Нашествие чужих: заговор против Империи
Шрифт:
Ну а когда гражданская война снова, казалось, начала клониться к победе большевиков, беды России дополнились очередными реформами. И опять по моделям «гения экономики» Ларина. Теперь продразверстка и всеобщая трудовая повинность в городах должны были дополниться «коммунизацией» крестьян. Кампанию по реализации этих замыслов возглавили Свердлов, Троцкий и нарком земледелия масон Середа. От последующей сталинской коллективизации она очень отличалась. Обобществлению подлежало абсолютно все имущество — скот, птица, сады, огороды, даже избы, швейные машинки, инструмент кустарей. Члены «коммун» должны были трудиться бесплатно, получая за это порцию еды в общественной столовой. И жить должны были в общих помещениях наподобие казарм. Централизованно распределяться на работы. Отдавать детей для коллективного воспитания. Что же касается товарообмена, то он теперь уже полностью исключался — да и чем обмениваться, если у людей не оставалось ничего собственного?
36. Как Антанта «мирила» красных и белых
Большевики побеждали, утверждались
Но… в том-то и дело, что Запад не намеревался спасать Россию. Разве для того ее так упорно и целенаправленно разрушали, чтобы потом спасать? Вильсон говорил:
«Всякая попытка интервенции в России без согласия Советского правительства превратится в движение для свержения Советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм» [323] .
А Ллойд-Джордж открыто заявлял в английском парламенте:
323
Меркулов Д. Н., Бобровник В. М., Контрреволюция и национальная идея России, М., 2003.
«Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более спорным вопросом, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании. Один из наших великих людей, лорд Биконсфилд, видел в огромной, могучей и великой России, катящейся подобно глетчеру по направлению к Персии, Афганистану и Индии, самую грозную опасность для Британской империи».
18 октября 1918 г., в те самые дни, когда по советским городам гремели расстрельные залпы красного террора, Госдепартамент США принял план экономического сотрудничества с Советской Россией. Для этого в военном отделе министерства торговли была создана русская секция с первоначальным капиталом, взятым из президентского фонда [324] . Связь между Москвой и США по-прежнему существовала, действовала четко. И на дружественный шаг большевики отреагировали сразу же. Как доносил в Берлин германский агент доктор Шубарт, уже 19 октября Чичерин направил ноту президенту Вильсону. Текст ее составил Радек. Делались «предложения о предоставлении железнодорожных, сырьевых и т. д. концессий или об уступке территорий в Сибири, на Кавказе, в Мурманском крае как сумма выкупа за дальнейшую военную борьбу с империализмом Антанты».
324
Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция, М., Русская идея, 1998.
В это же время Вильсон направляет личный приказ секретарю американского посольства в Лондоне Батлеру — «обстоятельно познакомиться» с советским эмиссаром Литвиновым. А советского представителя в Швейцарии Шкловского сменяет Залкинд — доверенный сотрудник Троцкого. Тот Залкинд, который после революции изымал документы о связях с Германией, оставив в архивах улику, доклад об изъятиях. По информации посольства США в Лондоне, Залкинд был обязан этим назначением не кому иному как полковнику Робинсу — который счел Залкинда подходящим для контактов на нейтральной почве [325] . Сам же Робинс все еще благополучно пребывал в Москве, поддерживал связи с Троцким. Английскую и французскую миссию чекисты разгромили, ликвидируя заговор Локкарта, а американская миссия Красного Креста неким «чудом» сумела избежать ударов и остаться в стороне от скандального дела.
325
Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция, М., Русская идея, 1998.
А вот посол Френсис в изменившихся условиях оказался не у дел. Он был вполне на месте в 1916 г., устанавливая дружбу с либеральной оппозицией, вполне на месте в 1917 г., парализовав иностранную поддержку Корнилову. Весной 1918 г. вместе с англичанами, французами, Робинсом активно участвовал в процессах формирования и вооружения Красной армии, но слал в Вашингтон предложения — что новую армию, которую возглавят иностранные инструкторы и русские военспецы, можно будет обратить не только против немцев, а против большевиков. Ну а в ноябре 1918 г., находясь в Архангельске, Френсис счел, что с Советской властью и впрямь пора кончать. Направил своему правительству обстоятельный доклад, где все было рассчитано и доказывалось, что сделать это легко. Достаточно перебросить в Россию 150–170 тыс. солдат, двинуть их на Москву и Петроград, а потом передать власть Учредительному
Собранию. После этого доклада Френсис был… отозван [326] . Очевидно, перестал соответствовать тонкостям высшей политики.326
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.
Ее уточняли и прорабатывали не только в США. В октябре 1918 г. британский кабинет поручил министерству иностранных дел подготовить доклад о настоящей и будущей политике в отношении России. И ни о какой «единой и неделимой», за которую боролись белогвардейцы, речь не шла. Бальфур «не пожелал видеть границы России прежними» и объявлял, что «любое правительство, утвердившееся с английской помощью, должно быть поддержано». Ставилась задача «поставить на ноги национальные правительства в каждом из балтийских государств и, если нам удастся, в Польше», отчленить Кавказ, поддержать закавказские государства, подталкивая их к самоутверждению. Признавалось желательным расширить британскую зону влияния «на территорию между Доном и Волгой». А также, удерживая под своим контролем Архангельск, оказать покровительство финнам и карелам — и возникнет еще одна обширная зона британского влияния.
Между союзниками по Антанте возникали и некоторые разногласия. Французы предлагали попросту поделить нашу страну. Англичане же считали, что этого не потребуется, что большевики сами «отделят свою Россию» и своей политикой вызовут отчуждение «другой России» — Прибалтики, Украины, Польши, Сибири. Словом, чья позиция была более «дружественной», трудно сказать. Французский премьер Клемансо, например, призывал «напустить на Россию всю Восточную Европу — финнов, эстонцев, поляков, румын, греков» (и опять отметим акцент в терминологии — напустить не на большевиков, а «на Россию»). В планах расчленения нашей страны Франция вспомнила о своих давних симпатиях к Польше и Румынии, решила делать ставку на них. Требовала значительно расширить их территорию, поддержала польские претензии на украинские, белорусские и русские земли. Поддержала и румынские претензии на Молдавию и Приднестровье. И настаивала, что новая западная граница России должна пройти по Днепру. Или, в «худшем случае» — по Бугу и Днестру [327] .
327
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.
И белые военачальники, воины их армий, да и простые граждане России были неприятно поражены теми событиями, которые стали вдруг твориться по окончании Мировой войны. 16 ноября британская эскадра вошла в Черное море. В Новороссийске ее встречали с бурным восторгом, хлебом-солью. Прибыла долгожданная помощь союзников! Высадившийся отряд англичан приветствовали, захлебываясь слезами радости. Но этот отряд тут же был отправлен… в Баку. Потому что в договоре о перемирии с Германией статья 15 предусматривала оккупацию Баку англичанами (хотя спрашивается — какое отношение имела Германия к российским нефтепромыслам?) Французские дивизии вместе с греками и румынами прибыли в Одессу. Предоставили русскому десанту Гришина-Алмазова с боем разогнать петлюровцев, а потом, уже беспрепятственно, сами высадились на берег. Но французское командование в Одессе принялось налаживать связи вовсе не с Деникиным, а с… Директорией Петлюры. При этом в глубь страны союзники двигаться вообще не собирались, имея лишь ограниченную задачу — прикрыть Румынию и обеспечить, чтобы она удержала за собой Молдавию.
На Восточном фронте командование Антанты под предлогом окончания войны вывело вдруг из боевых действий Чехословацкий корпус (выросший до 60 тыс.). На фронте возникли «дыры», чем не замедлили воспользоваться красные. Пали Оренбург, Уфа. Колчак лихорадочно пытался предотвратить катастрофу, вел переговоры, умолял союзников о помощи. И некоторые чехословацкие части соглашались воевать дальше. Дескать, так и быть, мы можем вернуться домой, наступая вместе с колчаковцами на запад. Но они получили строгий запрет от своего политического руководства во главе с Т. Масариком [328] . А представители Антанты предложили Колчаку другой вариант. Пообещали уговорить чехов остаться в России с тем, чтобы они (за хорошую плату) несли тыловую службу. Тогда русские части можно будет снять с охраны тыловых районов, железной дороги, и направить на фронт.
328
Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция, М., Русская идея, 1998.
Адмиралу выбирать не приходилось, соглашение было достигнуто. В результате под охрану чехов была передана Транссибирская магистраль — и фактически перешла под полный контроль иностранцев. Мало того, союзники попытались вообще подмять под себя командование и власть на Востоке. Верховный Совет Антанты, заседавший в Париже, назначил генерала Жанена главнокомандующим всеми русскими и иностранными войсками в Сибири. Но тут уж Колчак возмутился. Право чужеземцев распоряжаться русской армией отверг и назначения не признал. Что ж, союзники не спорили, пошли на попятную. Сделали вид, будто «ошибочка вышла», за Жаненом оставили пост главнокомандующего только иностранными войсками. Но Колчаку строптивость и готовность отстаивать национальные интересы запомнили, сделали «заметочку» на будущее.