Нашествие гениев
Шрифт:
Городок у нас не очень большой, но и не три дома на двух улицах: есть парк, кинотеатры, музеи, вот только потащила меня двинутая отаку почему-то в мемориальный парк. С чего бы? Хотя, может, неподалеку выставка какая? Там ведь музей недалеко… Но это было бы нонсенсом: Юля музеями интересовалась «постольку поскольку», а уж краеведческими — никогда в жизни.
Алая надпись о любви к голубой луне замелькала между деревьями и памятниками. Что моя подруга искала в густых зарослях кустарника, я понять не могла, но через пять минут после того, как она скрылась в «чаще», раздался победный вопль бабуина, одержавшего верх
— Вот! — она протянула мне странного вида коробочку и заявила: — Я вчера нашла на сайте наших городских анимешников запись, что здесь спрячут карту к мечте. Она твоя! Я разгадала очень-очень сложный шифр и получила указания к месту, где зарыта карта.
— Ну ты даешь, спасибо! — усмехнулась я и открыла небольшую черную коробочку с серебристым черепом на крышке. Внутри оказалась карта, но не обычная — это была схема канализации города, причем у одного из люков стоял жирный красный крест. Сориентировавшись по GPS, мы ломанулись к искомому месту. Всегда мечтала поиграть в «остров сокровищ» — бойтесь мечтать, мечты иногда сбываются…
Через полчаса мы были уже у канализационного люка.
— И что делать? — вопросила я шинигами.
— Без понятия, — развела руками любительница яоя. — Давай-ка поищем рычаг и вскроем люк.
— Ага, и нам намылят шеи дворники, — фыркнула я. Люк находился во дворе жилого дома, и незамеченными мы остаться не могли.
— Да плевать, — отмахнулась Юля. — В конце концов, один раз живем. А мыло мы потом с шей соберем и в баночку сложим. На черный день. Вдруг ядерный грибок накроет? Мыльные фабрики закроются.
— Тебе не до мыла тогда будет, — фыркнула я.
— А шинигами ядерная атака по барабану, — пожал плечами «Грелль». — Равно как и демонам, мой Себастьянчик.
Я закатила глаза и поплелась искать дубинку. Да, у Юли была странная привычка: заболев каким-то аниме, она начинала звать меня именем персонажа, в которого был влюблен ее любимый герой, но, учитывая ее любовь к Боре Моисееву и голубой луне, она перевирала каноны, подстраивая их под свое видение, так что долгое время я была «Элюшкой», после чего последовала серия различных мужских имен, не прекращающаяся до сих пор. А у меня ведь и свое имя есть, родное. Русское и, что удивительно (хотя почему удивительно-то? Юлька мне мозги напрочь замусорила уже), имя это женское. Маша. Ну, или просто Мария. Как в мыльной опере.
Найдя дубинку, Юля с вороватым блеском в глазах позвала меня к люку и совершила акт вандализма, вскрыв канализацию.
— «На нас дохнуло ветром с помойки», — прокомментировала я аромат затхлости, исходивший из колодца. — И что дальше?
— Не знаю, — растерялась «Греллюшка». Но что-то делать нам не пришлось, ибо к люку подошла дама с собачкой, а точнее, леди бальзаковского возраста с чихуа-хуа на поводочке, после чего мы были обруганы и облаяны. Нас заставили водрузить крышку на место, но я заметила, что с внутренней стороны железной «копеечки» гулливеровского размера что-то написано.
— «Onegai shimasu, приди из мира Мейфу, дитя Энма-чо, преодолев расстояние и запреты Джу-о-чо! Makeru mon ka!» — прочла я и впала в ступор. «Пожалуйста» и «я никогда не сдамся» на японском — что за бред?
Резкий порыв ледяного ветра
водрузил крышку люка на место, а из переулка во двор зашла высокая женщина, выглядевшая более чем странно: на ней красовались болотно-зеленое платье в крупный белый горох и вельветовая жилетка песочного цвета, а венчался этот модный беспредел лисьим хвостом на шее. Это боа? А у дамы крыша уехала далеко, или ее еще можно догнать?Дама непонятного возраста, но явно не младше пятидесяти, худая как палка (я и то по сравнению с ней бройлер), подошла к нам вплотную и, игнорируя вопрос собачницы: «Женщина, Вы кто?» — впилась в меня холодным взглядом. Честного говоря, по коже побежал табун диких и необъезженных мурашек: глаза у женщины были абсолютно черные — без радужки, один зрачок, а взгляд заставлял задуматься, нет ли у меня незаконченных дел, и не стану ли я подобием Каспера, но менее дружелюбным, минут эдак через пять.
— Кого ты хочешь видеть? — спросила женщина хриплым грудным голосом.
— В смысле? — опешила я.
— Назови любой мир, и сон станет явью.
— Вааай! Кавай! — проверещала Юля. — «Дворецкого», «Дворецкого» проси! Себастьянчик, Греллюшка, они нам приснятся!
— Вы что, издеваетесь? — испугано спросила я. Да уж, храбростью я никогда не отличалась и всего потустороннего боюсь до одури.
— Нет, — отчеканила дама с лисой на шее. Бедный зверек… — Назови мир.
«Была не была, лишь бы дамочка отвязалась», — подумала я и ответила-таки маньячной особе:
— «Тетрадь смерти»!
— Нууу, — взвыл мой личный красноволосый кошмар, а тетя-палка выдала:
— Да будет так! У каждого будет задание, и лишь выполнив его, они вернутся назад!
— Чего? — опешила я, но женщина развернулась на каблуках туфлей-лодочек и быстро зашагала прочь со двора. Я кинулась за ней, но почему-то догнать не могла. Казалось, что «дитя Энма-чо» летела, не касаясь земли ногами, хотя усердно их переставляла. Как только она скрылась за поворотом, я поняла, что искать ее бесполезно. Она уже далеко.
— В мой мир пришла мистика, — пробормотала я и вернулась к Юле — выслушивать получасовую отповедь на тему: «С друзьями так не поступают».
— Греллюшка, успокойся, — взвыла я через тридцать минут нытья и обвинений в мой адрес. — Ну ты же любишь Ягами — он тебе приснится. Радуйся.
— Тоже верно, — просияла Юля, и мы решили возвращаться домой.
Но не все так просто, как кажется: подойдя к родной пятиэтажке (мы с Юлей живем на втором этаже, кстати), мы заметили в кустах странное белое пятно. Любопытство сгубило кошку, Варвару из поговорки и анимешницу — я полезла в заросли шиповника, которые ЖЭК упорно отказывался вырубать.
Мама миа… Я шокированно замерла. В кустах на корточках сидел парень лет двадцати пяти в старых потертых джинсах, видавшей виды белой застиранной водолазке и стоптанных кедах. На голове парня было самое настоящее воронье гнездо, хуже, чем у незабвенного Гарри Поттера, вот только очков у него не было — у него были глаза несчастной поддатой панды, ищущей в мире справедливость во время ее отпуска. Черные тени явно не были фингалами, да и за косметику их принять было невозможно — он просто мало спал. Он косплеит L? Или… Странная мысль постучалась в виски, но дверь я ей не открыла. Я не псих — никого нет дома… Это не может быть сам L! Ну правда! Ведь правда?..