Наш идеальный брак

Мать пришла на кухню через пару минут, когда я уже мелко резала очищенную луковицу. Лук попался «злой», на глаза наворачивались слезы. Мама удовлетворённо покосилась на меня и полезла в холодильник. Как оказалось, за свечками. Она ходила вокруг меня с зажженной церковной свечой, затем подняла свечку над моей головой.

– Мам, а ты что делаешь? – осторожно спросила я.

– Если свечка затрещит, значит, что-то в тебе плохое есть, – уверенно ответила она. – И нужно держать свечу, пока трещит, чтобы плохое выходило.

– Но она же не трещит…

Мать с сомнением посмотрела на меня, потом на свечку, затем пошла по всем углам. Свеча издала еле слышный треск у полочки для посуды. Мама схватила оттуда мою чашку и посмотрела на неё так, словно впервые увидела. Чашка как чашка, с забавной улыбающейся мордочкой и надписью: «Хорошего дня».

– Это тебе Алинка подарила?

Я кивнула. Да, чашка – подарок моей подруги, одноклассницы и соседки Алины.

Мать с размаху швырнула чашку на пол. Я ошеломленно смотрела, как позитивный подарок Алины раскалывается на несколько кусков, как они разлетаются по кухне. Из моих глаз хлынули слезы, и к луку они уже не имели отношения. Вместе с чашкой окончательно рассыпался на куски мой мир – такой, каким я знала его с детства. Тот мир, где я для мамы была важнее, чем отец Иоанн, где никто не говорил, что во мне сидит бес, и где родители были вместе.

– Зачем? – сквозь слезы выговорила я.

– Подарок от неправославной, да ещё морда эта с языком! – в голосе матери прозвучало удовлетворение. – Бес же, натуральный! Он на тебя и влиял. Плачешь – значит, в себя приходишь. А чашка вон нормальная есть, серенькая, без рисунка.

– Чашка, может, и нормальная, а ты нет, – вырвалось у меня.

– Что-о? – мать подскочила ко мне. – Вот ты как? Я тебя кормлю, пою, молюсь за тебя, чтобы выросла не заблудшей, как отец твой! Вот я отцу Иоанну расскажу, как ты с матерью разговариваешь! Начинай поститься, на исповедь в субботу пойдём!

В церковь она буквально тащила меня за руку, незаметно крестя другой рукой воздух. На исповедь отправила меня первую и выразительно посмотрела на отца Иоанна. Видимо, уже успела рассказать о моем «неподобающем поведении».

Я перечисляла грехи: завидовала, роптала, родителей не почитала…

– Ты подожди, – отец Иоанн неожиданно по-доброму улыбнулся. – Кому завидовала-то?

– Тем, кто живёт нормальной жизнью. С подружками гуляет, сапоги у них не протекают, с мамами отношения другие.

– Ну а кто тебе не даёт с подружками гулять? – он удивлённо сморгнул.

И тут меня прорвало. Я долго со слезами выкладывала и о пропущенных походах в театр и кино, и о запретах на общение с «неправославными и нецерковными», и о сапогах, и о разбитой чашке и свече над моей головой.

Отец Иоанн слушал внимательно, кивал с сочувствием, не перебивал.

– Лена, это всё очень тяжело, – наконец, заговорил он. – Твоя мама недавно пришла к вере и сейчас делает ошибки, такое бывает. Она недавно развелась с твоим отцом, ей нужна поддержка не только Бога, но и родного человека. И единственный родной человек, который с ней остался, это ты. Постарайся понять маму и простить её. И не надо роптать на Бога и церковь. Бог создал человека свободным, и люди сами выбирают, как им поступать.

После разговора с отцом Иоанном поведение матери изменилось. Она нехотя, но начала отпускать меня гулять с классом и даже давала мне немного карманных денег из алиментов, которые платил отец. Пару раз в неделю я обязательно слышала от мамы, как ей тяжело работать за нас двоих. Однако все мои попытки в шестнадцать-семнадцать лет найти подработку натыкались на категорические протесты матери: «Тебе надо учиться», «Не привязывайся к деньгам, они портят людей», «Сказано: не думай о завтрашнем дне»…

Первый гром среди не слишком ясного неба грянул, когда я совсем его не ждала. Я окончила школу и получила аттестат с хорошими баллами, но даже не представляла, что делать и куда идти дальше. Мы с матерью совсем не обсуждали это, и мне казалось, что ещё будет время обдумать, в какой вуз или колледж подать документы. Однако мама давно уже придумала всё за меня, и её идея заставила меня вздрогнуть.

– Ты будешь учиться на регента, – заявила она пасмурным июньским утром за завтраком. – Я уже всё узнала. Девочки четыре года живут в общежитии при духовной семинарии, изучают церковный устав, ноты, а заодно… – мать хитро подмигнула. – Там учатся хорошие мальчики, будущие священники. И после семинарии они стараются жениться, понимаешь?

Разумеется, я понимала. Маме очень хотелось увидеть меня матушкой, и как можно раньше.

– Мне медведь на ухо наступил, – не глядя на неё, сказала я. – Какой из меня руководитель хора?

– Это неважно, – отрезала мать. – Я уже говорила с отцом Иоанном, он готов дать тебе направление. И вообще, там нужны хорошие православные девочки, а слух – ну, как-нибудь научишься.

Я вздохнула поглубже. Не уверена, что мать меня поймёт, но отправить меня учиться силой она не сможет.

– Я не поеду ни в какую семинарию, – начала я. Хотела решительно, но голос тут же задрожал. – Я не хочу выходить замуж за священника. И не хочу провести четыре года почти в монашеских условиях.

– Подумай, – проникновенно начала мама, – это был бы хороший муж, венчанный брак. Священники с жёнами не разводятся, не пьют, не изменяют. А так – где мы тебе мужа найдём? Нецерковным только одного и надо, – она поморщилась. – И профессия тебе нужна хорошая, спокойная. А тут – всё и сразу. Будешь мужу помогать, хором дирижировать. Всегда сыта, всегда в тепле…

– Я не поеду, – упрямо повторила я. – Аттестат у меня нормальный, подам документы в несколько вузов, куда-нибудь поступлю.

Несколько дней после моего отказа в доме то бушевал скандал, то царила блаженная тишина – мама со мной не разговаривала. Я попыталась объяснить ситуацию отцу и попросить помощи, но натолкнулась на искренне удивлённый ответ:

– Я-то что сделаю, Лен? У матери климакс, гормоны играют, так что терпи, доча. Кстати, как там у тебя на личном фронте? Может, тебе замуж выйти и переехать, а? – он весело хохотнул.

Да уж, попробуй найти парня, чтобы смог вытерпеть такую тёщу! В то время мне казалось, что маме никто не может понравиться в качестве будущего зятя. Как же я ошибалась! Этот человек существовал, и вокруг меня уже плелась липкая, надёжная паутина, из которой нельзя было вырваться.

На следующий день после убийства…

– Елена Романовна, опишите, пожалуйста, как можно подробнее все ваши действия, начиная с того, как вы вышли из автобуса на вокзале.

Парень ненамного моложе меня потёр замерзшие руки и приготовился записывать.

– Я вышла из автобуса около восьми вечера, – я наморщила лоб, послушно стараясь припомнить каждую деталь. – Сразу позвонила мужу. Он сказал, что дети приболели, и что он меня ждёт. Я пошла на автобусную остановку.

– О чем-то ещё говорили? – перебил парень в форме.