Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены

«Что он несёт? Я похож на себя?»

— Удивительно, но я и есть Марголин, — сказал Витенька и взял квитанцию.

На бумажке, изготовленной простейшим компьютерным способом, значилось 1200 шекелей. «Боже, — в несвойственном ему возвышенном регистре подумал Витенька, — как легко отдаются деньги на этой земле! Но попробуй их заработать!»

На занятиях в плохоньком окраинном клубе-«матнасе» Витенька сидел отдельно от всех, на балконе. После ночного дежурства с Петко он то и дело впадал в дрёму.

Очнулся. Неужто сон продолжается? Страшилка времен пионерского детства. Чёрная-чёрная сцена… Чёрный-чёрный стол… Чёрный-чёрный труп, а над ним шесть человек делают круговые пассы. Лежащий конечно же сел и «честно признался», что после этого, «именно этого экстрасенсорного воздействия» прошла его «многолетняя боль справа»…

Второй отрезок бодрствования пришёлся на процедуру, очень напоминающую спектакль о голом короле. Приставучий автобусный тип оказался специалистом по «ауре». Он оглаживал (правда, на расстоянии) самую уксусную даму. То поднимался на цыпочки и воздевал руки над её головой, то отходил и разводил руки, будто охватывая невидимую бочку, осью которой и была худющая невротичка.

В третий раз Витю разбудило чтение чужих мыслей вслух, переросшее в ссору: «Вы думали об этом, я знаю, вы думали!», «Кто лучше знает, думал я или нет?», «Вам не нравятся ваши мысли, поэтому вы отказываетесь…», «Вы хотите сказать, что я мыслю по-чёрному?»… Лохматые экстрасенсы чуть не дрались.

Во всём-то ты видишь то обман, то подвох.

— Если бы ты посмотрела, и ты бы увидела.

— Тогда зачем отдавал деньги, на какие семья может жить целый месяц?

— Не знаю. Как-то помимо воли…

— Вот видишь, значит, они — экстрасенсы.

— Здесь все экстрасенсы… Жизнь заставит, и ты станешь женой Фараона, есть у нас одна такая, помнящая своё прежнее воплощение.

Но в матнас Витя по-прежнему ходил. Начались занятия по акупунктуре. В активные точки своего земного тела он верил. Освоил лучше всех массаж, иглотерапию и вполне успешно применял для оздоровления собственной жены Манечки серебряные иголочки, втыкая их Маньке то в мочки уха, то в переносицу. Манечку они очень украшали.

Между тем курсы с каждым днём хирели. Из матнаса они переместились в грязноватую квартиру в далёком самарийском городке. Автобус фирмы «Мерседес» сменился разбитым джипом, который перевозил курсантов из центра к месту занятий порциями. И пока одни тряслись по горным дорогам мимо стоянок бедуинов и опасных арабских селений, другие жарились на солнце. Но окончательно «уникальность получаемых знаний» стала ясна, когда Витя увидел в комиссии, выдающей ришайоны, Соню Эйнштейн. За каждое свидетельство Соня получала от выпускников по двадцать шекелей.

Компьютерный текст был плохо пропечатан, с грамматическими ошибками, ивритскими и русскими. Но как же без ришайона, если триста долларов ухлопаны и не вернутся?

Небольшая денежка зажималась в знакомом кулачке.

Соня Эйнштейн задержала Витю на выходе.

— Есть дело.

— ?

— Фантастический проект! Стриптиз на корабле!

Эйнштейн была в нём заинтересована. Она даже не выставила цену за визитную карточку с телефоном. Было ясно, на сей раз Соня блюдёт свою выгоду.

«Проект» и впрямь выглядел убедительно.

Тонкокостный, комсомольского вида «новый русский еврей» (чистенький белорубашечный апаш на вытянутой шее, лицо без особых примет, без национальных — тоже) вложил свои капиталы в пассажирское судно.

— Старое, латаное, но респектабельное, — заманивал он Витю.

Николай Иванович, как азартный экскурсовод, показывал Витеньке надраенные медные бортики с растительным рисунком, бассейн причудливой формы — тоже в виде изогнутого на ветру ландышевого листа, люстры-ирисы.

— Смотрите. Модерн начала века. Уже прошлого века… Раритет…

Николай Иванович был явно непохож на капиталиста из анекдота. В душе он был художник.

— Смотрите. Всё это рождает у вас порочные ассоциации? Дамы с кровавыми губами, пахитоски, шляпы…

— М-м-м…

— Рождает! И это правильно! Всё будет. Шляп, впрочем, не надо. Вообще одежды как можно меньше. До Кипра посудина не дойдёт, но от берега оттолкнётся. И здесь-то «святые» нас не достанут.

Намечалось и казино, запрещённое на земле Израиля верующими, и ресторан с возбуждающей греческой кухней, и стриптиз под музыкальное сопровождение. Витя был нужен в двух ипостасях. Музыкант и «свой человек», который не побежит в полицию и налоговую инспекцию.

— Нет, нет, вам ничего не грозит, — развеял возникшие сомнения хозяин. — Смотрите. Вы оформляетесь… кларнетистом? Лучше на саксе… Да, оформляетесь в обычном турбюро, официально получаете зарплату. Смотрите. Чаевые — ваши.

Тогда-то Витя и купил саксофон. Он выбрал сакс-сопрано с женским голосом лёгкого серебристого тембра. Чтобы не отождествляться с ним и не впасть в грех вдохновенного музицирования… И был рад, когда не почувствовал никакой слиянности с послушным, но чужим инструментом. Какая это музыка? Вот если бы кларнет…

Получалось, что заповедь не служить своему дару он не нарушает. Слово, данное себе, держит. Ожидаемый результат: пойдут деньги.

О, это таинственное умение всё делать «как бы»! В стране исхода оно и не считалось умением — нормальный способ жить. Родители Вити жили как бы в благополучном мире. Сначала как бы замечали и как бы не замечали, как исчезают соседи по двору, увезённые ночью воронком. Позже как бы знали и как бы не знали, что сына преследует кличка «жидёнок». Как бы боялись, а как бы и не боялись за его будущее.

Но если порыться глубже, то это умение обходить собственную судьбу отложилось в еврейских генах куда раньше. Видеть место обитания Бога — Шехину и не вглядываться в Божественное присутствие Того, Кто выведет из Египта и спасёт от рабства (высокое знание, как и низкое, убивает).

Во времена вавилонского пленения быть на пиру у грозного правителя Ахашвероша и как бы не быть — есть, пить, но не получать при этом наслаждения от невиданно вкусных блюд, чтобы не изменить Ему, а значит, себе. Разве не тем же занимался наш Витенька, стараясь не вкладывать в игру ни толики души? Голая техника! Нет, нет, не играет он вовсе, а выдувает ноты. Благо, и саксофон, и пижонский фрак и кружевную, чистого батиста сорочку оплатила Соня. Она собственноручно оформляла его в турбюро, которое, как оказалось, Эйнштейн возглавляет второй год.