Наша фантастика № 2, 2001

Я стар. Я очень стар. Связующая нить тел, в которых я жил, тянется глубоко в прошлое — глубоко, невероятно глубоко — и теряется где-то в теплом кембрийском море, среди трилобитов и моллюсков. Мне страшно думать об этом. Страшно — потому что я не знаю, на сколько лет тянется эта нить в противоположную сторону. Я, как и все, могу умереть в любой момент.

Впрочем, все мы, ныне живущие, — счастливчики. Удачливые игроки в самой большой и безжалостной лотерее под странным названием — Жизнь. В игре с невероятно малыми шансами.

Кто скажет, сколько шансов у трилобита? Шансов выжить, выжить и произвести потомство? Думаю, немного. Процентов пять. Ну, у человека, конечно, побольше — под пятьдесят. В среднем двадцать, учитывая скорость эволюции.

А у потомка трилобита? То же самое. И далее, соответственно:

0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2…

Уже в десятом поколении получается 0,0000001024. Шесть нулей перед жалкой скромной единичкой. Уже в десятом поколении шансов практически нет!

Мы все мертвы, мы все никогда не рождались и не существовали, потому что для нас умножать надо не десять, а сотни тысяч, миллионы раз.

Мы все мертвы.

Однако факт налицо — мы живы и в общем-то процветаем, не считая отдельных моментов. Что-то неладно с нашей статистикой.

Мы выжили. Выжили те, кто хотел выжить.

Выжили те, кто не задумывался — ползти или плыть, выйти на сушу или углубиться в ил, взлететь или зарыться под землю.

Выжили те, кто сделал это.

И среди них — я.

За одного битого, как говорится… Меня били три миллиона лет.

И я жив.

Трудно придумать что-нибудь новое после трех миллионов лет непрерывных попыток, правда?

И в случае самой серьезной заварухи я смогу вспомнить практически все, все свои прошлые жизни, подобрать ситуацию и… и повторить то, что сделал мой предок сто — тысячу — миллион лет назад. Или просто передать ему руль.

И выжить.

Я не убийца. Я — Выживатель.

За мной — погоня.

Три здоровенных серых пса с торчащими из черепушек антеннами, три собачника-оператора, взвод солдат и пара очаровательных птичек… с тремя пулеметами на турелях.

Как ни странно, первыми меня догнали солдаты.

Одна очередь проревела над головой, другая вздыбила землю под ногами, в мозгу вспыхнуло огненными буквами — ЗАВАРУХА!!!

И все остановилось.

— Что скажешь, Сержант?

— Ничего. Я в такой ситуации не был.

— А ты, Снайпер?

— Я — тем более.

— Капитан?

— Что, что… Сваливать надо.

— Весьма ценный совет. Охотник?

— Притворись убитым.

О’кей.

Два ублюдка в пятнистых комбинезонах нагло выруливают из кустов — рожи чуть не лопаются от самодовольства. Еще бы — двумя очередями завалили.

— Эй, Драчун! Повеселимся?

Первому — носком в живот, второму — в колено, а пока первый оседает — выхватить автомат… и по затылку прикладом.

Драчун понятия не имеет, что существует оружие, из которого можно стрелять много раз подряд. А так ничего, хороший парень.

Скала.

— Эй! Альпинисты есть?

Невзрачный хилый парнишка — впрочем, призрак, конечно, и кости его уже давно превратились в пыль — овладевает моими глазами, крутит головой, хмыкает и уходит, бросив напоследок что-то обидно-насмешливое о куриной слепоте и ближайшем валуне.

Точно. Прямо за ним — узкая промоина, по которой можно забраться без крючьев и вообще без особых усилий.

Кто-то мелкий и пакостный на миг выскакивает из глубин мозга и, исчезая, дико хохочет.

Да, отличная идея! А вот и подходящий камень.

Двое преследователей размазаны по стенам промоины, один катится по склону, и еще двое дико матерятся внизу, а валун, который я слегка подтолкнул, как раз вкатывает в землю еще одного.

А где же десятый?

ЧЕРТ!!!

Мы стоим лицом к лицу на скале, автоматы смотрят друг другу в ствол, и выхода нет, потому что спустить курки успеем оба, а ему достаточно просто подождать, пока подойдут собачники или спикирует «птичка», а лицо его расплывается в слегка дебильной ухмылке, и тогда Дед, крепкий старик со странным тяжелым взглядом, берет мое тело в свои руки и ласково так, почти нежно бормочет:

— Спи! Спи, сынок, ты устал, тебе тяжело, полежи, поспи, отдохни, у тебя за спиной мягкая трава, приляг…

За спиной у него — пропасть.

Сотни лет назад деда сожгли на костре. За колдовство.

И правильно сделали. С большим трудом мне удалось выжать его из сознания.

А вот и собачки.

Что такое автомат — они знают. Знают! Не знают только, что магазин пуст, как не знал и тот солдатик. Коз-з-з-зел…

Приехали.

Среди шеренги моих прямых предков — здоровенный мохнатый обезьян двухметрового роста, сильный, ловкий… правда, весьма тупой. Но в данном случае это не важно.

Мой мозг, наверное, кажется ему баллистическим компьютером. Еще бы — стопроцентное попадание. Два камня из двух. Два черепа из трех. Собачьих, конечно.

А ведь когда он родился, собак еще не было.

Третий пес с диким ревом взлетает из-за пригорка, и пасть его светит красным жаром, как домна, и я не знаю, что делать…

— Черт возьми, парень, не путайся под ногами! Смотри: пес думает, что главное оружие человека — руки. Одна отвлекает, другая хватает и душит. Понял? Обмани его!

Несколько удивленный пес пролетает в десяти сантиметрах над моей головой, щелкает зубами, а поскольку аэродинамика его оставляет желать лучшего, приземляется мордой, и не просто так, а прямо в щебень.

Скулит.

Больно, понимаю.

— Правильно, а теперь — по хребту его. Перебил? О’кей, теперь попрыгай, сломай ребра, и все в порядке. Как там Аляска?

Аляска выжжена бомбами и напалмом много лет назад, и старый укротитель ездовых псов уходит весьма огорченным.

А я жив.