Наша первая революция. Часть I

Земский съезд не только не отрекся от монархического принципа, но положил в основу всех своих резолюций формулированную кн. Трубецким «идею» престола, как «живого средоточия власти».

Народное представительство выдвигается съездом не как единственное средство взять народу свои дела в свои собственные руки, но как средство объединить Верховную Власть с населением, в настоящее время разобщенные друг от друга бюрократическим строем (пп. 3, 4 и 10). Не самодержавие народа противопоставляется самодержавию царя, а народное представительство – царской бюрократии. «Живым средоточием власти» является не народ, а престол.

III. За кем учредительная власть?

Эта жалкая точка зрения, стремящаяся примирить царское самодержавие с народным верховенством, выразилась в совершенно предательском ответе на вопрос: кто и как осуществит то государственное преобразование, которое с такой зловещей для народа неопределенностью охарактеризовано в резолюциях земского съезда?

В последнем 11 пункте своих решений Совещание (так называет себя земский съезд) выражает «надежду, что Верховная Власть призовет свободно избранных представителей народа, дабы при содействии их вывести наше отечество на новый путь государственного развития в духе установления начал права и взаимодействия государственной власти и народа». На такой путь оппозиция хочет поставить дело государственного обновления России. Верховная власть должна призвать себе в помощь представителей народа. Резолюция и здесь, в этом решающем пункте, не говорит, какого народа. А между тем мы еще не забыли, что в «Программе русских конституционалистов», [40] которую «Освобождение» [41] объявило своей программой ^{6} , в роли таких представителей народа фигурируют депутаты от земств и дум, «по существу своему представляющих нижний этаж будущего конституционного здания»… «По необходимости, – говорит „Программа“, – приходится следовать историческим прецедентам и отдать эту подготовительную работу в руки представителей существующих учреждений общественного самоуправления… Такой путь вернее и лучше, чем тот „скачок в неизвестное“, который представляла бы всякая попытка выборов ad hoc для данного случая, под неизбежным в таких случаях правительственным давлением и при трудно-определимом настроении непривычных к политической жизни общественных слоев». («Освобождение», N 1.)

40

Эта программа была опубликована в N 1 «Освобождения» под заголовком «От русских конституционалистов» и состояла из требований умеренно-либерального характера.

41

«Освобождение» – либеральный двухнедельник, выходивший с 1 июля 1902 г. сначала в Штуттгарте, а потом в Париже, под редакцией бывшего социал-демократа и бывшего марксиста П. Б. Струве. Уже в первом N этого журнала была подчеркнута крайняя умеренность политических требований освобожденцев. Они сводились к созыву бессословного народного представительства, избранного губернскими земствами и думами больших городов. «Освобождение» являлось, таким образом, органом оппозиционных земских кругов и либеральной буржуазии. В дальнейшем, под влиянием роста революционных сил, «Освобождение» повернуло несколько влево. С 1903 г. журнал становится органом «Союза Освобождения». Временами он признает требование всеобщего, равного, тайного и прямого голосования и вообще принимает демократическую окраску. Богатство фактического материала доставляет ему большое распространение среди либеральной части буржуазии и дворянства. В начале революции, под влиянием сильного крена интеллигенции влево, «Освобождение» занимает уже нейтральную позицию. В дни апогея стачечного движения журнал резко нападает на революционную социал-демократию за ее «крайности», за развязывание стихийного движения масс и пр. После 17 октября 1905 г. журнал прекращается.

В 1906 г. тов. Троцкий дал следующую политическую характеристику этому журналу:

«Освобождение», – либеральная газета, издавалась с 1902 г. за границей, сперва в Штуттгарте, затем в Париже. Редактировал «Освобождение» г. Петр Струве, перебежчик из рядов социал-демократии. «Освобождение» отличалось при своем возникновении крайне умеренным характером. Оно переняло от земцев программу Земского Собора, как представительства дворянских земств и купеческих дум (см. N 1 «Освобождения»). Политическая поверхность и литературная посредственность составляли основные черты этой нелегальной газеты, которая, за отсутствием в России всякого свободного слова в то время, пользовалась значительным успехом в буржуазных и либерально-бюрократических кругах общества. Под влиянием революционных событий в России «Освобождение» стало испытывать давление со стороны своих левых сотрудников и временами высказывалось за всеобщее избирательное право. Впрочем, циничная беспринципность редактора лишала демократизм «Освобождения» всякого значения: газета противоречила себе на каждом шагу и, под влиянием первого ветерка, передвигалась слева направо и справа налево.

Основная задача «Освобождения», выступающая сквозь все его противоречия, может быть охарактеризована так: объединить вокруг либеральных земцев демократическую интеллигенцию; посредством этой демократической интеллигенции создать в населении доверие к земцам, – и затем использовать популярность земцев для соглашения с царским правительством. Народной революции «Освобождение» боялось, не верило в нее и все время стояло на антиреволюционной точке зрения. За два дня до 9 января 1905 г. «Освобождение» писало: «Революционного народа в России нет». В последнем N, во время октябрьских дней, «Освобождение» нападало на социал-демократов за университетские митинги, сыгравшие огромную роль в русской революции. После 17 октября редактор «Освобождения» вернулся в Россию, где в еженедельной газете «Полярная Звезда» стал на крайнем правом крыле кадетской партии и в нападках на революционеров соперничал с «Новым Временем». «Полярная Звезда», как и ежедневная газета Струве «Дума», погибла за отсутствием читателей".

Но допустим далее, что представители этого квалифицированного «народа» собрались, – и начинается конституционное учредительство. Кому принадлежит решающий голос в этой работе: Престолу, «живому средоточию власти», или народным представителям? Этот вопрос решает все.

Резолюция Совещания говорит, что выводить наше отечество на новый путь будет Верховная Власть при содействии призванных ею представителей народа. Таким образом, учредительную власть земское Совещание вручает не кому иному, как короне. Самая идея Всенародного Учредительного Собрания, [42] как верховной инстанции, здесь совершенно устранена. В установлении «начал права» корона пользуется «содействием» народных представителей, – если же она вступает с ними в конфликт, она обходится без их содействия, она их отсылает через те же ворота, через которые она их призвала.

42

Лозунг Учредительного Собрания сыграл большую прогрессивную роль в истории первой русской революции. Выставляя этот лозунг, соц. – дем. – большевики ориентировали массы на свержение царского правительства, как на необходимый предварительный этап для возможности практического осуществления этого лозунга. В то же время подчеркиванием этого лозунга большевики разоблачали мнимую революционность русских либералов и кадетов, долгое время не желавших идти дальше лозунга «земского собора», созываемого царским правительством. Меньшевики же не сразу открыто ориентировались на этот боевой для тогдашней эпохи лозунг, допуская возможность эволюционного превращения Государственной Думы в Учредительное Собрание. Революция 1917 года, поставившая перед рабочим классом и крестьянством во всю ширь задачу свержения не только остатков дворянского строя, но и всего буржуазного общественного порядка, обнаружила относительность значения всяких лозунгов, выставляемых в различные эпохи. Лозунг Учредительного Собрания после февральской, а в особенности после Октябрьской революции, выдвинувших новые формы революционной организации масс – Советы, стал лозунгом реакционным, вокруг которого сплотились все контрреволюционные силы, не желавшие допустить осуществления пролетарской диктатуры в форме Советской власти.

Именно такую, а не иную организацию учредительной власти, именно этот, а не какой-либо другой путь учредительных работ указывает резолюция земского Совещания. На этот счет не нужно себе создавать какие бы то ни было иллюзии. А ведь такое решение вопроса заранее ставит всю судьбу русской конституции в зависимость от усмотрения короны!

В период учредительных работ, как и во всякий другой период, может быть только одна «Верховная Власть», – она может принадлежать либо короне, либо Собранию. Либо корона, работающая при содействии Собрания, либо Собрание, работающее при противодействии короны. Либо суверенитет народа, либо суверенитет монарха.

Можно, разумеется, попытаться истолковать одиннадцатый пункт резолюции земского Совещания в том смысле, что корона и собрание представителей, как две независимые друг от друга и потому равноправные силы, вступают в конституционное соглашение. Это будет наиболее благоприятное для земских резолюций допущение. Но что тогда окажется? Корона и собрание независимы друг от друга. Каждая из сторон вправе ответить «да» или «нет» на предложения другой стороны. Но это значит, что две вступающие в переговоры стороны могут не прийти ни к какому соглашению.

Кому же будет принадлежать в таком случае решающий голос? Где взять третейского судью? Предположение двух равноправных сторон привело нас к абсурду: нам понадобился на случай конфликта между короной и народом – а такой конфликт неизбежен – третейский судья. Но жизнь никогда не останавливается в затруднении пред юридическим тупиком. Она всегда находит выход.

Таким выходом и явится, в конце концов, революционное провозглашение народного верховенства. Только народ может явиться третейским судьей в своей собственной тяжбе с короной. Только Всенародное Учредительное Собрание, не только независимое от короны, но и обладающее всей полнотой власти, держащее в своих руках ключи и отмычки всех прав и привилегий, имеющее право безапелляционного решения по всем вопросам, не исключая из их круга и судеб русской монархии, только такое суверенное Учредительное Собрание сможет беспрепятственно творить новое демократическое право.

Вот почему честная и последовательная демократия должна неустанно и непримиримо апеллировать – не только через преступную голову монархии, но и через ограниченные головы призванных ею «для содействия» представителей квалифицированного народа – должна неустанно и непримиримо апеллировать к самодержавной воле народа, выраженной в Учредительном Собрании путем всенародного, равного для всех, прямого и тайного голосования.

Нужно ли напоминать, что земская программа ни единым словом не касается аграрного и рабочего вопросов? Она это делает так просто, как будто в России этих вопросов совершенно не существует…

Резолюции земского Совещания 7, 8 и 9 декабря – высшее, что дал земский либерализм. В последовавших затем губернских земских собраниях он делает несколько шагов назад от ноябрьских решений.

Только вятское губернское земство подписывает программу земского Совещания целиком.

Ярославское губернское земство «твердо верит», что Николаю «угодно будет призвать выборных представителей к общей работе» – в целях «сближения Царя с его народом» – на началах «большей» (!) равноправности и личной неприкосновенности". «Большая» (чем ныне) равноправность царского народа вовсе не исключает, разумеется, ни политического, ни даже гражданского неравноправия.

Полтавское земство повторяет в своем адресе десятый пункт резолюции, трактующий о «правильном участии народных представителей в осуществлении законодательной власти», но ни словом не упоминает о «политическом равноправии» и вообще ничего не говорит о формах «народного представительства».

Черниговское земство «всеподданнейше просит Его Величество услышать искреннее и правдивое слово русской земли, для чего призвать свободно избранных представителей земства и повелеть им (!) независимо и самостоятельно начертать проект реформ… и проект этот дозволить (!) непосредственно представить Его Величеству». Здесь «представители земства» ясно и открыто названы, как представители «русской земли». Черниговское земство просит о том, чтоб этим представителям был дан только совещательный голос, только право начертать и представить проект реформ. И еще черниговское земство «всеподданнейше просит», чтоб представителям русской земли повелено было быть независимыми и самостоятельными!

Бессарабское земство просит министра внутренних дел о созыве «представителей губернских земств и важнейших городов Империи для совместного обсуждения» предполагаемых реформ.

Казанское губернское земство «глубоко верует, что при изыскании способов проведения в жизнь Самодержавной Воли не будут лишены голоса свободно выбранные для той цели представители земства».

Пензенское земство повергает «верноподданническую беспредельную благодарность» за реформы, предначертанные в царском указе, и, с своей стороны, обещает «ревностное служение… в обширной сфере местного благоустройства».

Петербургское земство, по инициативе г. Арсеньева, подписавшего, в числе прочих, резолюции земского Совещания, предполагает возбудить ходатайство о том, чтобы «представители земских и городских учреждений были допущены к участию в обсуждении правительственных мероприятий и законопроектов».

Костромское земство ходатайствует о том, чтоб проекты, касающиеся земской жизни, подвергались предварительно обсуждению земцев.

Другие земства ограничились верноподданническим благодарственным восторгом по поводу царского указа или просьбой по адресу князя Святополка – «сохранить в душе драгоценный обет доверия».