Наше солнышко

– Па, да я ночью с работы пришел. И рубанулся. Все, я уже выхожу.

– Давай быстрее.

В половину одиннадцатого сын подогнал машину, вынес гробик с Пашенькой и положил на заднее сиденье, сел за руль, рядом села Настенька, и они поехали в храм. Мы положили крест и веночки в газель, сели сами и двинулись следом.

В храме нас уже ждали и все было приготовлено. Павлуша лежал в гробике посреди храма. Все стали полукругом. Витя с Настей стали первыми так, чтобы им было видно своего сыночка. Я раздал всем свечи.

Вышел батюшка. Мы зажгли свечи и батюшка стал отпевать наше солнышко. Отпевал его по особому чину, не так, как отпевают взрослых. Я смотрел на Витюшку и Настеньку и по их лицам я понял, что они вслушиваются в каждое слово канона. Батюшка называл нашего Пашеньку блаженным младенцем Павлом. Когда отпевание закончилось, то батюшка сказал в утешение маленькую речь. Смысл его слов был примерно таким, какой я хотел донести и до Витюшки, отвечая на его вопрос: почему Бог забирает младенцев. Только батюшка произнес свою речь лаконично, емко и глубоко, да с такой силой и уверенностью, что по лицам Витюшки и Насти я понял: немного утешились.

После отпевания мы вышли из храма. Витюшка отнес гробик с Пашенькой в машину, потом он и Настя сели в машину и поехали на кладбище. Мы взяли с собой женщину из церкви, которая решила помочь правильно похоронить младенца, сели в газель и поехали.

Я позвонил сыну Данилке:

– Данечка, ты где?

– Проезжаю журавлей, па. Выйду возле ставка. Через полчаса буду.

– Ну, хорошо. Успеешь как раз.

Когда приехали на кладбище, то гробик с Пашенькой уже стоял на двух стульчиках. Поодаль стояли трое мужчин, которые выкопали могилу. И началось прощание. Это все было так страшно и ужасно, что описать невозможно. Даже копатели стояли и плакали.

Первыми прощались со своим сыночком папа и мама. Долго сидели на корточках рядом и гладили пальцами бровки, носик, щечки Пашеньки. Что-то шептали и плакали. Потом подошли мы с женой. Бабушка склонилась над внучеком и что-то говорила ему, солнышком называла, а я смотрел на Павлушу и думал, что вот передо мной лежит святой мученик. И когда жена отошла в сторону, тогда я стал на колени, поцеловал Пашеньку в прохладный лобик и воздал ему честь, какую воздают мощам или иконам святых.

Стали подходить прощаться остальные. Я огляделся. Парень, который остался хоронить и закапывать, стоял и вытирал слезы.

Я достал телефон:

– Данечка, ты где?

– Да вот только вышел из маршрутки. Иду возле ставка.

– Данил, - говорю ему, - иди от ставка по дороге к кладбищу, а там сверни на дорогу, которая идет к новому кладбищу. Иди по ней. Мимо нас не пройдешь.

– Хорошо.

Я подошел к Витюшке и сказал:

– Данилка идет возле ставка. Через десять минут будет здесь.

Витя кивнул и продолжал смотреть на Пашеньку.

Я вышел на дорогу, чтобы встретить Данилку. И увидел, что он бежит изо всех сил. Подбежал к маршрутке, кинул на сиденье свой рюкзак и быстро пошел прощаться.

Когда Данилка увидел Пашеньку, то по глазам его я понял, что это было для него, наверное, самое страшное из всего, что ему приходилось видеть до этого. Он смотрел и плакал. Витюшка обнял брата, улыбнулся сквозь слезы и сказал:

– Правда, он у меня красавчик?

И Данилка кивнул, вытирая нахлынувшие слезы.

Потом присел на корточки возле гробика и так же, как Витюшка, стал гладить Пашеньку пальцем по бровкам, носику и щечкам. Потом встал и отошел в сторонку. И Витюшка с Настенькой присели возле Пашеньки и долго смотрели на него. Потом посмотрели друг на друга, кивнули друг другу, и Настенька сделала последнее страшное движение: накрыла уголком личико Пашеньки. Потом они встали и отошли в сторону.

Подошла та женщина из церкви, посыпала крестообразно трижды Павлушу освященной землей, произнося:

– Во имя Отца. И Сына. И Святаго Духа.

Потом подошли могильщики и сделали еще две страшных вещи. Накрыли крышкой и забили гвоздями. Все заплакали. Двое могильщиков собрали лопаты и пошли с кладбища, а один парень с лопатой остался, прыгнул в яму и стал ждать.

Витюшка взял гробик с драгоценной ношей и пошел к яме. Я пошел впереди, чтобы предупредить и помочь. Мы подошли к яме, я взял за гробик и направил его, чтобы положить Пашеньку ножками вперед. Витюшка передал гробик могильщику, который стоял в могиле внизу. Тот аккуратно и осторожно взял гробик и положил на дно ямы. Потом вылез, и мы стали хоронить. Все кинули трижды землю на гробик и тот парень стал закапывать. Он закапывал, плакал и не стеснялся слез. Потом вставил, когда нужно, крест, и продолжал закапывать. Потом хорошо оформил могилку. Поставил венки и корзинки, сказал "Царство Небесное" и ушел, не оглядываясь, восвояси. Могильщики не взяли с нас денег и отказались от магарыча.

Я обнял Настеньку и сказал:

– Настенька, скорби, но не терзайся. Пашеньке сейчас очень хорошо, он, наверное, смотрит на вас, да удивляется вашим слезам. Ведь ему очень хорошо.

– Да я все понимаю, - только и смогла произнести Настенька.

Я оглянулся. Жена утешала Витюшку и тоже ему что-то говорила.

Мы сели по машинам и поехали в наше поселковое кафе. Там на летней веранде уже накрыли столы для поминок.

Вышли из машин возле клуба, подошли к веранде, помыли руки от земли и стали рассаживаться за столы. Витюшка обратил внимание, что Данилки нигде нет и пошел искать брата. И нашел его возле клуба. Данилка стоял на углу и плакал. И не хотел, чтоб его видели. Потом обернулся, увидел Витюшку и пошел к нам.

После поминок все, кому было надо уехать, уехали, а я с женой, доченька Юлька с зятем и сын Данилка - все собрались в квартире у Витюшки с Настей.

Сваха привела внука Алешку, и тот стал играть со всеми, что-то рассказывать, в общем, не давал горевать. Витюшка с Настей заулыбались. Пошли разговоры ни о чем, лишь бы не о похоронах. Данилка подарил Витюшке подарок, который хотел подарить еще в августе на день рождения, да Витюшка был тогда уже в Астрахани.

Мы сидели до вечера и разговаривали, не давая детям затосковать. Потом я с женой ушли домой и дали волю слезам. А Юлька с мужем, Данилка и Настина сестра Катя остались у Витюшки с Настей и были у них до половины десятого вечера.

Потом Данилка пришел к нам, Юлька с зятем уехали домой, Катя тоже ушла, и Витя с Настей остались одни. И вся ночь была их. И отревели они и отрыдали.

На следующее утро, как положено по обычаю, мы все собрались возле могилки Пашеньки. Я принес четыре детских погремушки, и жена повесила их на крест. И они колыхались на ветру и тихо тарахтели. Жена принесла еще бутылочку для внука и молока, чтобы налить и поставить на могилку. И я не посмел возразить, что это языческий обычай, тем более, что мы не обычаи совершали, а как бы вдогонку пытались дать Павлуше то, что он уже так никогда и не попробует. Поэтому и Настя принесла игрушечного мишку, которого купили для Пашеньки.

Прибежала к нам какая-то красивая рыженькая кошечка, которая была беременна. И мы ее и напоили этим молоком.

Жена стала утешать Настеньку и говорить ей примерно те же слова, что и я говорил Витюшке.

Настя выслушала и сказала:

– Пашенька ночью сегодня к нам приходил, игрушками играл. У нас эти игрушки Алешкины музыкальные, что на батарейках, они все заиграли по очереди ночью. И так было три раза.

Витюшка подтвердил. И добавил, что когда он после этого заснул, то Пашенька ему явился во сне и сказал, что у него любимые цветы - ромашки.