Наш последний эшелон
Шрифт:
В зубах я чую старость и везде,
А голова тяжелая такая,
Хочу я улететь к своей звезде
И вот смотрю на небо не моргая.
Звезда все светит, светит вдалеке,
Одна из очень многих в каталоге,
И я стою с желудком налегке
И отрываю от асфальта ноги.
Не хочет звездочка меня к себе принять,
И, значит, зря я на нее молился,
И слезы капают, их больше не унять,
Теперь мне жаль, что я еще не спился.
Ведь лишь мечтою жил до этих пор,
Ведь даже в снах на небе я светился,
Теперь смотрю – на небе желтый сор,
Теперь жалею, что еще не спился.
Неплохое
Это Серегина квартира, точнее – его жены. Но жена с сыном уехала к родителям в деревню. Когда вернется, неизвестно. Пока ее нет, мы здесь…
Та-ак, сюда пришли с бутылкой. Вот она – «Русская». Потом появился сосед Витя с «Пшеничной». Выпили. Раскрутили Витю еще на одну; бегал Юрка. Так, что он купил? Эта, позавчерашняя, под столом; эти, у батареи, опустели совсем давно. М-м… И вот эту, последнюю, которую Юрка принес, мы и не добили. Значит, кто-то спрятал на похмелуху. Я лежал уже здесь, Витя срубился в зале, Серега и Юрка были за столом, они еще могли пить. Но этой последней нет. Холодильник я загораживал, шкафчик тоже. Ее унесли в зал или в туалет; может, спрятали под ванной.
И я начинаю планомерное прочесывание. На всякий случай осмотрел и то, что загораживал, когда лежал; проверил под раковиной, за мешком с картошкой. Пусто. Туалет, совмещенный с ванной, тоже не одарил… В прихожей? Могли сунуть в карман одной из висящих одежд. Пусто. Остался зал.
На раскладном диване спят Серега и Юрка. Вити нет, наверное, уполз домой. Это осложняет дело: мог забрать водку с собой. Но надежды я не теряю, ищу в серванте, ищу в тумбочке, копаюсь в куче грязного белья в шифоньере. Пусто, пусто, черт подери! И мои руки подергиваются, голова тяжелеет, тело разбивает, ломает невидимое мускулистое существо… Подступает похмелье.
Сел в кресло, взял голову в руки. Затих. Там, в крови, что-то ноет, тянет жилки, просит алкоголя.
– Серега, Юрка, – говорю громко, – пора! Хорош спать!
Оба они ворочаются, зарываются в подушки, стонут, а я толкаю их словами, заставляю очнуться.
– Давайте, пора дальше жить! Серега, Юрка!
– Сен, завязывай. Не ори, – стонут они и с каждым моим и своим словом шевелятся активнее.
И вот Серега, кряхтя, садится на диване, тянется, выдыхает. За ним и Юрка очухался.
– Где водка?
Серега мучительно усмехается:
– Не да-ам!
– Пошли, мочи нет.
Двигаемся на кухню.
– Как, крысы не съели? – говорит Юрка. – Мне приснилось, что от тебя скелет голый остался и мы пошли его продавать.
Серега забеспокоился:
– Продали? За сколько?
– Да не досмотрел. Этот вот, – Юрка махнул на меня, – пришел, разорался…
Серега достал из-под моего матраца пузырь:
– Вот она. Не нашел, хе-хе! Я знаю, куда ныкать!
Я убрал матрац, подушку, повесил в прихожей шинель. Ребята уже сидят за столом, водочка разлита. Юра пытается покурить.
– Ну что, за новый день? – предложил Серега, подняв свою рюмку.
– А я уже стих написал. Сейчас выпьем, зацените.
– Давайте, тянуть нельзя, а то пахма накроет! – Юрка скорей заглотил свою дозу, понюхал хлеб, сделал затяжку мизерного окурка и обжег пальцы.
После первой я прочитал
про звездочку. После второй Серега нашел свое вчерашнее, которое успел записать перед отрубом.Плоскость зеркал уходящего дня
Сдирает получше наждачного круга.
Друг друга мы не найдем,
Случайно встретив друг друга.
– Вот, смотрите, еще хотел что-то писать, но силы оставили. Могла выйти поэма…
– Да и так неплохо, очень неплохо, – перебил Юрка. – Еще есть? Сен, наливай!
Для непривычного человека выглядим мы не слишком-то симпатично. Заросшие лица, под глазами темные пятна от усталости и жизненной гонки. Серега худой, грязные волосы торчат в разные стороны, во рту чернеют больные зубы. Пухлый некогда Юра сбросил за полгода килограммов двадцать, сделался стройным, носит джинсы, которые стали ему тесны еще лет в семнадцать. Лицо опухшее, бледное, хайры висят сосульками. Себя я не видел в зеркале давным-давно, не могу сказать, как выгляжу. Зато вот глаза у Юрки и у Сереги, да, думаю, и у меня, очень выразительные; словно про нас поговорка: «Одни глаза остались». А что еще надо? Глаза все решают.
– Ну, дай бог, не последняя!
Глотаем горячие капли, ставим рюмки на стол. Вот, пока все. Серега начинает что-то писать, Юрка делает самокрутку, я чищу картошку.
– Сейчас пожрем и сходим к Лагутину.
Ребята согласно кивают; у Лагутина можно разжиться десяточкой, и живет он в двух шагах.
– Если Лагутин обломит, пойдем в пед.
– Угу, угу.
Между рамами, в окне, пакетик с жиром. И картошка жарится на нем вкусная, золотистая, питательная. Еще бы чесночку или лука и соли немножко…
– И хлеба нет?
– Знаешь крестьянский закон: «Или картошка – или хлеб»?
– Мда, логично вообще-то…
Глава вторая
Витя
Всухомятку картошку есть не пришлось. Явился сосед Витя, больной, подергивающийся, с перебинтованной головой.
– Живы, парни?
– И ты, Вить, жив?
У Вити в руках банка соленых помидоров. Сразу понятно, зачем он ее принес.
– Старушки за тридцатник у гастронома продают. Можно с них на бутылку выжать, а то и на две, – рассуждает Серега, глядя на помидоры.
Витя кивает:
– Я и думаю. Пойдем кто-нибудь, сдадим.
– Да еще рань, какие старухи…
– Сидят, сидят, с семи часов, видел, сидят. Уже же есть семь? – говорит сосед. – Пойдем, кто со мной?
Я жарю картошку, Серега хозяин, он решил немного прибраться пока. Пришлось идти Юрке.
– Черт, закурить не спросили! – спохватился я.
– Да у него нет, ты что…
К приходу добытчиков стол накрыт: сковорода, вилки, обломки зачерствелого хлеба, рюмашки. Расположиться решили в зале. Все как надо. Помидоры удалось продать за пятнадцать. Купили «Русскую», пачку «Примы» и булку серого.
– Вот это да! Вот это загудим! Давайте, располагайтесь скорей!
Расположились. Налили по первой, выпили, закусили.
– Что с башкой-то случилось?
Витя поморщился, закурил, стал рассказывать:
– Я, когда от вас вчера вышел, на улицу вышел, пройтись. А там цепанул девчонку. Хорошая девчонка такая. Пошли ко мне. Всё путем, она тоже поддатая, веселая, я веселый. Только начали вроде, и тут бах – жена!
– Вы ж с ней в разводе, – удивился Серега.
– Но, в разводе, а живем-то в одной конуре. К тому же на ее тахте. У нее тахта в комнате удобная, ну и… Девчонку на площадку выкинула, мне, этой, для теста, по кумполу вот…