Наши крылья растут вместе

— На А380 центр приложения сил впереди самолета, то есть меньше качает в начале салона, — недовольно произнес Даниэль и Оливия тут же перевела взгляд на него. Он складывал летные документы на столе, полностью поглощенный этим важным делом, не смотря даже в сторону бортпроводников. Кто и где работает— это не его дело, этим занимались Келси и Джуан. Но он не мог промолчать, когда англичанка явно лгала. Скорее всего ей было это известно, она придумывала причину, чтобы не входить в кабину к пилотам. Хотя Даниэль был не против этого.

Он мельком посмотрел на нее и встал со своего места, одевая зеленый жилет.

— Тогда я ставлю тебя работать в середину салона, Оливия, — произнесла Келси, — там точно не укачает.

Оливия удовлетворенно кивнула и, схватив чемодан за ручку, быстро пошла к выходу, катя его за собой. Пройдя по длинному коридору она вышла в зал вылета, почти налетая на большой рекламный щит авиакомпании "Arabia Airline", стоящий у стойки регистрации пассажиров. Смотря на него и не веря в то что видит, она удивленно подняла брови.

— О, Боже, — прошептала девушка, смотря на себя же.

На фоне нового Аэрбаса она и Даниэль среди огней самолета улыбались, смотря прямо друг другу в глаза. Она помнила этот момент. Она прекрасно помнила, как фотограф просил пройтись рядом с самолетом, а они шли и смеялись, подшучивая друг над другом. Сейчас это было воспоминанием, запечатленным на пленку, показанным на всеобщее обозрение. Авиакомпании "Arabia Airline" рекламировала дружеское отношение среди экипажа, но помня тот момент, Оливия не видела ничего дружеского. Уже тогда в ее глазах присутствовал блеск и вожделение. Она видела его сейчас, надеясь, что его больше никто не заметит.

Решив рассмотреть взгляд Даниэля, девушка сделала шаг к плакату, нахмурив брови, видя его улыбку. Она рефлекторно улыбнулась, вспоминая ее в живую. Капитан "Arabia Airline" молодой, красивый, статный мужчина с внешностью бога дарил свою улыбку ей, смотря прямо в глаза. Она так и не смогла определить, что скрывается в его взгляде. Но вчера он был другим, и Даниэль не улыбался.

— Надеюсь, к нашему возвращению это уберут, — шелк обволок ее слух, и Оливия обернулась, смотря на Даниэля. Он подошел так тихо, что испугал ее.

— Если не уберут, то я лично сожгу, — прошептала она, хотя мозг думал о другом. Этот плакат был чарующим, завораживающим, противоречащий всем канонам ислама и что странно— самой авиакомпании "Arabia Airline", которая была против отношений на борту. И тем не менее, Мухаммед дал согласие на такую вольность— как капитан и стюардесса улыбаются друг другу. Надпись сверху комментировала этот снимок: «Все лучшее мы дарим вам». Но она не подходила к снимку.

— Я бы назвала: «Все лучшее— это пережитое плохое», — Оливия вспомнила Гамбург и купание в холодном бассейне, страх от полета на высоте сто футов с резким разворотом назад.

— «Все лучшее— это забытое старое», — Даниэль уже мечтал потерять память в отпуске и никогда больше не вспоминать эту девушку.

Он обошел Оливию и направился к выходу на самолет, слыша голоса людей своего экипажа у себя за спиной. Теперь они тоже увидели рекламный плакат, высказывая свои мнения о нем. Но он не хотел их слушать, удаляясь все дальше и дальше, пока голос Оливии не остановил его:

— Вчера не успела сказать тебе спасибо, ты так быстро ушел.

— Быстро? — Усмехнулся он и пошел дальше, — еще часа два возился с твоим краном.

— Я уснула, — солгала девушка, — спасибо.

— Пожалуйста.

— Ты забыл свои инструменты.

— Оставь их себе.

Он говорил сухо, казалось, его голос превратился в скрежет металла. Но это было и к лучшему. Сейчас отдалиться от Даниэля было необходимо.

Они ступили на борт самолета и пошли в разные стороны.

Глава 28

Работать в середине салона оказалось сложнее: пассажиров было больше, и Оливия отбила все ноги, разнося им еду, напитки и пледы. Не было времени думать о себе, лишь Нина, работающая рядом, временами напоминала о рекламном плакате в аэропорту:

— Это просто фантастика! Эта фотография лучше, чем у нас с Марком. Ты прославилась на весь Дубай.

— Так уж на весь, — недовольно отвечала Оливия, не желая слушать больше комментарии по этому поводу.

— Если бы я не знала, что вы работаете в одном экипаже, то думала, что между вами что — то есть, — Нина хитро улыбнулась, смотря лукавым взглядом на подругу, — как мы выяснили все пилоты кобели и Даниэль один из них, но все-таки не думаю, что он потерял свою недоступность.

— Не потерял. Будь уверенна.

Свободная минута выдалась лишь за два часа до посадки. Пассажиры спали и Оливия села в свободное кресло, смотря в окно и любуясь белоснежной махровой ватой, разделяющей их от земли. Она вспомнила маму и ее рассказ о том, как они с отцом впервые увидели друг друга на рейсе в Рим. Наверно ее мать порхала от счастья весь полет и ей некогда было любоваться видами в окне.

Облокотившись на спинку кресла, Оливия попыталась представить себя в роли матери, она попыталась на секунду представить себя ею, почувствовать то, что чувствовала Джина 25 лет тому назад. Прыгало ли ее сердце от любви? Стучало ли оно сильнее при виде Джона? Или как сейчас у Оливии— замолчало, потому что ее глаза случайно увидели Даниэля, идущего по салону. Он прошел мимо. Молча. Он уже не дерзил ей, не издевался над ней. Он просто молчал и это было странно.

Меньше всего Даниэлю сейчас хотелось разговаривать с ней. Каждое ее произнесенное слово, будоражили все нервные клетки. Он понимал, что еще немного и перестанет контролировать себя. Но этого нельзя допустить.

Проходя мимо Оливии, смотрящей в окно задумчивым взглядом, он прошел молча. Поднявшись на второй этаж, он подошел к барной стойке, за которой работал бармен — стюард Алекс:

— Что будите пить, капитан: чай, кофе, сок?

— Воду, — Даниэль сел на высокий стул, положа руки на барную стойку и сцепил их в замок. Стюарт поставил перед ним стакан с водой:

— Три месяца, Даниэль, большой срок. Как ты будешь без неба?

Капитан пожал плечами, не находя ответа. Он еще не думал над этим. Но он точно уже решил, что послезавтра вылетит в Аликанте к матери и сестрам, которых уже не видел пять лет. В родном городе с родными людьми он надеялся не вспоминать о работе.

Оливия зашла на кухню, слыша восторженные голоса стюардесс. Они старались говорить тише, но от переполняющих эмоций это давалось сложно. По центру стояла Дженнет, держа вытянутую правую руку, остальные пристально ее изучали.