Наша фантастика, №3, 2001

Но тем не менее у книг всегда находился ранее и находится по сей день — читатель. В свое время мы сказали вслух, что собираемся доказать издателям: читатель вовсе не так глуп, как его хотят представить! Доказали. Оказывается, можно разговаривать всерьез о вещах сложных, о материях странных. И не только щекотать нервы очередным квестом, состоящим из глаголов и существительных, соединенных в простые малораспространенные предложения: «Файербол ударил в стену рядом с ухом. Он отпрыгнул, покатился по земле, выдергивая меч из ножен. Трое злыдней укусили его за ягодицу. Было больно».

В своих книгах мы говорим о том, что интересно нам самим. Тем языком, какой устраивает нас. Пишем те книги, которые с удовольствием прочитали бы сами, отыщись они где-нибудь.

И искренне счастливы, что находится достаточно большое число собеседников, кого трогают эти проблемы, кому понятен такой язык.

— Мой (и не только мой) любимый роман Олди — «Ожидающий на перекрестках». Скажите, идея Предстоятелей, Перекрестков — это откуда? Ну, идея о скучности, обыденности мира — понятно, но Перекресток — это оригинально! Предстоятель Перекрестков…

— Мы не писали о скучности и обыденности мира. Более того, мы категорически не согласны с утверждениями господ эскапистов, что наш мир скучен и сер. Это просто глаза кое у кого разучились видеть. В «Ожидающем на перекрестках» мы говорили о том, как мир ДЕЛАЕТСЯ скучным и серым. На время. Усилиями кучки эгоистов. Но это не навсегда. И не для всех. И крыша рано или поздно слетает. А идея Перекрестков, Предстоятелей и пр. — оттуда же, откуда и все идеи. Из нас. Пришла однажды, расположилась и заставила работать. Зря, что ли, любили новый храм воздвигать на месте былого разрушенного капища? Вот они, Перекрестки.

Впрочем, каждая книга — в своем роде Перекресток.

— Кто является, по-вашему, Предстоятелями и Мифотворцами современного мира?

— Мифотворцы? Взгляните на книги, стоящие на полках. Вглядитесь в имена авторов.

Предстоятели? Взгляните в зеркало.

Перекрестки? Оглянитесь вокруг себя. Где бы вы ни находились — просто поверните голову.

— Для того чтобы «слетела крыша», герой «Ожидающего на перекрестках» приносит в жертву очень многое. Что же необходимо для этого в реальной жизни? Какие жертвы?

— Позвольте не отвечать на этот вопрос. Из очень простых соображений.

Во-первых, любой наш конкретный ответ может быть воспринят как рекомендация или руководство к действию. И начнут «слетать» совсем не те «крыши», какие ожидались.

Во-вторых, мы отвечаем на этот вопрос год за годом, слово за словом. Своими книгами (не сочтите за высокопарность). Наверное, потому, что иначе (коротко и однозначно) ответить не умеем.

Каждый решает эту задачу сам для себя.

Пусть так и останется.

— В чем причина повального увлечения фэнтези у нас и на Западе? Эскапизм ли это или же просто стремление к чему-то красивому, романтичному?

— Перефразируя классиков: если бы такого вопроса не было, его бы стоило выдумать. Поскольку времени на серьезную статью, посвященную этому вопросу, у нас нет (да и желания писать статьи — тоже!), поэтому отвечаем навскидку.

Правда, с ответом возникает море сложностей. Первое: повальное увлечение фэнтези в последние годы сильно пошло на убыль. Это правда. Эту правду подтверждают маркетинговые исследования крупных издательств: и здесь, и там. Видимо, девятый вал низкосортицы сделал свое дело. Далее: что есть жанр фэнтези? Нет, мы не станем вдаваться в литературоведческие подробности и не станем поминать многих критиков, которые нас, любимых, к вышеупомянутому жанру относят ничтоже сумняшеся. И все же, если условно определить жанр фэнтези как определенный джентльменский набор… То есть маги-бароны-драконы, эльфы-гномы-благородные воители… ах да, еще, конечно, прекрасные принцессы! В общем, условное европейское средневековье плюс магия и фольклорно-мифологические персонажи… Декорации привычного многим спектакля. Павильон сериала. Успех жанра (при таком определении) во многом кроется именно в привычности. Большинство таких книг как бы являются частями одного глобального сериала с гиперссылками. Общие декорации, общие амплуа, общие приемы. Народу это нравится. Не надо заново знакомиться с персонажами и антуражем, не надо напрягаться. Вполне можно обойтись познаниями на уровне двух-трех ролевок и кастрированным словарным запасом. Боимся, мы с нашим скверным характером только испортим зеленую лужайку, место для славного пикника легкокрылых эскапистов. Начнем вспоминать, что в средневеково-европейских городах выливали помои и ночные горшки с балконов на улицу — на головы благородным воителям. Что маги платили за свое мастерство так дорого и ужасно, как не снилось тем, кто по ночам мечтает о волшебной палочке. Что зимой в замках-дворцах было чертовски холодно, и под кринолин приходилось надевать валенки. Что походы чреваты водянками и стертыми ногами, что бароны воняли чесноком и перегаром, и жизнь вполне могла пройти от начала до конца в исключительно увлекательном занятии — окучивании репы… Что героя из нашего мира, попавшего в такой мир, прирежут на первом километре ради его ботинок. Что рекетмейстер — это не прикол, а реальный чиновник магистрата, ведающий сборами с лавок. Что только при описании гардероба персонажей необходимо использовать такие слова, как «тапперт», «шаубе», «гугель»… Иначе — вранье.

Дело в том, что вранье крайне привлекательно. Доступно. Просто в обращении. Умеет прикидываться мудростью, храбростью, надевает яркие личины. Ведь насколько легко часами обсуждать в сетевых конференциях виды магии исходя из десятка (сотни) прочитанных фэнтези-пособий. Такое впечатление, что все разбираются в магии, в фехтовании, в обороне замка… Может быть, причина эскапизма, причина повального увлечения еще и здесь? В возможности бесплатно ощутить себя знатоком? Надеть мамины туфли, папину шляпу, подойти к зеркалу и гордо сказать: «Я уже большой!»

А вот если определить жанр фэнтези по-другому, отнеся к нему Гоголя, Гомера, Булгакова, Рабле, Гофмана… Планка мигом поднимется крайне высоко. Возникнут калейдоскопы миров, воззрений, философских концепций, догматов и ереси, подлинной любви и подлинной ненависти. И тогда уже придется потрудиться: и читателю, и писателю. Здесь не выйдет «легко и приятно». Зато…

Далее — молчание.

— Когда критики анализируют классические литературные произведения, они зачастую ищут прототип каждого из персонажей. Нужно ли писать образы людей, богов и т. п., используя образцы из реального мира? И как у вас обстоит с этим?

— У нас всякий образ — собирательный. Не умеем мы взять реального человека и полностью отработать готовую кальку. Здесь, пожалуй, работает механика актера, входящего в роль. Что-то из пьесы, что-то из жизненного опыта, кусочек наблюдений, частица памяти, немножко самого себя… Когда все это складывается осколок к осколку, автор вдруг однажды изумляется: ожил! Нет, конечно, можно и вывести приятеля, да еще под реальной фамилией, чтобы «избранные» протащились: гляди, Гога! Вылитый! Только зачем это делать…

— Сейчас практически не пишут фэнтези в стихах. В принципе и раньше не писали, вернее, не называли этим термином, хотя можно привести примеры и Шекспира, и Шелли. Что можно посоветовать поэту, приступающему к написанию фэнтези-поэмы? И не планируете ли вы такое сотворить?

— Шекспир писал пьесы. Да, в стихах, но пьеса — особый жанр. А советовать что бы то ни было поэту, соберись он писать фэнтези-поэму, частушку или оду — гиблое дело. Никогда за такое не возьмемся: советовать поэтам. Сами же давно пишем одну большую поэму. Возьмите стихи из наших книг, сложите вместе — она, родимая, и получится.

— Раз речь зашла о Шекспире, то почему бы не написать пьесу-фэнтези? Проблема в трудности отразить в диалоге динамику действия? Или описать структуру мира? Или в чем?

— Вполне. Можно написать пьесу-фэнтези, пьесу-хоррор, пьесу-SF. И так далее.

Дело в другом — пьесы надо уметь писать. Это особый вид искусства. Где у тебя отнимают возможность текста от третьего лица (одни ремарки), где вынуждают обойтись диалогами, а это требует максимальной персонификации каждого действующего лица, где должен быть точно выстроенный событийный ряд, жесткая архитектоника, композиция, мастерский финал… Структура какого-то особого мира вообще может быть отражена не в тексте — в костюмах, декорациях, музыке, освещении, а это вообще епархия не драматурга, а режиссера и т. д. Это мы говорим как люди, немало лет отдавшие театру. А у О. Ладыженского еще и образование соответствующее. Очень это трудно — пьеса. Если честно, то мы сами давно ходим вокруг да около пьесы. И именно потому, что видим всю сложность проекта, до сих пор еще не рискнули. Но надеемся. Вот дуэт Дяченко рискнул: сделал пьесу «Последний Дон Кихот». Уже и поставлена «на театре». И на гастроли в Испанию театр съездил. Молодцы!