. Они вместе с ним работают и ходят в лес за дровами. У них мамы тоже уехали в район. Они тоже остались с маленькими. У Артура двое, а у Роберта трое. Роберт и Артур хотят, чтобы мы все перебрались в один дом и жили вместе. Так, говорят они, веселее и дров меньше надо.

Арно соглашается с ними. Мы тоже радуемся - мы не будем оставаться весь день одни, а будем играть с другими ребятами. Мы будем играть в жмурки и в пять камешков и пуговицы на нитке крутить, так что аж гудит.