Наша девочка

Мы оказались у большого забора.

– Это плантация, – шепнула Наталка.

– Кто будет дядю Жорика доводить? – спросил Мишка.

– Мой сторожок, я и буду, – ответила Наталка.

– И я с ней, – пискнула я. От страха очень хотела в туалет и домой – вязать салфетку. Или скакать в классики. Но я решила, что с подружкой мне будет спокойнее и надежнее. Да и в своем наряде – старых спортивных штанах, порванной майке Наталки и своей собственной нарядной юбке – я чувствовала себя чудищем-страшилищем и совершенно не собиралась оставаться в таком виде с Мишкой наедине. Вряд ли бы я ему понравилась. По требованию Наталки я собрала волосы в хвост и страдала оттого, что у меня торчат уши – мои уши мне совсем не нравились, и уж конечно же, они не могли понравиться Мишке. Мне были нужны волосы – ими я прикрывала уши. Я не могла понять, как Наталка может мечтать о том, чтобы мама отрезала ей роскошную длинную косу, которую она заматывала в ужасный пучок, а вместо заколки использовала магазинную черную резинку.

Тетя Соня накануне усадила нас мыть головы, и я видела, как в таз с водой из Наталкиной роскошной шевелюры падают мертвые пчелы, ветки, листки, куски грязи и даже гусеница. Тетя Соня ахала и скребла голову дочери. Та только кричала, что ей больно. Но тетя Соня продолжала прополаскивать волосы неведомыми отварами и расчесывала своим красивым деревянным гребнем.

– Мам, ну хватит, – стонала Наталка.

А мне было приятно. Мама никогда мне так голову не мыла и не расчесывала волосы. Быстро проходилась щеткой, и все. А тетя Соня разбирала по прядям, смачивала каким-то маслом, расчесывала медленно, отчего волосы у меня начали виться и пахли так приятно, как никакой шампунь не пах.

– Волосы у девочки должны струиться, как горная река, – приговаривала тетя Соня, – быть сильными, как канат, и мягкими, как шелк.

– Тетя Соня, а у меня будут такие волосы? – спросила я, понимая, что моей куцей косице далеко до горной реки и уж тем более до шелка.

– Обязательно будут, – пообещала тетя Соня. – Вот мы у тети Тамары возьмем специальный отвар, и я буду тебе волосы ополаскивать. У тебя будут самые длинные и густые косы.

– Давайте, пора! – отдал команду Мишка, и Наталка юрко нырнула в лаз. Мне пришлось лезть следом. Моя подружка, как ящерица, поползла по тропинке, ведущей к маленькой сторожке, прижалась к стене и воткнула в оконную раму булавку. Потом осторожно стала отползать назад, разматывая нитку.

Оказавшись рядом с забором, Наталка потянула за нитку. Около окна сторожки раздался глухой стук – гайка стучала по стеклу.

Из домика вышел мужчина.

– Кто тут? – крикнул он.

Я перепугалась насмерть, а Наталка захихикала.

Сторож постоял на пороге и вернулся в дом. Наталка, выждав несколько минут, опять потянула за нитку. Гайка застучала по стеклу.

Сторож опять вышел из дома.

– Кто тут? А ну, сейчас ружье возьму! – крикнул он в темноту.

В этот момент мне больше всего на свете захотелось вернуться к вязанию в теплый дом тети Сони и качать люльку с Тамиком. Я начала отползать.

– Ты куда? Еще рано! – зашипела на меня Наталка. Пришлось подчиниться.

Сторож тем временем вернулся в дом, и моя подружка опять потянула за нитку.

– Выходи, кто там? – закричал появившийся на пороге сторож. – Выходи, будь мужчиной! Дай я посмотрю, кто ты! Ты думаешь, самый умный? Да когда ты на свет еще не родился, я твоему отцу уже уши обрывал! И тебе в попу дробью попаду! Рука не дрогнет. Или ты хочешь, чтобы я к кустам пошел? Я уже иду! Слышишь?

Я дрожала как цуцик. У меня даже зубы стучали. А Наталка оставалась спокойной как танк. Нет – как целая танковая дивизия.

– Дядя Жорик уже сторожем был, когда мой папа орехи воровал, – прошептала Наталка. – Это он меня научил гайкой стучать. Мы раньше палкой стучали. Дядя Жорик меня один раз уже ловил. Мама меня заставила тогда целую салфетку связать!

– А зачем стучать? – спросила я, втайне надеясь на то, что дядя Жорик дойдет до кустов, поймает нас, и мы с Наталкой будем обречены на вязание салфеток. Желательно на неделю. А то и на месяц.

– Смотри, что дальше будет, – шепнула моя подружка, снова потянув за нитку.

Дядя Жорик вышел на крыльцо и закричал:

– Делайте что хотите, только не стучите больше! Телевизор не даете смотреть, хулиганы. Там такое кино показывают, а вы меня бегать туда-сюда заставляете. Что я вам, мальчик, что ли? Бегать за вами! Пусть ваши родители следят! Если кто-то с дерева упадет и ноги-руки себе переломает, так им и передайте – дядя Жорик тут ни при чем. Так и скажите! Он кино смотрел. Все!

– Теперь можно идти, – сказала Наталка, и мы поползли назад.

– Пошли! – дал отмашку Мишка.

Вся компания ловко пролезла в дырку в заборе, и через минуту ребята уже сидели на нижних ветках. Я стояла под деревом и пыталась забросить веревку на нижний сук. Наконец мне это удалось, что я сочла просто героическим поступком. Я видела, как Наталка, вцепившись в веревку, ловко закинула ногу на ветку, подтянулась, снова закинула ногу и уже добралась чуть ли не до верхушки дерева.

Я пыталась подтянуться, задирала ногу, как могла, но ничего не выходило – нога никак не доставала до ветки, а попа тянула вниз. Руки горели от веревки. Я пыхтела, падала и очень страдала от собственной неуклюжести. Вот если бы мы прыгали в классики или в резиночку, тут я, конечно, не испытала бы такого позора.

– Что ты там застряла? – услышала я голос Мишки, отчего мне стало совсем нехорошо. Я из последних сил подтянулась, закинула ногу и повисла, как лемур. Ни туда ни сюда. Кора дерева щипала ладони сильнее, чем веревка. К собственному ужасу, я поняла, что вообще не могу сдвинуться – наволочка, которую Наталка привязала мне к поясу, зацепилась за сучок. Я не знала, что хуже – порвать наволочку тети Сони или на глазах у Мишки шмякнуться попой о землю. Пока я в тяжких раздумьях болталась на ветке, наволочка, которая, собственно, меня и держала, порвалась. Так что произошли сразу два самых страшных события – порванная наволочка и я, рухнувшая всем телом оземь.

Дальше я вообще не помню, что было. По всей видимости, из сторожки выскочил дядя Жорик – наверное, у него было чутье на детские падения с высоты или просто кино рано закончилось. Так или иначе, он выстрелил из ружья. Я помню, как Наталка, нависнув надо мной, как кенгуру – в ее наволочке было полно орехов, – крикнула: «Бежим!»

И я побежала. Куда – не знала. Сначала Наталка мелькала впереди, потом я внезапно упустила их всех из виду. Я точно не собиралась оказаться там, где оказалась – в кустах облепихи. Что такое облепиха, я, конечно же, не знала. Просто в один момент остановилась как вкопанная. Меня пригвоздили к месту, причем сразу во всех местах и со всех сторон. Я была как бабочка, которую прикололи иголками к поролону. Особенно больно было попе. Очень хотелось почесаться, но рукава майки тоже оказались намертво пришпилены. В таком положении меня и застал дядя Жорик.

– Ты кто? – удивленно спросил он. – Я тебя не знаю!

– Карина, – промямлила я, – живу у тети Сони и дяди Давида. Я не местная, из города приехала.

– А почему говоришь нормально? – еще больше удивился дядя Жорик.

Конечно, я и не заметила, как начала говорить с интонациями Наталки – тягучими, красивыми.

– Дядя Жорик, вытащите меня отсюда, пожалуйста, – взмолилась я.

Сторож застыл на месте, как будто увидел инопланетянина.

– Говоришь нормально, знаешь, как меня зовут, живешь у Сони с Давидом, нормальная девочка, значит, так зачем ты в облепиху полезла?