Наш маленький грязный секрет

– А… да, конечно, расскажу, – промямлила я, опять с трудом вспоминая, о какой это подруге идет речь. Ну абсолютно противопоказано мне врать!

Глава 15

Я ликовала: значит, некий Павел, да еще с фамилией Шилко, все-таки существует! И он имел самое непосредственное отношение к фирме «Модус вивенди»! А за несколько месяцев до того, как Артем должен был прийти на встречу с Катериной, этот Павел ушел из агентства! Эврика! Я нашла, нашла!

Однако через несколько минут, когда головокружение от успехов прошло, я поняла, что все эти факты ровным счетом ничего не доказывают и ничего не опровергают. Да, Павел Шилко существует. Да, когда-то работал в фирме. Но он может не иметь к Артему никакого отношения. Эх, встретиться бы с Павлом лично да потолковать! Жаль, что это пока невозможно. А вот что реально сделать, так это навестить колоритного братца Артема да хорошенько порасспросить его о родственничке. К нему-то я сейчас, пожалуй, и отправлюсь.

Я достала бумажку с адресом Фридриха Марксовича и карту Москвы. Ага, вот и Филипповский переулок, рядом с Арбатом. Надо же, как неплохо устроился этот господин Нечаев. А с виду такой никчемный, потерянный для общества человек.

Но, едва выйдя из метро «Арбатская», я тут же изменила свое мнение относительно того, что жить в центре Москвы – это хорошо. Со всех сторон неслись нескончаемые потоки автомобилей, а стоило только какому-нибудь водителю зазеваться и снизить скорость, как другие начинали громко и самозабвенно гудеть. Ни единого дуновения ветерка. Такое ощущение, что тебя посадили в духовку, наполненную угарным газом. Через пять минут у меня уже раскалывалась голова. А я, пока добиралась до нужного мне дома, вспотела, как мышь под метлой. Неужели находятся идиоты, которые платят огромные деньжищи за то, чтобы поселиться в этом кошмаре?

Идиотов, по всей видимости, было немного. Напротив старой развалюхи, в которой, судя по моей бумажке, жил Фридрих Марксович, возвышалась элитная новостройка. Несмотря на приятный розовый цвет внешней отделки здания и призывный плакат «Продаются квартиры!», дом выглядел абсолютно необжитым. Я не без некоторой зависти пыталась прикинуть, каковы могут быть по площади квартиры в этом доме, и вздохнула, вспомнив о своей одиннадцатиметровой комнатенке.

Подъезд, в котором обитал Фридрих Марксович, встретил меня такой дикой смесью запахов, что сразу стало ясно: так могут пахнуть только коммуналки. И точно: около обшарпанной деревянной двери квартиры номер 56 висело шесть разномастных звонков. Никаких табличек и информации о жильцах тем не менее не было. Я выбрала самый симпатичный синенький звоночек и нажала на кнопку. Прозвучала мелодичная трель, которая мне так понравилась, что я прослушала ее еще пару раз. Послышались невнятные шаркающие шаги, затем дверь отворилась и на пороге возникло узенькое старушечье личико.

– Вам кого? – на удивление ясным и четким голоском поинтересовалась бабуля.

– Я к Фридриху Марксовичу Нечаеву. Извините, что вас потревожила, на звонках ничего не написано…

– Проходите. – Старушка пропустила меня в недра квартиры. – А другие звонки у нас все равно не работают, только мой.

– А как же ваши соседи узнают, что к ним пришли?

– Их гости обычно стучат. Ногами, – спокойно объяснила бабуля и закрыла за мной дверь на цепочку.

Одинокая лампочка без абажура тускло освещала коридор. Я нерешительно мялась на месте, не зная, куда идти. Бабулька тоже почему-то не двигалась, а лишь молча меня разглядывала. Пауза затягивалась.

– А где комната Нечаева? – наконец нарушила я молчание.

– Вон та, последняя по левой стороне.

Я пошла в указанном направлении, стараясь не натыкаться на сундуки, коробки и старые велосипеды, выставленные в коридоре. Бабулька семенила следом за мной. Неужели она следит, чтобы я не стащила ее железный сундук с тряпьем? Когда я дошла до последней двери, то обнаружила, что она заклеена узкой бумажкой с печатью.

– А где же хозяин? Не живет здесь, что ли? – Я недовольно глянула на старушку. – Что же вы вводите в заблуждение?

– Теперь не живет. А раньше как раз здесь и обитал, – флегматично пояснила соседка.

– Да где же он теперь? – Я уже теряла терпение.

– Как «где»? В морге. – Бабулька посмотрела на меня с легким удивлением. – А может, уже где похоронили за казенный счет. А разве ж ты, милая, не насчет комнаты из домоуправления пришла?

Я в оцепенении уставилась на божий одуванчик. Как это – в морге? Почему в морге? Выпивал, конечно, но ведь еще несколько дней назад был бодр и энергичен. Может, у бабульки старческий маразм, заговаривается, не помнит ничего?

– Погодите, бабушка. – Я старалась говорить как можно громче и почти что по слогам. – Я у вас спрашивала насчет Фридриха Марксовича Нечаева. Он здесь проживает?

– Что ж ты так кричишь-то, иерихонская труба? Я не глухая, – обиделась бабулька. – Да, проживал здесь. А четыре дня назад взял да и помер. Комната теперь вот ничейная осталась…

Надо же, как не вовремя! Только-только я решила разузнать у него все о брате, как на тебе! И «четыре дня назад» – это как раз в тот день, когда бедный пьянчужка приходил в «Модус вивенди»… Получается, что я одна из тех, кто видел его практически перед самой смертью.

– А как это случилось? Когда? Ночью, что ли? – забросала я вопросами старушку.

– Ну ладно, чего в коридоре-то стоять, пошли в комнату, – предложила старушка и повела меня обратно.

Комната Нины Ивановны, как отрекомендовалась бабулька, оказалась светлая и чистенькая. Но ничто не могло скрыть вопиющей нищеты: слишком короткие застиранные занавески на окнах, аккуратно залатанная, почти что прозрачная скатерть, продавленный диван и засаленное на подлокотниках кресло.

– Давай чайку со мной выпей, – предложила Нина Ивановна и достала из комода еще один стакан с железным подстаканником, какие встречаются только в родимых поездах дальнего следования. Зажурчала тоненькая струйка того цвета, который в народе метко называют «мочай». Но у Нины Ивановны это была, оказывается, только заварка. Из пузатого эмалированного чайника она долила кипяток и с доброй улыбкой протянула мне стакан. Я с сомнением разглядывала бледно-желтую жидкость.

– Пей, пей, хороший чай, «со слоном», – ободрила меня бабулька и вытащила из буфета на свет божий вазочку с тремя сушками. Одну из них она принялась размачивать в своем стакане.

– Нина Ивановна, так как же умер Фридрих Марксович? – Мне не терпелось узнать подробности.

– Ну, как они все умирают, – неторопливо завела старушка, – водки поддельной выпил, с какими-то там сивушными маслами, да и все дела.

– Водки? – Я была немного разочарована. Признаться, я ожидала услышать скорее о насильственной смерти. Чего уж греха таить, мелькнула у меня мысль: а не Самозванец ли постарался замести следы? – А он один водку пил?

– Один как перст. Уж я-то знаю, кто к кому идет, всем дверь открываю. А к нему в тот день никто не приходил, это точно. – Нина Ивановна вытащила сушку из чая и попробовала ее на зуб. Сушка показалась старушке все еще слишком жесткой, поэтому была возвращена на место. – Да и Люська вряд ли позволила бы ему выпивать с кем-то, кроме нее.

– Кто-кто? – Собственное имя, да еще в таком контексте, резануло слух.

– Люська. Она по паспорту вообще-то Люсьена Витальевна, но так ее отродясь никто не звал. Тоже в нашей квартире живет, в десятиметровой комнате. Дружила она с Фридрихом с тех самых пор, как он у нас комнату обменял.

– А давно это было?

– Да лет семь назад. – Нина Ивановна наклонилась ко мне и зашептала: – У него тогда денег было – ну просто море. Уж и не знаю откуда, ведь не работал нигде. Вот Люська и стала к нему захаживать на рюмочку. Прямо не разлей вода стали, точнее говоря, не разлей водка. Ты, вообще, если хочешь чего поподробней про Фридриха-то узнать, к ней обращайся.

– А вы знаете, где она сейчас?

– Отчего ж не знать, – усмехнулась бабулька, – у себя в комнате. Спит, должно.