Наше море

Как Глухов и предполагал, сторожевые катера ночью снова посылали конвоировать транспорт, но теперь уже в обратном направлении - в Поти. Сторожевой корабль «Шторм» и тральщик «Мина» оставались с танкером.

Закончив инструктаж командиров катеров, Куделя спросил у Глухова, закуривая трубку:

–  Может, чайку выпьем по стаканчику, а? У меня и лимон есть. А главное - чай-то какой! Посмотри!

Он подошел к потайному шкафчику в стене и достал с полки металлическую коробочку. Там, завернутый в станиолевую бумагу, лежал темный, с густым запахом, байховый чай. Глухов взял открытую коробку, понюхал со значительным видом и улыбнулся. Он знал пристрастие Кудели к этому напитку и похвалил чай. А чай и в самом деле был чудесный.

Куделя, заметив, что напал на знатока, спрашивал:

–  Чуешь? Это «Букет Абхазии». Чай настолько чуткий, что вбирает в себя все запахи. Придете вы, катерники, с моря и принесете с собой запахи соленого моря - чай будет морем припахивать; зайдут в комнату рыбаки - рыбой будет отдавать. Аромат и крепость такие, что выпьешь два стакана - и до утра работай, ночи не заметишь. Чудесная штука! Эй, вестовой, иди-ка сюда, милый!

Но Глухову не пришлось попробовать чудесный напиток. Из соседней комнаты с надписью на двери «Оперативный дежурный» быстро вышел офицер, с повязкой на рукаве и доложил:

–  К базе приближаются самолеты противника. Разрешите объявить воздушную тревогу!

–  Да, да!
– быстро подтвердил Куделя, и тотчас завыли сирены на кораблях и береговых постах.

Темное небо бороздили белые лучи прожекторов. Стреляли вынесенные на горы зенитные батареи. Бежать к катерам было далеко. «Дернул же меня черт, - думал Глухов, - поставить их у этих пирсов».

Два «юнкерса» прорвались через огневую завесу, и на рейд обрушились бомбы, вздымая воду. На берегу, возле пакгаузов, взметнулось пламя. Глухов теперь ясно видел, что пожар вспыхнул там, где стояли его корабли.

–  Быстрее! Быстрее!
– кричал он командирам. Горела [90] деревянная пристань, и за дымом катеров не было видно. Лишь изредка сквозь пламя и дым проглядывали верхушки мачт.

Деревянный настил, пропитанный бензином и маслом, трещал и горел. У прыгнувшего было в огонь лейтенанта Баженова затлелась фуражка и обгорели брюки, пожарные вытащили его и облили водой.

–  Ну что ж, хлопцы, пошли вплавь!
– сказал Глухов. Вынув из внутреннего кармана партийный билет, он положил его в фуражку, нахлобучил ее на голову и, бросившись в воду, поплыл в обход горящей пристани. С ним плыли и командиры катеров.

Когда Глухов поднялся на палубу катера, моторы уже работали. Катера один за другим отходили на рейд. На мостике возле телеграфа стояли помощник командира катера и замполит Косидлов.

От пожара на рейде стало светло, видны были огромные транспорты, поднимающие якоря и готовые к выходу в море.

–  Хлопотливый нынче выдался день, - сказал Глухов Косидлову, поднявшись на мостик.
– Даже искупаться пришлось. Ну что ж, опять идем в море!

Глава седьмая.

Под флагом корабля

Над заснеженными хребтами Кавказских гор поднялось ослепительное солнце. Заблестело и заискрилось спокойно лежащее у берегов темно-зеленое море, и сразу отчетливо стали видны мачты и корпуса кораблей, идущих вдоль берега. Утро было солнечное, веселое, бодрое. Командир тральщика «Мина» капитан-лейтенант Стешенко, стоя на ходовом мостике корабля, улыбался каким-то своим мыслям, подставляя лицо теплым лучам солнца. Жмурясь, он спокойно поглядывал то на круглые корабельные часы на мостике, то на идущий в голове отряда кораблей тральщик «Гарпун», на котором находился командир конвоя.

Вчера таким же солнечным утром Василий Константинович Стешенко, весело напевая, умывался у себя в каюте, когда в дверь постучали, вошел сигнальщик Корниенко.

–  Вам семафор из штаба базы!
– доложил он, улыбаясь.

–  Ты почему такой веселый сегодня?
– спросил Стешенко, вытирая полотенцем руки и не замечая того, что и сам он улыбается.
– Что там такое? Давай-ка посмотрим!
– И Стешеико влажной еще рукой развернул бланк семафора.

Оперативный дежурный передавал приказание: корабль изготовить к походу, а командиру явиться на инструктаж в штаб.

–  Ну вот и славно!
– проговорил Стешенко, прочитав [92] семафор.
– В море идем, Корниенко, а то застоялись в базе, уже и днище ракушками обросло!

Стешенко, конечно, шутил, в базе они - стояли всего лишь одну ночь, вернувшись из трудного похода.

Инструктаж конвойных кораблей проводил начальник штаба базы капитан 2 ранга Куделя. Он никогда не повышал голоса, но то, что приказывал, всегда было обоснованно, охотно и безоговорочно выполнялось подчиненными.

Куделя сообщил, что для авиации, дислоцирующейся в Геленджике, срочно требуются бомбы. Ими загружали сейчас в порту транспорт «Интернационал». К вечеру погрузка должна быть закончена. Так как в районе Геленджика после наступления темноты рыщут немецкие торпедные катера, а днем налетают самолеты, конвой лучше отправить перед рассветом, с тем расчетом чтобы днем он шел возле высокого берега. В случае нападения самолетов противника командир конвоя должен не допустить их к транспорту и немедленно вызвать истребители; транспорту же следует, насколько позволяют глубины, прижиматься к берегу под защиту своих батарей.

–  Обстановка сложная, но авиационные бомбы нужно доставить любой ценой!
– заключил Куделя.

Командиром конвоя был назначен сослуживец Стешенко командир тральщика «Гарпун» Григорий Петрович Кокка, стройный молодой офицер, человек осторожный и предусмотрительный.

Стоя на мостике корабля, Стешенко думал о задаче, которая была ему поставлена. Упругий бег корабля, солнечные зайчики, отражавшиеся от котелка компаса, и свежий ветерок, шевеливший пристопоренный уже для подъема корабельный флаг, - все создавало приподнятое настроение.

Полчаса назад, когда корабли проходили мимо бухты Джубга, был замечен немецкий самолет-разведчик. Пролетая высоко в небе, он держался в стороне, но, безусловно, следил за движением конвоя.

–  Корниенко!
– сказал Стешенко сигнальщику, стоявшему на правом крыле мостика.
– Сегодня на вахте надо смотреть особенно зорко. Вражеские самолеты могут каждую минуту свалиться на корабль.

Стешенко полюбил этого рослого белокурого матроса - лучшего сигнальщика. Не один поход они вместе [93] провели на мостике, и не раз выручали тральщик зоркие глаза матроса Григория Корниенко. Всевидящие «глаза корабля» - так называли его все.

В прошлом походе, после боя у берегов противника, Стешенко дал сигнальщику Корниенко рекомендацию для вступления в партию.

–  Самолеты противника на норд-весте! Курсовой угол… высота… - доложил сигнальщик Корниенко.

Стешенко повернулся к борту и поднял к глазам бинокль.

В голубом прозрачном небе были видны увеличенные в несколько раз биноклем характерные силуэты «юнкерсов».

–  Поднять сигнал: «Самолеты противника на норд-весте», - скомандовал Стешенко и объявил боевую тревогу.