Наш корреспондент

— А я сегодня от жинки письмо получил, — улыбаясь, сказал Донцов.

— Что ж она пишет? — с любопытством спросил Серегин, интересовавшийся каждой весточкой из родных краев.

— Пишет, что у нас в колхозе — бабье царство. Казаков-то осталось — старый да малый. Но бабы — молодцы. Вернулись из эвакуации, прямо сказать, на пепелище, а духом не упали. — Он достал из нагрудного кармана серый косячок письма. — Пишет, что зерновые уже убрали. Вообще, говорит, вы воюйте спокойно, мы тут выдюжим, но, конечно, постарайтесь управиться побыстрее. А в конце письма, — голос Донцова еще более потеплел, — сын руку приложил… Алешка…

Он с гордостью протянул Серегину письмо. На линованной бумаге, вырванной, наверно, из ученической тетради, был обведен чернилами контур детской ручонки с растопыренными пальцами.

— Сколько ему? — спросил Серегин.

— Четыре в июне сравнялось.

— Ну-ка, покажи, — попросил сухощавый гвардеец. — Ого, ручка! Мабуть, тоже ковалем будет.

— Что ты! — возразил Донцов. — Ведь он в зрелый возраст при коммунизме войдет, а тогда какие же ковали?

— Как же ты себе мыслишь колхоз без кузни? — озадаченно спросил собеседник.

— Будет склад готовых запчастей и инструментов, — уверенно сказал Донцов. — Сломалась деталь — ее в переплавку, а взамен новую поставят. Если что потребуется сделать — закажут на заводе. А колхозная кузня — это кустарное предприятие. Ей в коммунизме не место.

— Ну, допустим, — сказал сухощавый гвардеец, как видно любитель поспорить. — А вдруг происходит, скажем, такой случай…

Серегину, однако, не удалось узнать этот предполагаемый случай. В блиндаж всунулся связной и скороговоркой, напирая на «о», сказал:

— Товарищ капитан, товарищ командир полка приказал вам итти на НП.

Серегин попрощался с Донцовым и с остальными бойцами и пообещал обязательно прийти еще. С командного пункта батальона он попытался созвониться с Шубниковым, но ему ответили, что хозяин пошел по хозяйству.

3

Штурм высоты «105» был назначен на шестнадцать часов. В это обеденное время за последние несколько дней немцев умышленно не беспокоили. В бою за высоту должен был участвовать весь полк. Самая трудная задача выпала батальону Зарубина. Ему предстояло атаковать немецкие позиции в лоб, овладеть ими и прочно закрепиться на всей высоте. Гвардии полковника Шубникова предупредили, что этот бой имеет очень важное значение, что от его исхода зависит решение большой тактической задачи и что к ночи на высоте не должно остаться ни одного немца.

Полк получал усиленную поддержку артиллерии. А к полудню прислали людское пополнение.

Последнее обстоятельство и обрадовало и вместе с тем озаботило Шубникова. Своих гвардейцев, испытанных во многих боях, он знал хорошо, а что собою представляли новички и как они будут вести себя в бою, было неизвестно. Люди новые, еще не успели проникнуться боевыми традициями полка — и сразу должны итти на штурм.

Шубников поделился своими мыслями с начальником штаба гвардии подполковником Корчагиным и замполитом гвардии майором Денисовым.

— Лучше бы, конечно, прислали их хоть дня за два, — произнес Корчагин, поправляя очки.

— Все будет хорошо, — уверенно сказал Денисов. — Ты же видел пополнение: народ хороший, а если между ними и попадется малодушный, так наши бойцы заставят итти за собой. Я в наших людей крепко верю.

— Я сейчас пройду в батальон Зарубина, — сказал, помолчав, Денисов, — посмотрю, как там новых устроили.

— Хорошо, — кивнул Шубников, — а я в первый батальон загляну.

— Между прочим, — сказал Корчагин замполиту, — к Зарубину корреспондент пришел.

— А что ему там делать? — вдруг спросил Шубников. — Ведь ничего не увидит. Ты, Семен Иванович, — обратился он к Корчагину, — позвони в батальон, пригласи этого корреспондента сюда. Скажи, что я прошу его зайти.

Наблюдательный пункт командира полка находился на скате соседней высоты. В нем было просторно и прохладно. Возле узкой смотровой щели, замаскированной снаружи ветвями кустарника, была укреплена на подвижном кронштейне стереотруба и стояла высокая табуретка для наблюдателя. Когда пришел Серегин, на НП был Корчагин и связные. Увидев Серегина, Корчагин воскликнул:

— Смотрите-ка! Друзья встречаются вновь. Капитан Серегин, если мне память не изменяет?

— Память у вас завидная, — ответил Серегин, польщенный тем, что начальник штаба запомнил его фамилию.

— Опять вы с нами наступать решили? Командир полка будет рад. Он вас вспоминал. Хотите взглянуть на поле будущего боя?

Серегин взобрался на табуретку и приник к стереотрубе. Очень близко он увидел серый от пыли склон, перерезанный наискось ходом сообщения, по которому медленно плыли вверх две каски. Следя за их неторопливым передвижением, Серегин поднимал линзы стереотрубы выше, выше — и вдруг потерял из виду и каски и ход сообщения. Перед его глазами возник первозданный хаос. Освещаемая ярким солнцем, черно-серая, похожая на прах земля, как взбаламученное и внезапно застывшее море, зыбилась высокими волнами. Кое-где глаз находил детали: развернутый тюльпаном ракетный стакан «катюши», полузасыпанную землей, смятую каску, стабилизатор бомбы. Но они сейчас же терялись, и снова — найти их в этом месиве было уже невозможно.

С большим трудом Серегин обнаружил линию наших траншей, но, как ни пытался, не смог различить обороны противника. Плоская макушка высоты была видна с НП под очень маленьким углом, и к ее дальнему краю все сливалось и рябило.

— После войны, — сказал Корчагин, — на этой высоте нашим гвардейцам должны обелиск поставить. Недаром ее высотой героев назвали. Если найдете на ее вершине хоть одну травинку или нетронутый кусочек земли размером в пилотку, — отдаю вам месячный паек табаку… И кто знает, сколько еще сегодня на этой высоте крови прольется.

Он глянул на часы, Серегин машинально сделал то же. Было 15 часов 40 минут.

Вошел Шубников в сопровождении подполковника с артиллерийскими эмблемами на погонах.

— Кажется, старый знакомый? — спросил Шубников, вглядываясь в Серегина и пожимая ему руку. — Ну, теперь ничего не поделаешь: поскольку пресса присутствует, надо во что бы то ни стало овладеть высотой.

— Да уж я на вас надеюсь, — в тон ему ответил Серегин.

— Ну, а как там «гитлеры»? — спросил Шубников, устраиваясь на табурете и глядя в стереотрубу. — Обедают? Вот мы им сейчас горячего добавим!

С его лица сбежало шутливое выражение, и Серегин заметил, что Шубников со времени их последней встречи еще больше поседел, а резкие морщины, пересекающие его щеки, стали еще глубже.

Стоя рядом с Шубниковым, Серегин смотрел на высоту «105» невооруженным глазом. Ее грязносерая макушка выглядела совсем безжизненной и пустынной. Зато на скате было заметно оживление: артиллеристы подтягивали на высоту две пушки.

Неожиданно раздался грозный, оглушительный гул, похожий на раскат грома, пронизанный штормовым посвистом. На дальнем краю высоты «105» беззвучно выплеснулись косматые фонтаны земли и дыма, а через несколько мгновений запоздало донесся тяжелый грохот разрывов. Он все нарастал, подобно горному обвалу. Косматые фонтаны слились в черную тучу, которая, медленно расплываясь, закрыла высоту непроницаемой завесой. Но Шубников все еще смотрел в линзы. Он оторвался от них лишь для того, чтобы взглянуть на часы. Будто вызванный этим движением, послышался характерный звук низко летящих самолетов.